Zвуки Времени - Евгений Харин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Янычар и потом долго не мог угомониться в описании своих впечатлений. Особенно его воображение поразила странно мерцающая лампа под потолком диско бара: "Я ее часа два рассматривал".
Рассказывал он и о том, что некоторые по возвращении из польско-венгерского оазиса социализма, не выдержав низвержения в унылый ад своей заколюченной Родины, с похмелья в ожидании кары за
"недостойное поведение" совершали самоубийства. Впрочем, такому испытанию подвергали только "политически грамотных", то есть тех, кто "правильно себя вел". Голосовал вместе со всеми "за", ходил на демонстрации и собрания, был членом партии или, хотя бы, комсомольцем-активистом, не рассказывал анекдотов про Брежнева и не восторгался Западом. С моими умонастроениями надеяться было не на что. Ну, а Чижа, не взяли даже в школьную поездку в Ленинград: "Да ты там, в Эрмитаже, уставишься на голые статуи, – опозоришь всех нас!"
Летом 1980 года после окончания Олимпийских игр в Москве, бойкотируемых странами Запада из-за военного вмешательства СССР в
Афганистане, началось тотальное глушение зарубежных радиостанций.
Несколько месяцев я чувствовал себя отрезанным от внешнего мира.
Особенно бесила нас с Изеговым невозможность прослушивания концертов рок музыки. К счастью, вскоре я нашел некоторый выход из создавшейся ситуации – научился переделывать диапазоны в приемнике в сторону более коротких, чем по советскому стандарту, волн, где глушилки не так зверствовали. Со временем я стал переделывать диапазонные планки в приемниках всем желающим, внося, таким образом, посильный вклад в борьбу с коммунизмом. Но нет худа без добра. Ранее все силы
"глушителей" бросали на "Свободу", а теперь они равномерно распределились на западные радиостанции, включая ВВС, "Голос
Америки" и "Немецкую Волну". "Свобода" пошла даже лучше других.
Когда Грехов в первый раз услышал выступление Солженицына и другие передачи "Свободы", то был поражен: "Слыхал разное, но такого!.."
Рассказывали там много ужасов о нашей "замечательной советской родине", о ее настоящих и мнимых героях, о пытках в тюрьмах и концлагерях, издевательствах над инакомыслящими. За четверть века я узнал бездну фактов, прослушал сотни книг и документов, воспоминаний очевидцев, тысячи репортажей. Это был мой Главный Университет.
15. Boat on the River.
Летом у нас появился новый знакомый. Прибыл он из Ганинской психбольницы, где лечился от белой горячки, а потому какое-то время после этого воздерживался от спиртного. Впервые мы с ним случайно встретились в северной бане. Чижиков считался большим любителем попариться и смыть грехи. "С легким паром, с чистой жопой!" – его прибаутка. С Ваней, старым фарцовщиком и меломаном, он был знаком давно. В начале семидесятых тот привозил с юга гибкие пластинки на костях с записями западных боевиков и продавал у нас по три рубля. В том числе знаменитые вещи Shocking Blue, вызвавшие ажиотаж среди слободских рокменов, принявшихся подбирать аккорды и сочинять русские слова.
После бани пошли к нему домой, – Ваня жил у матери где-то на
Полевой. На вшивеньком "Аккорде" он ставил неплохие пласты, которые, видимо, брал в Кирове у друзей.
Ваня давал записывать диски в своем присутствии за пять рублей.
Однажды он принес Styx и был сильно удивлен, когда я не проявил интереса к этой классной пластинке. Второй магнитофон – на первом делали запись Изегову – оказался заранее спрятан в чемодане и включался дистанционно! К сожалению, подобную авантюру для конспирации удалось проделать лишь раза два.
Вскоре Ваня устроился работать лесником и поселился в маленькой избушке у леса, где мы частенько собирались поболтать и слегка выпить сухого вина. Как-то в подпитии Ваня признался, что был в армии осведомителем. После этого я перестал ему доверять, то есть, высказываться при нем на политические темы. Один раз он предложил нам подписать обращение с какой-то коммунячьей инициативой или протестом. Такие бланки частенько печатали в "Комсомолке", – надо было вырезать его, подписать, наклеить марку и бросить в ящик.
Где-то их собирали в мешки и слали далее капиталистам как выражение общественного мнения советских людей. Я подписался Ваня Чемоданов, а
Чиж – Чонкин. Мы были знакомы с этими героями антисоветских сатирических произведений по зарубежным передачам. Дядя Ваня не понял юмора, но заподозрил подвох. С той поры мы стали звать его
Ваня Чемоданов.
Глядя на меня, в 81 году Ваня провел несколько танцевальных вечеров в седьмой школе. Готовился он тщательно, все текстовки писал печатными шизофреническими буквами, а соседние предложения выделял различными цветами. Видимо он был моим первым последователем.
16. В зените славы.
Директором единственного в городе ресторана "Север" был деловой мужик лет сорока и почти интеллигентной наружности. Когда мы пришли к нему с предложением вести дискотеку, он сходу согласился. По пятницам там обычно бывали свадьбы и пару раз к тому времени мы уже засветились. Нам дали вечера по вторникам и четвергам с 7 до 11 часов. В выходные дни играл кабацкий ансамбль. Платить обещали 30 рублей за вечер, что и было исполнено. Во вторник 26 августа 1980 года мы открыли самый веселый период своей общественно-политической деятельности.
За лето мне удалось собрать свою первую любительскую электронную конструкцию – цветомузыкальную приставку на четыре фонаря. Чиж получил разгрузку. Радиодетали крепились к двум картонным платам, дефицитные тиристоры продал Шура. Ввиду простоты схемы, прикосновение к металлическим деталям аппаратуры каралось не всегда безобидным пощипыванием. Чуть позже я сделал более совершенную приставку. Кроме этого смастерил микшерский пульт с четырьмя индикаторами уровней, что значительно повысило оперативность и качество балансировки каналов. Теперь я мог делать необходимые трюки: мгновенно и бесшумно переключаться с одного магнитофона на другой, смешивать сигналы и контролировать их по наушникам. Два фонаря могли работать в режиме близком к стробоскопическому эффекту, при этом частоты мигания регулировались в широких пределах. Свет в зале гасили почти полностью – хватало нашего. В довершении картины, на колонках, чемоданах для переноски аппаратуры и наших майках появились надписи Звуки Времени.
Рассказывать что-либо серьезное полу пьяной публике бесполезно.
Поэтому прогоны ограничивались легким юмором (по мере сил) и редкими анекдотами про рок звезд. Главным была музыка, погружение в англоязычную атмосферу. Молодежь всех возрастов отрывалась от совкового быта. В первый вечер из нового крутил Village People.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});