Французская любовь - Елена Смехова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и отказывать я, кстати, умел. Когда замечал, что мною начинают манипулировать. Этого я не позволял никому. Никогда.
— Жерар, милый…
О, эти чарующие капризные напевы…
— Да, ма шерри!
— Через два дня мне улетать, а ты так еще и не познакомил меня со своей компанией. Обещал же, плутишка!
Не помню я что-то подобных обещаний. Разве что в любовном угаре расщедрился?
— С кем? Милая, разве мы не договаривались? Ни слова…
— Помню-помню, — легкое раздражение в голосе, — …ни слова о том, что не касается нас двоих. Нам так хорошо… не будем терять время и опускаться до пошлых выяснений… не будем усложнять… не будем отвлекаться на банальности… Что там еще ты мне вливал? Ах, да. Самое главное. В вашей семье все браки свершаются в соответствии с традициями, с положением…
Голос окончательно поскучнел, пыл как-то слишком резко угас:
— С родословной…
— Момент, но мы достигли договоренности!
Яркая вспышка в мозгу: что за номера?!
— Ты же, ты же сама охотно согласилась! Или… или это была не ты?
— Это была я.
Кротко:
— Конечно, милый, мне нужен только ты…
Вздох:
— …И ровно столько, сколько нам отведет судьба, мы будем счастливы.
Глубокий вздох:
— …Ничего подобного в моей жизни до встречи с тобой не случалось…
Глаза наполнились хрустальными слезами:
— …Когда мы соединяемся, я уже не принадлежу себе, я продолжаю лгать мужу и родителям, чтобы лишний раз пережить слияние с тобой, испытать этот сумасшедший восторг. Ты же знаешь…
Хм, звучит убедительно…
— Мне не нужно от тебя ничего боле!
Тут, пожалуй, излишне пылко…
— Я состою в благополучном браке, муж меня обожает, — подожди, не перебивай! — И ничего в своей жизни я менять не собираюсь!..
— Тогда что за тон и разговор ты себе сегодня позволила?
— Ну… просто…
Безропотный взгляд из-под пушистых ресниц:
— Просто ты сам позавчера…
Ах, ну да. Позавчера было воскресенье… непреложный обед у родителей… пришлось оставить ее одну, вмиг поникшую, одну… вот и пожалел… ляпнул сгоряча: мол, в следующий раз пойдем вместе. Полагал, что следующий раз весьма эфемерен. А она, ишь ты — зацепилась. Выходит, пора закругляться. Пока не поздно…
— Ты куда, милый?
— Пора вставать, нужно делать дела… — Холод в голосе (довольно нежностей!).
— Ну уж нет, я тебя не пущу…
Прыг сверху, и сразу — ластиться, ластиться!
— …У нас еще не было утренней гимнастики.
— Сегодня сделаем перерыв. — Говорю как можно тверже, стараясь не глядеть в ее сторону.
— Ах, вот как?!.
Опережая меня, вскакивает, ловко хватает со стула мои брюки, одним движением выдергивает из них ремень и — застывает с вызывающим видом нагой амазонки.
— Верни ремень!
— Ты хочешь получить ремень? Или ремня? Сознавайся, паршивец!!!
— Ты… что ты себе такое позволяешь?
— А вот что: послушай, ты меня огорчил.
Глаза недобро сужаются, взгляд становится незнакомо колючим, а тон — леденяще надменным:
— Ты показал себя сейчас злым, непослушным мальчиком. А плохие мальчики должны получать по заслугам!
И, не дав прийти в себя — хлясть ремнем по бедру! От неожиданности теряю равновесие, падаю навзничь на постель, а эта… чертовка… принимается охаживать ремнем мои мягкие ткани.
Все сильнее и сильнее:
— Плохой мальчик, невоспитанный! Я научу тебя правильно разговаривать с госпожой! Со своей повелительницей! Ну-ка, признавайся, кто я? Кто?
— Перестань!
Перед глазами начинают проплывать знакомые фиолетовые круги… Как когда-то… как тогда…
— Скажи, кто я тебе?
— Прекрати!
Задыхаюсь… сопротивляться нет сил, волю словно бы парализовало…
— Пока не признаешься, не перестану! Давно тебя не пороли, поганец этакий?
Откуда она узнала? Как догадалась?
Такого острого блаженства я не испытывал с детства.
Еще, о, еще… госпожа!
— Что ты сказал? Не слышу! Громче!
— Госпожа моя…
— Куда мы сегодня пойдем?
— Куда прикажешь. Только перестань. Больно!
— Ты представишь меня друзьям, познакомишь?..
— Да! Да! Хватит!
— Ну-ну, вот и славненько… Больше не буду… не плачь, мой сладенький… хороший мальчик… дай я тебя приласкаю… иди ко мне…
Я погрузился в отчаяние. Моя детская боль, наглухо замурованная в глубинах памяти, была внезапно растревожена — выпущена на волю этой… чертовкой в ангельском облике!
Надо срочно выпроваживать ее. Отправлять восвояси — к мужу, к родителям… Пока она окончательно не возымела надо мной власть.
Чертовка ликовала. А я проиграл. И — вследствие этого повел ее в ресторанчик в районе Монпарнаса. Поужинать и… познакомить со своими друзьями. Серьезная, дружище Жерар, уступка принципам…
Законы нашего общества диктуют свои условия: если ты представляешь окружению некую даму, значит, ваши с ней отношения гораздо серьезнее, нежели банальная, непродолжительная связь.
Кроме Мадлен, ни одна из моих подруг не удостаивалась подобной чести. Но Мадлен — особый случай. Идеальное воспитание. Надлежащее происхождение. Незапятнанная репутация. Безупречные манеры. К тому же моя кузина.
Мадлен уже с момента своего рождения была уготована мне в жены. Судьбой и нашими родителями. (Что, собственно, одно и то же.) Так было принято в наших семьях исстари.
Именно Мадлен сопровождала меня на всех этих значимых мероприятиях, где предписано было появляться только парами. Сколько себя помню, столько она и числилась в моих невестах, а моя семья — с каждым годом все настойчивее — всеми силами подталкивала меня к принятию окончательного решения.
Все в Мадлен было складно, все меня устраивало — ум, образованность, любовь к порядку, приятная внешность, но… ее чрезмерная прагматичность действовала на меня отрезвляюще всякий раз, как только я задумывал «остепениться». Другими словами, поставить точку на своем холостяцком бытии.
И меня абсолютно не волновало, каково при этом ей. Я даже не задумывался о запасе терпеливого достоинства этой женщины. Ведь мы оба знали, что рано или поздно наши судьбы соединятся. Но отчего-то каждый раз, целуя Мадлен, я испытывал чувство одиночества и дискомфорта. И потому откладывал, оттягивал момент неизбежности брака на все более неопределенный срок. «Женщины ищут в браке счастья, мужчины ставят на карту свое». Очень верно сказал Оскар Уайльд.
Мои друзья встретили русскую гостью сдержанно, я бы даже сказал — слегка настороженно. На аперитив дамы заказали шампанское, а она — kir: по всей вероятности, название вызвало у нее какие-то ассоциации. Однако, отведав kir — белое вино с черносмородиновым ликером, не смогла скрыть своего разочарования: «И только-то?»
— В который раз вы в Париже?
— Впервые.
— Каково же первое впечатление?
— Знаете, Париж превзошел все мои ожидания!
— Приятно слышать. И что же вам понравилось больше всего?
— Меня, поверьте, восхитило все увиденное: архитектурные сооружения, парки, музеи… Буквально все! А теперь… еще и парижане…
— Как это мило, мерси. Вам только не повезло с погодой. В это время года Париж не особенно романтичен, вы не находите?
— Не знаю… Мне кажется, он хорош всегда. У нас в России говорят: «Увидеть Париж и умереть!»
— О, прелестно!
Никаких лишних вопросов — обычная светская болтовня, вежливые улыбки, дегустация блюд… Ради русской гостьи заказывается графинчик с ледяной водкой.
— Приятно познакомиться с очаровательной коллегой нашего дорогого Жерара! Ваше здоровье, мадам!
Все поднимают рюмки и, не чокаясь, осторожно пригубливают неродной напиток.
— Благодарю вас. Мне также очень приятно познакомиться с ближайшими друзьями… коллеги.
— Что вам еще удалось посмотреть в Париже?
— К сожалению, я не успела посетить все, что запланировала, ведь я приехала в командировку, по служебным делам.
Так ты, оказывается, в командировке, чертовка?!
— Но благодаря вашему другу мне посчастливилось попасть и в Лувр, и в Национальный центр Жоржа Помпиду, и в музеи Бальзака, и Родена, и конечно же в Музей кино.
— Когда же вы все это успели?
— Знаете ли, русские вообще чрезвычайно выносливы. Жаль, что в сутках только двадцать четыре часа. Я, увы, не охватила еще очень многого.
— Что же, к примеру?
— Например, Дворец открытий, кладбища Сент-Женевьев-де-Буа и Пер-Лашез, катакомбы и канализационную сеть Парижа. Но это я решила оставить до следующего приезда.
Не понял. До следующего?..
— Вы планируете приехать еще?
— Разумеется!
Спасибо, что поставила в известность.
— Если позволите, у меня тост. Давайте наполним рюмочки, поднимем их и… чокнемся. У русских есть хорошая поговорка: «Между первой и второй — промежуток небольшой!»