Перстень Рыболова - Анна Сеничева

– Благодарю, – Лэм забрал свою пудовую находку и устроился в кресле.

Леронт откупорил бутыль «Люмийского истока» и разлил вино по бокалам. Напольные часы в деревянном футляре со звоном пробили восемь.

– Вы ведь так и не ответили. Я говорю про стихи Расина.

– Мне кажется, нам скоро предстоит путешествие в «гавань в позабытых странах», на родину его светлости. Нынче днем он получил письмо от короля Алариха, был сам не свой.

– Догадка верна, но в ту самую гавань вы не попадете, будьте уверены. Расин писал не просто про Лафию, а именно про город, где он жил когда-то. Там, «на вечных берегах весны» и остался Серен, который теперь никогда не постареет. На траурных портретах не стареют…

– Как я понял, король совсем плох, – продолжал граф. – Говорят, впадает в слабоумие, и по временам страдает приступами меланхолии.

– Да слышал я эту сплетню, – по лицу Лэма прошло брезгливое выражение. – Еще у себя на родине, на Юге, слышал. Там при дворе это привычный разговор, как о погоде обмолвиться. Но никого из тех, кто болтал, не могу назвать людьми достойными. – Фиу закрыл глаза и через мгновение открыл их. В его зрачках ярко горели две свечи.

Леронт покачал бокал, разглядывая в рубиновом напитке тонкую взвесь.

– И надолго едем, как думаете?

– Там видно будет. Если все хорошо, то к лету вернемся.

– А если нет?

– Ну, тогда за удачу. – Лэм взял бокал и протянул Леронту. Звякнул хрусталь.

– За удачу… – эхом повторил чародей и по-кошачьи прищурился, глядя на огонь.

II

Через три недели после этого разговора Расин уже был в Лафии.

Апрельский дождь пролился над городом до последней капли, и снова отразилась в морях безоблачная высь. Солнце клонилось к закату. Когда угасающее светило коснулось башен Лафардской арки, Расин шевельнулся, отпустил мокрые перила и двинулся дальше. Славный вечерок выдался, безмятежный, как вода залива в штиль.

Лестница с чугунными перилами начиналась у подножия Андорских высот и вела к воротам королевского парка. Между лестничными маршами в двадцать ступеней открывались смотровые площадки, обращенные в разные концы города.

Россыпью золотых огней лежала гавань. Вдоль нее берег облепили домишки Старых верфей с веселой и неунывающей беднотой, где все – Расин это знал – было настоящим: и горе, и радости, и городские легенды. С другой стороны растеклось море зелени, темное в сумерках, в котором посверкивают шпили Асфеллотских особняков. Золотые спицы ловят закатные блики, словно перемигиваясь. Вон гомонит, суетится в своих извилистых улочках Лафия торговая, ремесленная, оканчивая полный забот день…

Расин встал на верхней площадке и обвел взглядом город, чувствуя, как защипало в горле.

– Вот я и вернулся, – тихо сказал он. – А ты все такая же, как была…

Пальцы коснулись витого узора на перилах. Князь не глянул на него, без того знал, что это было. Лестницу строили давно, до смены династий, и остался кое-где герб старого правящего рода – скрещенные ветви лимонного дерева, в которых извивался серебряный змей.

Асфеллоты.

Уже триста лет не правят они на Востоке, их свергли за жестокость и мятежи против Лакоса, но изжить память о них вряд ли удастся. На всем здесь стоит их тяжелая печать, даже само слово «Лафия» – Асфеллотское. «Лимонный сад»…

Холодное скользкое серебро на ощупь казалось змеиной чешуей. Расин брезгливо убрал руки с перил, и тут же в спину уперся пристальный взгляд. Взгляд не враждебный, но князь по привычке обернулся так быстро, что любой на месте Леккада Селезня отпрянул бы. А глава королевской стражи и не моргнул: стреляная был птица. Абы кто правой рукой Алариха двадцать лет не продержится. При виде его отлегло от сердца: старый лафиец почти не изменился. Только серебра в бороде прибыло.

Селезень стоял перед князем на коротких кривых ногах, такой же, как и восемь лет назад, бодрый, кряжистый, заросший сиво-седым волосом. Стоял, засунув большие пальцы под ремень, и смотрел на князя снизу вверх. Смотрел долго, удивленно, а под конец одобрительно кивнул.

– Приветствую, Расин, – хрипловатым голосом выговорил он. – Вот и привелось свидеться, хвала Рыболову. Как вас нынче величать, не знаю даже, – он кашлянул, скрывая смущение.

– Величают «его светлостью», а тебе можно, как раньше, – в тон ему ответил князь. – Король Аларих извещен о моем приезде?

– Он ждет в Арсенале. Вы, небось, забыли уже, где это?

– Башня-семерик неподалеку от Фонтана. Помню. Нет, провожать не надо.

– Погодите малость, – Леккад остановил князя. Взял Расина за пуговицу, потянув на себя, как делал всегда, желая, чтобы его выслушали внимательно. Дремучие брови сошлись над переносицей. – Уважьте просьбу. Дядя ваш нехорош…

– Я наслышан, – коротко ответил Расин.

– Это видеть надо. Он, видите ли… гм… некрасиво выходит…

– Говори уже как есть.

– Отношения все выясняет с привидением Серена, царствие ему небесное. Сам не раз слышал. Сначала-то король признавал, что с ним вроде не все гладко, к лекарям обращался. Теперь бросил это дело. А вы потише, Расин, старое не вспоминайте, спрашивайте поменьше…

– …уйдите побыстрее, да и вообще, сели бы на корабль и отправились бы назад, – раздражаясь, закончил князь. – Прости, Леккад, я устал с дороги. Благодарю за совет, – Расин отнял пуговицу и направился в парк.

Селезень долго смотрел ему вслед, пока Расин не скрылся за деревьями.

…Хвойный запах кедров мешался со старыми воспоминаниями и кружил голову, как «Люмийский исток» доброй выдержки – мягко, звеняще. Расин шел самой глушью, не торопясь, растягивая радость встречи.

В глубине парка куковала кукушка. Нежный и тоскливый голос далеко разносился вокруг. Дробно застучал дятел.

Повеяло прохладой. Расин знал, что сейчас деревья разойдутся, и покажется Фонтан, заросший листьями белокрыльника. Когда-то стояла здесь часовня, где был погребен король из прежней династии. Вроде грозой его убило… Часовню давным-давно разобрали за ветхостью, а Фонтан оставили. Он доживал свой век безо всякого пригляда – нынешние обитатели Ла-Монеды его не жаловали. В пожелтевшей чаше скапливалась вода – всегда холодная, как лед. А на поверхности появлялись иногда лепестки желтых роз. Расин еще ребенком знал об этой странности. Откуда они брались, было загадкой: желтые розы в королевском парке не разводили.

Между деревьями мелькнул светлый мрамор Фонтана. А рядом с ним стоял, склонив голову, кто-то чужой. Был он хрупкий и невеликого роста, больше издалека не углядишь. В руках незнакомец держал желтую розу. Осторожно взял цветок, сжав в ладони, поднес руку к воде, и на холодную гладь скользнули лепестки, как поминальные лодки. Постоял еще c минуту, поднял голову и встретился глазами с Расином.

«Это еще что за новости», – с неприятным удивлением подумал князь.

«Кого это принесло на ночь глядя», – мелькнуло у Лорана.

Его светлости было не с руки задерживаться, и он двинулся дальше. Асфеллот проводил князя подозрительным взглядом. Тонкая бровь дернулась от неприятного предчувствия.

Вечер сгущался, и к Арсеналу подступала тьма. Расин, увидев издали светящиеся стрельчатые окна, остановился, чтобы унять сердце. Десять лет назад эта семиугольная башня из грубого камня казалась ему осколком настоящей крепости и внушала страх перед царственным родственником, который имел обыкновение решать здесь важные дела. Теперь же эта садовая башенка с крохотными зубцами так хрупко смотрелась под огромными деревьями, что хотелось взять ее в ладони.

Князь, замедлив шаги, подходил к раскрытой двери. Галька, усыпавшая дорожку, шуршала под ногами, ветки задевали по лицу, и все казалось – кто-то крадется сзади. В парке такое бывало, Расин не обратил внимания. Вот он остановился на пороге, глядя на старого короля, сидевшего за столом. А на столе, как и прежде, лежали бумаги. В строжайшем порядке. Расин, глядя на них, уже мог понять, где письма провинций Лафии, где приказы, где казначейские бумаги, а где переписка с посланниками.

Расин все стоял, не решаясь переступить порог, и смотрел на дядю. А король брал одно письмо, откладывал, хватался за другое, и снова оно ложилось на место. В этот вечер дела не шли. Тут Аларих поднял голову. Тяжело поднялся, только скрипнуло в тишине старое кресло.

– Расин… Ты!

…Лоран вздрогнул. Королевский племянник! «Так скоро!» – прошептал Асфеллот, растеряв на мгновение всю спесь. Он прокрался сюда вслед за Расином, движимый внезапно привязавшимся чувством тревоги. Его шаги и слышал князь. Теперь Лоран стоял в тени, прижавшись к стене. Сколько же времени прошло с того разговора – день, два? Какой же поганый ветер принес сюда этого князька?

Стой, Змееныш, приказал себе Лоран. Еще увидим, чего он стоит, может, жидок на расправу окажется, послабее Алариха, с сомнением подумал Асфеллот, вспомнив взгляд его светлости. Ладно, там видно будет.