Генералы песчаных карьер - Гера Фотич

Кому в Москве направить ходатайство Раджа сказал, и вскоре пришло разрешение.

Через месяц после начала строительства, Раджа принёс ему конверт с деньгами. Сумма постепенно увеличивалась вместе с увеличением количества объектов.

Конечно, Игнатов задумался, откуда такие деньги. Не зеки же дают попам милостыню. И хотя он догадывался об их происхождении, твёрдо решил для себя, что это благодарность церкви.

Прошло больше года.

Ситуация привлекла к себе внимание после гибели отца Иоанна. Смерть которого, потянула за собой обнаружение хищений при строительстве объектов.

Непонятно зачем он полез на строящиеся леса. Может, чтобы проверить работу. Или усладить свой взор, чувствуя себя всевышним.

Множество заключённых, крестясь, с ужасом рассказывали, как резкий порыв ветра приподнял деревянные балки вместе с попом и бросил их на груду кирпичей. Прокуратура не стала возбуждать уголовное дело, сославшись на несчастный случай. Верующие решили, что это кара божья за украденные деньги.

Позже Раджа рассказал Олегу, что поп был слишком любознательный и, скорее всего, стучал на ФСБ.

Последнее подтвердилось почти сразу. После закрытия дела, пожаловали гости из данного ведомства. Двое в коричневых костюмах с короткими стрижками, один лет под тридцать, другой ближе к сорока. Стали угрожать Игнатьеву разоблачением в организации поставок наркотиков на зоны.

Игнатьеву было смешно глядеть на этих самоуверенных, напористых оперативников, и он делал грустное лицо, на всё соглашаясь.

Позже вызвал на встречу Раджу и передал содержание разговора. Тот клялся и божился, что к наркотикам отношения не имеет. Но в следующий месяц в принесённом им конверте денег оказалось в полтора раза больше.

Открыв дверь своим ключом, Игнатов осторожно зашёл в квартиру. По громкому храпу, раздававшемуся из спальной, он понял, что жена спит. Её сон в последнее время был крепок и выразителен. С тех пор, как год назад на праздновании юбилея в ресторане, он познакомился с прокурором района, её шефом, Игнатов был уверен — жена в надёжных руках.

— Ну что с того? — думал он, — какая женщина не изменяет своему мужу? А здесь и человек не простой и умный и заботливый. Квартиру выделил. Поможет, если что.

За этот год из простых следователей она стала помощником прокурора по надзору. Олег понял, что карьера жены попала в нужное русло и теперь не стоит волноваться. Видимо так же считала и сама жена. Она стала спокойной и уверенной.

Игнатов разделся и прошёл на кухню, чтобы перекурить перед сном. Но сидя на табуретке, в конце коридора через приоткрытую дверь детской увидел две блеснувшие и погасшие в темноте искорки. Затем ещё раз. Он понял, что сын не спит. Ему было десять. Олег зашёл в детскую.

Сын сидел на кровати, откинув на спинку изображающей капот автомашины, пуховое одеяло. Его тонкие ноги, согнутые в коленях, были прикрыты длинной белой ночной рубашкой. Он обнимал их руками, прижимая к животу и глядя в тёмную стену, где висел блестящий, недавно купленный дартс, с воткнутыми в него стрелами.

— Санёк, ты чего не спишь? — как можно ласковее спросил Игнатов, присаживаясь рядом и включая ночник на тумбочке.

Погладил парня по голове. Хотел взъерошить ему волосы, но увидев в глазах сына слезинки, не стал.

— Приснилось что? — спросил Игнатов, обнимая сына за плечо правой рукой и прижимая к себе.

Санёк помотал головой.

— Обидели? — продолжал ласково расспрашивать Олег.

Сын снова замотал головой. Затем протянул руку и взял с прикроватного столика дощечку с прикрепленным к ней чистым листом бумаги. Карандаш держался на скрепке.

«Папа, я буду говорить?» корявым неровным почерком написал Санёк и протянул дощечку отцу, с надеждой заглянув к нему в глаза.

— Конечно будешь, родной! Конечно! — прочитав детские каракули, успокаивающе произнёс Игнатов.

Он вновь почувствовал, как неимоверно сложно выдерживать этот детский открытый взгляд, идущий прямо тебе в душу. Улыбаться ему навстречу и не единым движением тела, дрожанием рук, морганием ресниц не выдать своих сомнений.

Взгляд сына медленно, словно луч рентгена просвечивал его насквозь, изучая биение сердца, частоту дыхания, улыбку на наличие микрона лжи. И в очередной раз, поверив отцу, бросил дощечку в сторону, вскочил с постели и бросился Игнатову на шею так, что свалил его на смятые простыни и оказался сверху. Обнимал, прижимаясь к отцовской щеке, что-то мычал, как новорождённый телёнок, похожее на стенания пытающиеся разбудить лавину накопившейся не высказанной многолетней речи, выплеснуть её наружу.

Игнатов прижал голову сына к своей шее и почувствовал, как из уголков его глаз стали тайком выкатываться слёзы. Смачивая седые волосы на висках, стекая друг за другом дальше, стыдливо скрываясь в ушных раковинах, словно чувствуя свою несвоевременность.

Он дотянулся до выключателя и погасил свет.

— Спи малыш, — уверенным спокойным голосом сказал Олег, — Спокойной ночи! Всё будет хорошо. Я побуду рядом, пока ты уснёшь.

Игнатов хорошо помнил, как пять лет назад соседская собака напугала Саньку. От неожиданности он споткнулся, упал затылком и потерял сознание. В больнице пришёл в себя, но разговаривать перестал. Уже не верилось, что до падения он читал наизусть стихи. К кому только не обращались они, никто помочь не мог.

Как-то, стоя в очереди к одной колдунье, Игнатов услышал разговор просительниц о том, что дети расплачиваются за грехи своих родителей. После чего к экстрасенсам не ходил. Решил показать Саньку заграничным эскулапам. Стал копить деньги на поездку. И скоро его мечта должна была осуществиться. Деньги он хранил на работе в сейфе. Они стояли ровными зелёными пачками по сто банкнот перетянутыми резинкой. Периодически закрывая изнутри кабинет на ключ, он выкладывал их и пересчитывал, раскладывая по частям. Вот эта часть на билеты. Эта на проживание. Эта на лечение сына и реабилитацию. Ещё одна на его дальнейшее обучение заграницей.

— И какая разница, — думал он, на какие деньги я буду лечить своего сына, — да пусть эти зэки по тюрьмам по три раза передозируются! Какое мне до них дело!

Глава 16. Генерал Кудашкин

Максим Николаевич не ведал, что такое поражение на женском фронте. Его атаки всегда проходили молниеносно. Противник захватывался врасплох, и был повергнут за явным преимуществом.

Выбранная им в бане девушка не успевала вернуться перекусить за стол, как снова подвергалась сексуальным домогательствам во всех, приспособленных и не очень для этого дела, местах бани. За вечер она успела испытать оргазм на силовом тренажере, бильярде и даже на включенном столе воздушного хоккея. Где ей особенно понравились освежающие струи воздуха, дующие в лицо и раскидывающие волосы в разные стороны пушистым зонтом.

Но особенно Максиму понравилась осетинка, что выбрал Игнатов. Он случайно столкнулся с ней в бассейне, когда все остальные вернулись за стол. Получилось спонтанно. Максим подплыл к ней, чтобы помочь выйти, но оказалось, что её заинтересовала циркулирующая вода.

Девушка неторопливо крутилась на месте, держась за край бассейна, подставляя бьющей из стенки струе поочерёдно все части своего тела. Трусиков на ней не было. Максим увидел её расширенные зрачки и затуманенные глаза. Чуть приоткрытый рот выдавал учащённое дыхание. Это настолько резко его возбудило, что он не смог сдержаться и тут же развернув её к себе задом, ухватил за бёдра и овладел по всем правилам, виденных им порно фильмов.

Когда Макс уже выбирался из бассейна, она продолжала бессильно виснуть в воде, опершись локтями о его край, думая о том, что мужик переел виагры и теперь отрывается на всех подряд, словно мартовский кот.

Главное, чтоб не соскользнула, — подумал Кудашкин, глядя на её распластанное безвольное тело.

Следуя на машине с водителем после бани домой, Максим честно признавался себе, что совершенно не запомнил ту девушку, с которой провёл добрую половину вечеринки, да и осетинку, пожалуй, тоже. Не говоря уже об их именах. И если б завтра ему предложили их снова, он бы даже не поздоровался.

Это происходило потому, что кроме жены для Кудашкина женщин не существовало. Все они были просто самки, сучки, шлюхи и проститутки. Объекты для удовлетворения мужских потребностей. О женских потребностях Кудашкин не задумывался, поскольку уже на половине своих экзекуций видел в их глазах и поведении удовлетворённость. Был уверен, что именно этого они всегда хотят и для этого живут.

Он искренне не понимал, что там можно выбирать. Ему было смешно глядеть, как генерал Ефимов что-то вынюхивал и высматривал у этих негодниц под кофточками. А Ткач вообще отказался, сославшись, что всю красоту разобрали до него.