Медь в драгоценной шкатулке (СИ) - Архангельская Мария Владимировна

— Я тебя совсем не вижу, — сказал он. — Мекси-Цу в последнее время общается со мной чаще, чем ты.

— Ваше высочество…

— Ты можешь оторваться от неё хотя бы ненадолго? Есть кое-что, что я хотел бы с тобой обсудить.

— Через час я буду к услугам вашего высочества, — уверила я.

— Через час придёт Кей, — недовольно сказал он. — А, впрочем, ладно. Обсудим вместе.

Значит, не личное, решила я, проводив Тайрена и собирая в стопку ворох нравоучительной литературы, присланной мне из дворцовой библиотеки. Помимо трактатов и сборника биографий тут были и тексты религиозного содержания, и описания женских обрядов — последнее было совсем не лишним. Но больше всего меня потрясли «Таблицы достоинств и прегрешений» некоего анонимного автора, похоже, монаха или священника. Это действительно был сборник таблиц, в которых обстоятельно обозначалось, сколько именно очков на будущем загробном суде ты потеряешь или приобретёшь при совершении какого-нибудь греха либо подвига. Все таблицы я читать не стала, ограничившись пока только разделом взаимоотношений мужчин и женщин, а остальное лишь пролистала на скорую руку. Вообще я заметила, что мои новые соотечественники питают прямо-таки страсть к классификации. Их рисом не корми, дай всё разложить по полочкам, в том числе и материи, казалось бы, совершенно для этого непредназначенные.

Самым тяжким преступлением, как и ожидалось, оказалось изнасилование — оно могло поспорить только с убийствами, продажей свободных людей в рабство без суда и непочтительностью к родителям. Однако дальше оказывалось, что этот грех подразделяется на множество градаций, в зависимости от обстоятельств и личности потерпевшей. Самым тяжким видом было насилие над девственницей или вдовой, сразу же отнимавшее целую тысячу очков, а уж если насилию подвергалась монахиня, то тут даже точной цифры не было — просто капец для тебя на том свете, и всё. А вот изнасилование замужней женщины сразу снижало вину вдвое. И ещё меньше был грех, если насилию подверглась не ровня, а служанка, тут уже и девственницы со вдовами оценивались в пятьсот очков. И совсем жалкие пятьдесят очков получал, точнее, терял совершивший насилие над проституткой, каковая имела право отказать в случае наличия у неё постоянного любовника или покровителя.

Смягчающим обстоятельством считался непреодолимый порыв страсти — если ты насилуешь женщину не для того, чтобы унизить и продемонстрировать превосходство, а по страстной к ней любви, то даже монахиня уже обретала конкретную цифру: всю ту же тысячу. Исключение, как ни странно, составляли проститутки — страсть к ним, наоборот, усугубляла вину с пятидесяти очков до ста. Ещё больше смягчала вину «предопределённость», то есть ситуация, когда соитие было результатом деяний мужчины и женщины в прошлых жизнях. Определённая логика в этом присутствовала: если твой поступок — карма, то ты как бы не очень и виноват. Но по каким, интересно мне знать, критериям, можно определить, что результат твоего личного порыва, а что — кармическое? Ведь, по идее, «Таблицы» составлены для практического применения, то есть для того, чтобы каждый человек мог вычислить, насколько он нагрешил, и сколько добрых дел нужно совершить, чтобы это поправить.

Сурово — от пятидесяти до двухсот очков — оценивалась похвальба своими сексуальными подвигами, как реальными, так и вымышленными. Очень сурово — от трёхсот до шестисот очков — клевета на добродетельных женщин, сладострастные мечты о монахинях и вдовах, аборты, втягивание других лиц в забавы с проститутками и азартные игры, а так же предпочтение какой-то одной жены или наложницы всем остальным (привет, Тайрен, ты, оказывается, грешник). На двести очков тянула неспособность устроить браки своих служанок. Ну и дальше по мелочи — например, распевание непристойный песенок или просмотр фривольных пьес оценивалось по одному очку за каждую. Так же как и просмотр повторяющихся похотливых снов, правда, не уточнялось, за каждый сон вычитается очко, или за все вкупе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ещё меня впечатлило, что клевета на женщин считалась даже большим грехом, чем клевета на богов. Я даже обратилась к наставнику Фону для разъяснения. Оказалось, причиной было то, что боги могут за себя постоять, а женщины нет. Что ж, логично.

общем, оказывается, плюсик или минусик в карму — изобретение отнюдь не компьютерного века.

…А темой, которую так жаждал обсудить Тайрен, оказалось повышение цен, и что с этим можно сделать. Вот что значит создать себе репутацию учёной женщины — кажется, принц теперь считал меня экспертом во всех областях, и никакие ссылки на своё невежество уже не спасали.

— А ты подумай. Ведь наверняка и у вас в стране когда-то происходило что-то подобное.

— Ну… — вынуждена была признать я. — Да, происходило, и совсем недавно.

— И как с этим боролись?

— Дали ценам возможность расти, покуда вырастут, в течение примерно десяти лет. А потом уменьшили сразу все в тысячу раз. Но и заработки, соответственно, тоже.

Мужчины переглянулись.

— Десять лет, — с усмешкой сказал Кей. — У нас цены растут постоянно. Во всяком случае, при твоём деде, Тайрен, росли точно. Как раз тогда было вторжение степняков, страна была разорена, и чтобы их сдержать, приходилось снабжать огромную армию. Тогда за рис платили золотом!

— То есть сейчас положение стало лучше? — уточнила я.

— Да, когда варваров выгнали и заброшенные земли снова начали обрабатывать, цены упали. Но теперь они снова растут.

— Ну, собственно, цены всегда растут, — философски заметила я. — Свойство у них такое. То уменьшение, о котором я говорила, вовсе не остановило удешевление денег, просто оно стало помедленнее. Хотя там и другие факторы работали, главным образом то, что жизнь стала получше, и товаров появилось в избытке.

— Но всё равно это мысль, — задумчиво сказал Тайрен. — Можно будет попробовать поступить так же. А то мои отец и дед чего только не делали, чтобы пополнить казну. Вплоть до того, что давали ранги торговцам, если те брали на себя снабжение приграничных гарнизонов зерном. Теперь отец придумал снять шкуру с драгоценного белого оленя, что содержался в зверинце, разрезать на куски и продавать всем вельможам по куску за пять тысяч таэлей. Дары императору можно подносить только на куске этой шкуры, так что имеющие право бывать на аудиенциях перепродают их и друг другу.

— Но ведь шкура рано или поздно закончится, — заметила я.

— Вот то-то и оно…

Мы помолчали.

— Может быть, к тому времени, когда ты станешь императором, цены у нас тоже станут расти медленнее, — сказал Кей.

— Ты в это веришь?

Гюэ Кей покачал головой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я мало понимаю в этих денежных делах, — сказал он. — Я офицер, а не чиновник и тем более не торговец. У нас в Цзяране среди простых людей деньги не в ходу — подати платят зерном, шестью и мясом, а также прочим, что могут добыть. И живут при этом получше, чем многие из равнинных крестьян. Я вот думаю — а может, в этом всё и дело? Может, эти куски металла вообще лучше бы отменить?