Снега метельные - Иван Щеголихин

Своим появлением на пороге Женя перепугала тетку Нюру чуть не до смерти. В комнате пахло луком, кислым теплом и еще каким-то неприятным острым запахом, возможно, самогонкой. Женя уже слышала, что тетка Нюра варит самогонку, особенно перед праздниками. Сбоку, в закутке с маленьким сумрачным оконцем Женя увидела целую гору пшеницы, наваленной почти до потол­ка и ничем не накрытой. Прямо-таки зернохранилище! На зерне, как на песке, лежал симпатичный белолобый теленок. Время от времени он взмахивал хвостом и, как водой, обдавал себя пшеничными брызгами. Женя, глядя на такую картину, не сдержала возгласа недоумения, удивления, а может быть, еще и восхищения — так ей понравился теленок. Тетка поняла ее по-своему и пояснила:

– Зерна-то пропадает, видимо-невидимо. Хоть на кусок хлеба запасти.

– Я бы не смогла так, – призналась Женя ни к селу ни к городу.

– Молодая да глупая, что с тебя взять!– в открытую дала ей оценку тетка. – Небось еще акт составишь?

Женя не обиделась. Старая, косная женщина, разве ее перевоспитаешь! К тому же, на самом деле, зерна про­падает много, да и не краденое же оно у тетки, в конце концов, летом тут все работали на уборке.

Они пошли на автобазу того самого Жакипова, у которого шофера только вчера «врылись в землю», как он говорил на митинге.

День стоял безветренный, накатанная снежная дорога глянцевито блестела, слепила глаза. Они прошли мимо двора «Заготзерна», мимо снежных пологих холмов. Над холмами, ясно различимый, вился в тихом, безветренном воздухе тонкий, кудреватый пар. Так горел хлеб, Женя уже знала. Возле крайнего холма с темным, освобожден­ным от снега склоном косо дыбился зернопогрузчик. С бегущей ленты транспортёра падала бурая струя. Пахло теплой прелью. Несколько рабочих деревянными лопатами ворошили пшеницу, бросали ее на ленту.

Женя и тетка Нюра подошли ближе. Тетка взяла горсть пшеницы, перекрестилась и плаксиво, постно, как на похоронах, сморщила лицо, – ей было жалко зерно. Женя сняла варежку и сунула руку в пшеницу. Зерно тяжело расступилось под ее рукой, и она ощутила утроб­ную, нездоровую теплоту, как бывает у больного с повышенной температурой.

По открытому полю, под хлестким ветром они добра­лись до автобазы. Прежде всего, требовалось обследовать бытовые условия, жилье, а потом уже и производствен­ную зону.

Шоферы жили в длинной землянке, сложенной из плотного, похожего на шлакобетон, дерна. По земляным ступенькам Женя с теткой спустились вниз, как в блин­даж, открыли дверь и шагнули внутрь. В комнате, если так можно было назвать помещение, стоял полумрак, едва светилось щелевидное оконце под самым потолком, едко пахло жженой резиной. У Жени запершило в горле, она откашлялась. За печью виднелись сплошные нары. Привыкнув к полумраку, Женя разглядела за дощатым столом с ножками крест-накрест черную фигуру парня без шапки. Лилово-черными руками парень держал алюми­ниевую кружку с чаем.

— Здравствуйте,— сказала Женя,

— Здрасс...

Собственно, можно было поворачивать обратно, все ясно с первого взгляда, не требовалось тут никакого обследования. Но служебный долг не позволял Жене уклониться от замечаний и пожеланий, тем более, что было с кем поговорить — со здешним, так сказать, жильцом.

Парень молча дул в кружку, прямо, нагловато глядя на вошедших.

— Что у вас тут?— неуверенно спросила Женя.— Бригада какая или... просто так?

— И так и эдак, как хочешь!— парень небрежно, раз­вязно улыбнулся.

— Ужасные условия, правда?—участливо продолжала Женя.— Сколько же здесь жильцов, должно быть, много?

— Живем без прописки, сосчитать трудно. Сегодня человек сорок ночевало, к примеру.

— Да-а?.. А как же вы разместились здесь?

— Штабелем. И еще место осталось.

Парень чистосердечно рассмеялся, не выдержав своей заносчивости и растерянного вида девушки. Тетка Нюра уже сидела за столом рядом с парнем, и руки держала в карманах. Испуг Жени подогревал желание парня по­балагурить, ее наивное сочувствие и веселило его и вы­зывало некую гордость оттого, что и он среди прочих может жить вот в таких удивительных, мягко говоря, условиях.

— Последний прибежал с мороза, зубами, как волк, клацает, уже в потемках, открыл дверь, а дальше уже и шагать некуда. Автоколонна как раз прибыла, по совхо­зам не успели разъехаться, и все сюда. Куда ни ступи, то рука, то нога, то голова. Так он, бедняга, еле-еле дверь прикрыл и притулился у косяка в обнимку с ней, со своей родимой, с подушкой из кабины. Так и клевал носом до утра.

— А чем вы топите?

— Самодеятельность проявляем. Берем, что плохо лежит.

— А где умываетесь, гигиена хоть какая-нибудь со­блюдается?

Все это необходимо отметить в акте обследования.

— Снегу на целине хватает. Хочешь — умывайся, не хочешь, ходи грязный, теплее будет.

– Окурков-то, окурков!— Женя покачала головой, оглядывая земляной пол, который стал пестрым от окурков.

— «Герцеговина флор!» Метр курим, два бросаем. Других в поселок не завозят.

В двух соседних, так сказать, комнатах было при­мерно то же самое. Третья оказалась квартирой семей­ных. Женя чуть не охнула, разглядев в полумраке жен­щину-казашку и троих маленьких детей. Пол был чем-то толсто застелен, похоже, кошмами, но все равно было хо­лодно и неуютно.

Вышли во двор. Ничего не видно, кругом широкое, все застилающее становище автомобилей. Вслепую про­бираясь между новыми темно-зелеными кузовами и ка­потами, стоявшими почти впритирку, Женя и тетка Нюра кое-как добрались до просторного, сложенного из кирпича гаража. Добротные широкие двери были распахнуты. Две маленьких лампочки желтыми каплями висели под потолком, едва разгоняя полусумрак зимнего дня. Внутри, на кирпичах, горел костер, звонко стреляла ис­крами вонючая смолистая пакля. Возле бесколесной ма­шины, беспомощно осевшей на домкратах, возились шоферы. Женя услышала голос Сергея Хлынова. Он ру­гался на кого-то, и весьма неприлично, причем так громко и отчетливо, что у Жени закружилась голова. Но она не повернула обратно от этого срама, она пришла испол­нить свой служебный долг и узнать условия труда рабо­чих, насколько здесь соблюдается промышленная сани­тария.

Сергей лежал на спине под машиной, видны были только его стоптанные валенки носками вверх, клочья рыжей ваты торчали из обожженных, словно прострелен­ных штанов.

– Her плохих машин, есть плохие шофера! –И Сер­гей снова понес по кочкам какого-то незадачливого собрата.

Тетка Нюра подошла к нему вплотную, прислуша­лась – Хлынов продолжал браниться, – ссутулилась и сильно пнула его под зад. Сергей, пятясь, молча и зло выкарабкался из-под машины, глянул свирепо на тетку Нюру и, жалея, что перед ним женщина, проговорил:

— Нашла футбол, старая!

Увидев Женю, он сверкнул белыми зубами:

— А-а, здравствуй, Женечка!

Почему он ее называет, как Ирина Михайловна?

— Здравствуйте,— неприветливо ответила Женя, буд­то не узнавая Хлынова.

Сергей сунул большой разводной ключ под мышку, согнулся и шагнул к костру.

— Ну, как, тетка Нюра, самогонка к седьмому подо­рожает?— крикнул он, хватая пламя замерзшими, скрю­ченными пальцами.

– Я тебе, антихрист, такого самогона дам, сто лет икать будешь! Ишь, нахальная морда, зубоскал, черто­лом!

— Ладно, ладно, остынь,—миролюбиво проворчал Сергей и подмигнул Жене.

Согрев руки, он накалил в пламени ключ и, обжи­гаясь, перекидывая его с ладони на ладонь, снова полез под машину

От всего увиденного сегодня у Жени стала побаливать голова. Пора уже было сделать выводы. Сплош­ные, прямо-таки повсеместные нарушения санитарных норм и правил.

Пошли в контору ловить директора. Между машина­ми колобродил, обжигая лицо, знобящий ветер. И как они тут работают, как они могут лежать в такую пору на мерзлой земле, под машиной и хватать голыми руками металл, к которому прилипают пальцы!

Нет, это незаурядные люди, избранные. Могут оскор­бить ненароком, обидеть, грубое слово сказать, но они всё сделают, всё выполнят, всегда выручат в беде.

В конторе толпился народ. Сесть было не на что. Жа­кипов сидел на краешке дощатого стола, подбоченясь, скуластый, усатый, и невозмутимо отбивался от наседав­ших. Молодой шофер с зелеными крапчатыми глазами, в шинели, просил бензина для четырех машин. Они шли с самого Тобола и нигде не смогли заправиться.

— Что за порядки?!— возмущался шофер.— Приехал на вывозку хлеба, дают тебе машину прямо с завода, теп­ленькую, ни номера, ничего. Оставляй, говорят, права и бери машину в свое полное распоряжение. Взял. Приехал заправиться, а там опять, оставляй права или давай разрешение Жакипова. Да сколько их у меня, прав-то? Давай, начальник, разрешение?

— Не могу. Для своих ребят бензина нет. Полторы тысячи машин.

— Мы тоже свои, советские!