В тени граната - Виктория Холт

Есть и те, кто боится Томаса Уолси, подумал Томас, и мысль эта доставила ему радость; ведь когда начинают бояться другого, значит, этот другой успел подняться выше них.

Но я должен быть осторожен, подумал он, поглаживая волосы жены. Никто, даже самый дорогой, не должен помешать мне использовать каждую возможность — дорога к гибели провалу лежит среди неиспользованных возможностей.

Однако, на несколько часов он надежно спрятан от двора, поэтому будет счастлив в течение этого срока.

— Ну, госпожа Винтер,— сказал он,— тебя не предупредили о моем приходе, но я чую приятные запахи из твоей кухни.

Дети начали рассказывать отцу, что у них на обед: гусь, каплун и цыплята, пирог в форме крепости, испеченный их доброй кухаркой, фазан и куропатка.

Томас был доволен. Его семья жила так, как ему этого хотелось. Он был счастлив при мысли, что может оплачивать их комфорт. При виде розовых щечек и пухлых ручек детей он испытал необыкновенное удовлетворение.

Госпожа Винтер засуетилась и поспешила на кухню, чтобы предупредить слуг, что хозяин дома, а кухарка напустилась на служанок, чтобы те делали все как следует и доказали, что хотя хозяин дома часто отсутствует по важным делам, все в доме идет так хорошо, что ему незачем беспокоиться.

Итак, Томас сидел за столом и наблюдал, как подают еду; напротив него сидела жена, а с каждой стороны стола сидели дети.

По сравнению с королевским столом все было очень скромно, но здесь чувствовалось довольство. В такие моменты ему в глубине души хотелось, чтобы он не был священником и чтобы он мог взять эту очаровательную семью с собой ко двору, где бы мог похвастать крепким здоровьем мальчика и миловидностью девочки.

Теперь он пожелал узнать, как у юного Тома продвигается учеба, и придал своему лицу суровое выражение, когда узнал, что мальчику не очень нравится заниматься, как того хотел бы его наставник.

— Это следует исправить,— сказал Томас, покачивая головой.— Ты, несомненно, думаешь, что еще молод и что всегда есть время. Времени мало. В твоем возрасте тебе трудно это понять, но скоро тебе станет ясно, что это именно так, ибо когда ты это поймешь, ты получишь один из первых жизненных уроков. Те, кто теряет время на обочине, сын мой, никогда не дойдут до конца пути.

За столом было тихо, как всегда, когда он говорил; у него был мелодичный голос и он умел убеждать их заставить выслушать то, что требовало внимания.

И пока они сидели и ели, начав с мяса и пирогов и закончив марципанами и сахаром, он рассказал своей семье, как он сам однажды победил время таким образом, что убедил короля в своих необыкновенных по сравнению с другими людьми способностях.

— Это случилось, когда я был на службе у старого короля...— Он не сказал им, что был королевским капелланом: дети часто открыто болтали при слугах, а он должен хранить в секрете свои связи с церковью.— Это не тот король, кого вы видели разъезжающим по улицам. Это был старый король, его отец, король с очень серьезным складом ума, знающий цену времени.

Он призвал меня к себе и сказал: «Я хочу, чтобы ты отправился во Фландрию в качестве специального посланника к императору Максимилиану. Приготовься как можно скорее выехать». Я забрал послание, которое должен был доставить, и пошел к себе на квартиру. Мой слуга сказал: «Милорд, вы выезжаете завтра?» А я ответил: «Завтра? Нет, сегодня... немедленно». Он был поражен. Он думал мне потребуется время, чтобы подготовиться к такому путешествию, но я чувствовал, как бежит время и знал, что послание имеет огромное значение. Вполне возможно, что если оно прибудет днем позже, чем я намеревался его доставить, ответ на письмо будет не таким благоприятным, какой я был полон решимости получить. Обстоятельства меняются... и меняется их время.

В послании, которое я вез, король просил руки дочери Максимилиана. Если бы я привез от Максимилиана благоприятный ответ, король был бы счастлив и оттого был бы доволен мной; если бы такой ответ пришел быстро, он был бы еще больше доволен.

Я пересек пролив. Быстро добрался верхом до Фландрии. Увидел императора, передал послание короля и получил его ответ. Затем вернулся на побережье и обратно домой. Прошло три дня, как я покинул Англию. Я предстал перед королем, который, завидев меня, сердито нахмурился. Он сказал: «Я думал, ты получил приказ доставить послание во Фландрию. Считал, что ты уже выехал. Мне не нравится, когда мои приказы выполняются медленно». Тогда мое сердце радостно забилось и я подождал еще несколько секунд, чтобы король еще больше разгневался, ибо чем больше будет его гнев, тем больше он удивится, когда услышит правду. «Ваше Величество,— сказал я ему,— после того, как я получил ваше распоряжение, я меньше чем через час выехал во Фландрию. Теперь я уже вернулся и привез вам ответ императора». Король был изумлен. Ему никогда не служили с такой быстротой. Он схватил мою руку и сказал: «Ты хороший слуга».

— И это все, отец? — спросил юный Томас.— Пожать тебе руку и сказать, что ты хороший слуга, мне кажется небольшой наградой.

— Он меня не забыл,— сказал Томас. Да, действительно не забыл. Томас Уолси стал настоятелем собора в Линкольне и, проживи Генрих VII подольше, его, без сомнения, не обошли бы и другие почести. Но старый король умер; однако, это был не повод, чтобы печалиться, потому что новый король, как и старый, проявлял интерес к своему слуге Уолси.

На этого молодого короля Томас Уолси возлагал большие надежды. Он понимал Генриха VIII. Вот молодой человек, здоровый, сильный, чувственный, которого намного меньше интересуют государственные дела, чем удовольствия. Это был именно тот тип короля, которого так любят честолюбивые министры. Генрих VII вершил все государственные дела самостоятельно, он действительно был главой государства. Его ревматическому телу не доставляли удовольствия ни турнирные сражения, ни теннис, танцы, или прелюбодеяние. Как непохож на него был его молодой и здоровый сын! Этот король пожелает поставить у кормила правления способного человека, и при таком короле честолюбивые министры могут получить реальную возможность править Англией.

Лорд, ведающий раздачей милостыни при королевском дворе, видел для себя огромные возможности.

Он улыбнулся, глядя на оживленные лица за столом, разгоряченные хорошей едой и питьем. Это был его оазис радости, гуманности, здесь он мог на время сойти с дороги амбиций и отдохнуть на прохладном зеленом лугу.

Он глядел на госпожу Винтер через пелену благодарности и желания, и она казалась ему прекраснее любой леди при дворе.

Он сказал детям:

— А теперь ненадолго оставьте меня с вашей матерью. Нам нужно поговорить. Я увижусь с вами опять прежде, чем уйти. Дети оставили родителей вдвоем, и Томас заключил госпожу Винтер в свои объятия и стал ласкать ее тело.