100 великих катастроф - Михаил Кубеев

Необозримое пространство Финского залива казалось кипящей пучиной, над которой высоко стоял туман от брызг. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые беспрестанно увеличивались, а потом с яростью устремлялись на берег. Много людей погибло от беспрестанно прибывающей воды. Ветер усиливался, и потому возвышение воды в Финском заливе простерло бедствие на целый город. Нева, встретив препятствие в своем естественном течении, не могла излиться в море. Она возросла в своих берегах, переполнила каналы и через подземные трубы фонтанами хлынула на улицы».

К двенадцати часам дня уже две трети города оказались затопленными. Но между тем даже это обстоятельство немногих насторожило. Некоторые просто с любопытством наблюдали, как вода из решеток подземных труб била фонтанами. Другие как будто и примечали быстрое прибытие воды, но совсем не заботились о спасении собственности да и жизни вообще.

А стихия уже разбушевалась вовсю. Вдруг разом на все улицы со всех сторон хлынула невская вода. Она затопляла нижние этажи домов, экипажи, ломала заборы, разрушала мосты через каналы, фонарные столбы и несущимися обломками выбивала не только стекла, но и сами рамы в окнах, двери, перила, ограды… Только тогда смятение и ужас объяли петербуржцев. Никто толком не знал, за что взяться, потому что редкий человек находился там, где ему в этот момент надлежало быть.

В полдень улицы уже представляли собой быстрые реки, по которым носились барки, галеоны, полицейские будки, крыши с домов, дрова и вообще всякий хлам. Среди порывов ужасной бури со всех сторон неслись отчаянные людские крики, ржание коней, мычание коров и истошный лай собак. Исаакиевский мост, который представлял тогда из себя крутую гору, бурей был разорван на части, которые понеслись в разные стороны.

По затопленным улицам сновали на лодках, шлюпках и просто на спасательных плотах. Со всех сторон погибающие молили о помощи. Но ветер был так силен и неистов, что и собственная жизнь спасателей часто подвергалась опасности и они сами вынуждены были искать спасения на возвышенных местах. Многие при спасении вещей и товаров сами погибали в погребах.

Разъяренная Нева представляла собой страшную силу. По ней (с Васильевского острова к Охте) неслись барки с сеном, дровами, углем, плоты, бревна, различные суда и обломки строений. Самое ужасное зрелище представляли, наверное, Галерная гавань и казенный чугунный завод. В гавани многие дома, может быть, и могли бы еще устоять против ярости волн и ветра, но величайший вред им наносили большие суда. Они носились там с такой быстротой, что даже и крепкие дома при столкновении с ними разрушались мгновенно. Многие люди потом спасались на тех самых судах, от которых пострадали их жилища. Черная речка близ гавани была особенно завалена избами и разного рода строениями.

А.П. Бушуцкий, адъютант графа М.А. Милорадовича, писал впоследствии: «Вода кипела в Неве, как в котле. Дома на набережной казались парусами кораблей, нырявших среди волн. На площади против дворца картина представала такая. Под небом, почти черным, темная зеленоватая вода вертелась, как в огромном водовороте; по воздуху, высоко и быстро крутясь, носились широкие листы железа, сорванные с крыши нового строения Главного штаба. Буря играла ими, как пухом.

Зрелища уничтожения и гибели особенно ужасны были на Чугунном заводе. С самого начала наводнения рабочим было позволено вернуться в свои жилища, расположенные отдельно от завода. Но вода прибывала так быстро, что вскоре стала неодолимым препятствием.

Александр I смотрел на ужасы наводнения с балкона Зимнего дворца. Едва вода настолько стекла, что можно было проехать по улицам, он поехал в Галерную гавань.

Страшная картина разрушений предстала перед ним. Пораженный, он вышел из экипажа и несколько минут стоял безмолвно. Слезы медленно текли по его лицу. Народ обступил Императора с воплями и рыданиями. “За наши грехи Бог нас карает!” – сказал кто-то из толпы. “Нет, за мои!” – ответил скорбно, с грустью Государь.

Целую неделю посещал он места разорения, принося пострадавшим помощь вещественную и утешение».

Много подробностей о том, как гибли несчастные люди, содержится в письмах И.И. Мартынова. «У соседа моего Гофмана в подвале плавали две утонувшие женщины. У другого соседа, Геракова, потонули семь человек. Одна из этих жертв подносит ко лбу своему руку с тремя сложенными перстами, чтобы перекреститься. В другой руке зажата 25-рублевая ассигнация.

Одна женщина лишилась приюта, бежит по воде с малолетней дочерью, выбирая высокие места. О своей жизни она уже не думает. Вдруг видит позади себя солдата, который плывет на бревне. Она бросает к нему через голову свое дитя. Солдат подхватывает девочку, а бедная мать на его глазах погружается в воду и тонет».

Из многих трагических эпизодов петербургского наводнения, описанных И.И. Мартыновым, выделяется только один светлый момент. «Жена одного солдата пошла за покупками на рынок и заперла комнату, оставив там двух своих малюток. По дороге она была застигнута водой и вынуждена была спасаться в чужом доме. На другое утро спешит она домой и с тоской думает, что не увидит более своих детей живыми. Но, отворяя дверь, к величайшей своей радости, она видит своих детишек спящими на столе посреди комнаты. Приход матери разбудил детей, и они рассказали: “Мы играли в комнате, и как вода стала входить сюда, то мы вскочили на стул, а потом на стол. Было очень весело, когда стол начал плавать по комнате. Но на нем было трудно держаться, тогда мы легли и уснули”.

Но таких счастливых случаев было очень мало. Вода неистово прибывала до двух часов, а в четверть третьего вдруг начала быстро спадать. Неописуемая радость охватила петербуржцев. Однако вслед за этим наступила почти ночная темнота, а к утру 8 ноября ударил мороз. Стужа особенно чувствительной сделалась для тех, кто спасался не в жилых помещениях, не в домах, а на крышах, чердаках и на деревьях, у кого не было под рукой ни еды, ни теплой одежды.

В Адмиралтейской части и везде, где строения были каменные, наводнение оказало не столь пагубное воздействие. Но затопление всех нижних этажей, магазинов, складов, лавок, лабазов и погребов нанесло несметные потери. За короткое время невозможно было спасти все товары и запасы, и на одной только Бирже пропало 300 000 пудов сахару. Не меньше исчезло и соли. Совершенно не годными сделались крупа и овес, а также все колониальные товары.

Быков, лошадей, коров и прочей домашней живности в одном только Петербурге погибли 3609 голов. Их невозможно было свозить за город и закапывать, поэтому сжигали прямо в городе.

В городе погибли более трех тысяч человек, большей частью люди из низшего сословия. Но и те, которые уцелели, немногим отличались от мертвых – так они были измучены борьбой с волнами.

Наступающая зима грозила стужей. Там, где в зданиях вода доходила до печей, они приходили в совершеннейшую негодность, и топить их было невозможно. Мало-помалу разрушались не только кирпичи, но и сами изразцы. Вода подняла полы, а под полами повредила кирпичную выстилку, которую надо было обязательно переделывать.

Очевидцем наводнения был и А.С. Грибоедов, который впоследствии писал: «Ветер сильнейший, и в панораме пространное зрелище бедствий… Хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отовсюду обтекали видимую часть города, а в соседних домах, примечал я, как вода приступала к дровяным запасам, разбирала по частям, по кускам и их, и бочки, ушаты, повозки и уносила в общую пучину… Сошедши несколько ступеней, узнал, что пятнадцать детей, цепляясь, перелезли по кровлям и еще не опрокинутым загородам, спаслись в людскую, к хозяину дома, в форточку… Все это осиротело. Где отцы их, матери?»

Образную картину петербургского наводнения 7 ноября 1824 года дал в своей поэме «Медный всадник» А.С. Пушкин, хотя замысел и идея произведения, конечно же, намного глубже.

Как напоминание об этом страшном бедствии долгое время на стенах петербургских домов сохранялись пометки в виде жестяных, а кое-где и мраморных дощечек с надписью: «7 ноября 1824 г.».

Наводнения, большие и малые, угрожали Петербургу постоянно. В 1890 году случилось новое наводнение, которое от всех предшествующих отличалось необычайной стремительностью. И еще тем, что для всех явилось совершенной неожиданностью. Уровень воды едва не достигал лишь фута на два злополучной черты наводнения седьмого ноября 1824 года. И только благодаря тому, что после 1824 года был прорыт Обводный канал.

К вечеру шестнадцатого августа уровень воды в Неве и на всем побережье Финского залива вдруг сильно снизился. Один из ораниебаумских кораблей так основательно сел на мель, что его пришлось снимать посторонними средствами. Но спад этот продолжался очень недолго. Около восьми часов вечера вода стала быстро прибывать, а уже в одиннадцать часов Петербург был затоплен.