Убить зверя - Виталий Гладкий

– Это вы… тот самый?.. – изумление Ирины Александровны граничило с испугом.

Наверное, она ожидала увидеть кого-то совсем другого…

– Да, – мягко ответил несколько уязвленный старик. – Здравствуйте.

– Но как?..

– Случайно, – понял ее с полуслова Егор Павлович. – Все получилось случайно. Я был на Подкове, когда… ну, в общем, тогда…

– И вы… заботились обо мне? – эти слова Ирина Александровна слова произнесла трагическим шепотом.

– Так ведь к вам никто не приходил, – осторожно ответил старик, почему-то пряча глаза.

– Никто… – словно эхо откликнулась Ирина Александровна.

Большие выразительные глаза женщины наполнились слезой. Боясь выплеснуть ее наружу, она прикусила нижнюю губу и отвернулась.

Молчание несколько затянулось, и старик, заметив, что на них начали обращать внимание больные и посетители, расположившиеся на уютных диванчиках, тихо проронил:

– Нам пора… – он кивком указал на дверь.

– Да-да, конечно…

Они вышли наружу. Как раз из-за туч выглянуло солнце и залило ухоженный больничный двор неожиданно праздничным светом. Ирина Александровна бледно улыбнулась и украдкой промокнула носовым платочком влажные глаза.

– Спасибо… – она положила узкую ладонь на сухую мозолистую руку старика. – Большое спасибо. Вы меня так поддержали… Извините, но я просто не знаю, что сказать и как вас поблагодарить.

– Нам нужно поторопиться, – он улыбнулся ей в ответ. – Там стоит такси с включенным счетчиком.

– Такси? Мы поедем на такси? – удивилась Ирина Александровна. – Но это безумно дорого.

– Гулять так гулять, – с бесшабашным видом махнул рукой старик, и они оба весело рассмеялись.

– Вы случайно не племянник Рокфеллера? – лукаво поинтересовалась Ирина Александровна.

– Увы, нет, – огорченно вздохнул Егор Павлович.

– Господи, до чего же я заторможенная! – вдруг всплеснула руками женщина. – Это все больница… Я ведь до сих пор так и не удосужилась спросить как вас зовут.

– Так спросите.

– Давайте познакомимся, – стараясь не улыбаться, она церемонно протянула ему ладонь. – Ирина.

– Егор… – коротко поклонился старик; и добавил, вдруг совсем некстати вспомнив про свои годы: – Павлович…

– Если я скажу дежурную в подобных случаях фразу "очень приятно", то погрешу против истины. Я взволнована, как шестнадцатилетняя девчонка на первом свидании. Обо мне давно так никто не заботился.

– Пустое… – отмахнулся смущенный старик. – Прошу, – он отворил дверцу такси. – Садитесь…

К дому Ирины Александровны они доехали быстро. В этом не было ничего удивительного – он стоял напротив главного универмага. А семнадцатая больница тоже располагалась в центральном районе города.

– Нет, нет, вы должны ко мне зайти! – Ирина Александровна цепко держала его под руку. – Я угощу вас… чаем. Пожалуйста, я очень прошу… – она с мольбой заглянула ему в глаза.

– Неудобно… – мялся Егор Павлович, хотя ему до смерти не хотелось расставаться с этой необычайной женщиной.

– Возражений я не принимаю, – она решительно потащила его за собой.

Жилье Ирины Александровны находилось в весьма престижном доме послевоенной постройки. Когда-то в нем обитали большие партийные боссы, затем их проредили стальной гребенкой и шикарные апартаменты постепенно начала занимать публика поплоше, а некоторые даже без партбилетов в карманах: артисты, писатели, художники, известные режиссеры, но большей частью торговые работники. Велихову досталась угловая четырехкомнатная квартира на первом этаже, одна из худших – она была достаточно просторной, с высокими лепными потолками, однако длинной, словно трамвай. Под нею размещалось полуподвальное помещение, в свое время используемое как склад жилтоварищества. Теперь там был чей-то офис – его латунная вывеска сверкала так ярко, словно ее покрыли золотой амальгамой.

Пока Ирина Александровна хлопотала на кухне, старик осмотрелся. Егор Павлович остался в гостиной и с замирающим непонятно от чего сердцем ходил по комнате туда-сюда, не выпуская из поля зрения дверь.

Ему представлялось, что вот-вот она отворится и на пороге появится сам Велихов… А он остался в памяти старика статным мужчиной с вьющимися, уже тронутыми сединой, волосами… И как пойдет разговор… О чем? Что может сказать он, таежный бирюк, не шибко грамотный и полуцивилизованный?

От таких мыслей Егора Павловича бросило в дрожь. Он уже было вознамерился просто-напросто сбежать, чтобы не выставлять себя на посмешище, но тут послышались шаги и в гостиную вошла Ирина Александровна с подносом, на котором стояло все необходимое для чаепития и вазочка из плетеной лозы, наполненная сухариками.

– Извините, что так скромно, – она была смущена до крайности. – Меня долго не было…

– Бога ради! – воскликнул старик и бросился ей помогать. – Я не голоден. А вот крепкий горячий чай – в самый раз.

– Между прочим, индийский, – приободрилась Ирина Александровна. – Из старых запасов.

– Обожаю индийский, – с горячностью сказал старик. – Особенно из старых запасов.

И они вдруг без особой причины весело рассмеялись.

Первую чашку Егор Павлович выпил быстро – его все еще не оставляла мысль поскорее унести ноги, чтобы не встретиться с Велиховым. Но Ирина Александровна будто подслушала его мысли, и когда он мучительно подыскивал нужные для прощания слова, она тихо и с горечью в голосе сказала:

– Через неделю будет ровно год как помер мой муж…

Старик оцепенел. Он готов был услышать все, что угодно, только не это. И теперь Егор Павлович наконец понял, по какой причине жена известного артиста стала торговать на Подкове и почему ее никто не навещал в больнице. В свое время он познакомился с многими торговцами-лоточниками и знал, что среди них были в прошлом известные и уважаемые люди; неподалеку от его места открыл палатку даже генерал, потерявшей в какой-то необъявленной войне руку. И если ему, человеку простому, оказалось весьма непросто освоиться с новым статусом, то каково было им? Приученный таежным одиночеством к созерцательному состоянию души, старик ловил их затравленные взгляды и от этого ему становилось не по себе. Конечно, в конце концов многие привыкли к новым житейским реалиям, но тайная, глубоко упрятанная ущербность мучила этих людей денно и нощно, иногда приводя к трагическому финалу.

– Я… – старик запнулся. – Я вам… глубоко сочувствую.

Ему было очень неловко. Он вдруг почувствовал себя виноватым, хотя не мог понять почему.

– Благодарю… – Ирина Александровна героическим усилием сдержала слезы. – Верю. Вам я отчего-то верю, – подчеркнула она. – Другим – нет. Теперь уже нет… – женщина тряхнула головой, будто прогоняя навязчивые видения, и продолжила: – У мужа было много друзей… так называемых друзей, но когда он помер, некому было гроб вынести. Я уже не говорю о том, что мне никто из них даже копейки не занял на похороны.

Спасибо соседям, которые скинулись на катафалк и выкопали могилу.

Старику от ее горьких слов стало так скверно, что пожалуй впервые в жизни он ощутил боль в сердце.

Они пили чай долго и обстоятельно – так, как это умеют только русские. Разговор шел в общем-то пустой, ни о чем. Между ними вдруг встала тень Велихова, и ни Ирина Александровна, ни Егор Павлович не решались какой-нибудь стороной затронуть свои житейские проблемы, а в особенности все то, что касалось сугубо личного…

Домой старик шел со странным чувством. Впервые за долгие годы в обществе Ирины Александровны он как-то расслабился, размяк, оттаял душой. И в то же время где-то внутри торчала неприятная заноза, сущность которой Егор Павлович так до конца осознать и не смог.

Ночь он провел почти без сна. Прошлое снова властно вторглось в его мысли, растормошив долго дремавшую память…

Отступление 2. Зона Сиблага, 1948 год Путь через перевал оказался труднее, чем предполагал Егорша. Ни тропинок, ни тем более дорог в горах не было. Склоны, густо поросшие деревьями, скрывали каменные россыпи, по которым могли ходить разве что горные бараны. Подростку еще никогда не приходилось взбираться на скалы, и когда случалось, что прохудившаяся подошва старых сапог соскальзывала с уступа, ему хотелось зажмуриться и закричать от страха… а затем разжать руки и лететь, парить над тайгой, словно птица. Опомнившись, Егорша пугался еще больше и, яростно стиснув зубы, визжал в точности как тот осиротевший детеныш рыси, которого он нашел в дупле сосны. Вжимаясь всем телом в скальную породу, он старался быстрее пройти коварный уступ, тем более, что впереди уже нетерпеливо ждал верный Лешак. Пес оказался гораздо проворней, нежели Егорша, и преодолевал подъем с уверенностью, которой трудно было ждать от таежно-равнинного аборигена.

Беглые зэки шли почти без отдыха. Как определил подросток, они даже не стали устраивать ночлег: в чистом небе светил месяц, а под ногами у них стелилась Еропкина Тропа – небольшая безлесная возвышенность, плоская, будто стол, и длинная словно старый каторжный тракт. Егорша, хорошо знающий тайгу и исходивший ее вместе с отцом вдоль и поперек, диву давался невероятной прыти, проявленной бандитами на маршруте. Пусть их и подхлестывал страх перед неминуемой погоней (в том, что поисковые группы в конце концов перекроют и северное направление, можно было не сомневаться), но человеческий организм не машина и нуждается в передышке, а ослабленный постоянным недоеданием, как у бежавших из лагеря заключенных – тем более. И тем не менее бандиты проявляли чудеса выносливости. Судя по тщательно маскируемым следам, их привалы длились не более часа – ровно столько, сколько нужно для быстрого приготовления горячей пищи плюс минут пять-десять на еду.