Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сокольничий, потеряв надежду достать Адрагана, поспешил подать царю другого кречета. Но царь любил Адрагана и припечалился, что пропала его лучшая птица. Он спросил у сокольничего, кому из рядовых указано держать Адрагана. Сокольничий отвечал, что указано рядовому Тришке.
Иоанн велел позвать Тришку. Тришка, чуя беду, явился бледный.
– Человече, – сказал ему царь, – так ли ты блюдёшь честника? Слушай, Тришка, отдаю в твои руки долю твою: коли достанешь Адрагана, пожалую тебя так, что никому из вас такого времени не будет; а коли пропадёт честник, велю, не прогневайся, голову с тебя снять, – и то будет всем за страх; а я давно замечаю, что нет меж сокольников доброго настроения и гибнет птичья потеха!
При последних словах Иоанн покосился на самого сокольничего, который, в свою очередь, побледнел, ибо знал, что царь ни на кого не косился даром».
Выслушав повеление великого государя, Трифон опрометью бросился по полям и перелескам тогдашнего Подмосковья. Измучился в поисках злополучной птицы. Присел у раскидистого дуба и заснул. И приснился несчастному его ангел-хранитель, святой Трифон, который указал место, где находился Адраган. И – о чудо! – именно там нашёл его Тришка.
В честь этого чуда, в честь своего святого покровителя воздвиг сокольник храм Трифона в Напрудном.
Красивая легенда! И жаль, что здесь концы с концами не сходятся.
Село Напрудское впервые упоминается в 1328 году, а царствование Ивана Грозного приходится на 1547–1584 годы. То есть никак не мог сокольник Трифон быть строителем первого сельского храма. Не был он основателем и следующего. Вот что писал по этому поводу один из знатоков (М. Ильин) московской старины: «Обычно исследователи относили храм Трифона к XVI веку, но обнаруженный во время реставрации на южной стороне фрагмент надгробной надписи, как и материал, из которого выстроена церковь (белый камень), позволили датировать его концом XV столетия».
Скромный однокупольный храм Трифона и сегодня радует глаз своей изящной простотой и непритязательностью. И у людей, даже знающих его подлинную историю, невольно ассоциируется с именем сокольника Трифона. Вопреки фактам и логике легенда живёт и торжествует.
Кстати. Великие князья и цари давали своим соколам клички. Память об этом хранится в современных названиях московских улиц: Ширяево поле, Большая и Малая Ширяевские в Сокольниках названы по кличке Ширяй, которой был наречён любимый сокол царя Алексея Михайловича.
Собор слуг Божиих
Церковный собор открылся в феврале 1550 года и работал до следующего. Выступая на его первом заседании, царь опять каялся за те безобразия, которые творились на Руси в его юные годы, и просил иерархов церкви:
– Не щадите меня в преступлениях, смело упрекайте мою слабость; гремите словом Божиим, да жива будет душа моя!
На одном из заседаний собора молодой царь подверг жестокой критике внутреннее состояние церкви: невежество, пьянство, воровство и разврат, в которых погрязли многие её служители и на что указывали в своих обличениях нестяжатели. Последние выступали против церковного землевладения и за опрощение церковного быта.
Не молчали и представители церкви. Отмечалось, например, что «в банях муж и жена, и чернцы и черницы в одном месте моются без зазору». Это было признано неподобающим нормам христианской морали и строго запрещено.
Конечно, к собранию иерархов церкви, продолжавшемуся несколько месяцев, готовились обе стороны – и светская, и духовная. Царя не слишком занимали вопросы канонического характера, насущным для него был вопрос о церковном землевладении, которое перешло пределы необходимого и вызывало справедливые нарекания отнюдь не одних «заволжских старцев» (нестяжателей). Именно этот вопрос Иван IV обсуждал наедине с митрополитом Макарием.
Итогом продолжительных бесед со святителем стал общий приговор царя, митрополита и других архиереев от 1 мая 1551 года. Как постановление Стоглавого собора, он обязывал архиепископов, епископов и монастыри передать государственной казне все земли, которые они получили после смерти великого князя Василия III, то есть во время беззаконий боярского правления. Кроме того, они должны были вернуть дворянам и крестьянам земли, отнятые за долги или «насильством». Впредь церкви запрещалось приобретать новые земли «без доклада», то есть без согласования с властями.
Конечно, царь не собирался разорять церковь, поэтому всем остававшимся у неё земельным владениям гарантировалась неприкосновенность. На указанные ограничения монастырей и иерархов Иван IV пошёл из острейшей необходимости обеспечить землёй будущий командный состав русской армии.
Наряду с проблемами монастырского землевладения собор рассмотрел и утвердил Судебник. По нему простонародье защищалось от произвола знати, но и знать не осталась в накладе: она сумела использовать эти же законы, чтобы оградить себя от наказаний. Более того, Судебник юридически закрепил права Боярской думы (присвоенные ею при Шуйских), по которым её решения становились законами без утверждения царя.
Одним из важнейших постановлений собора стало учреждение в епархиях и в крупных монастырях школ для обучения наряду со священниками и светских лиц.
Интересна форма работы собора: царь формулировал вопросы, которые требовалось решить (опасность лжепророков и ересей, ростовщичество, пьянство…), а духовенство обсуждало их. Решения собора были так и озаглавлены: «Царские вопросы и соборные ответы о многоразличных церковных чинах». Все постановления собора 1550–1551 годов составили 100 глав, поэтому в историю он вошёл как Стоглавый.
Общая чаша
Татарские ханства (Крымское и Казанское) были постоянной угрозой Русскому государству. Первое из них, защищённое бескрайними степями, эффективно пользовалось этим, оставаясь для северных соседей почти недосягаемым. Поэтому Иван IV решил сосредоточить все силы на решении вопроса с восточным недругом.
Командный состав русского войска в основном состоял из землевладельцев разной степени зажиточности. Именно к ним обращался царь перед выступлением в поход:
– Не удивительно ли, что мы долго терпели у себя под пазухой такую подрайскую землицу и кручину от неё великую принимаем. Хотя бы такая землица угодная и в дружбе была – всё равно не мочно
