Пятеро и бэби - Лэйси Дансер

Кейт кивнула.

— Разве здесь есть еще кто-нибудь?

— Я очень рад, — пробормотал Роберт. Его пальцы нащупали застежку бюстгальтера, легко справились с ней. Нежные молочно-белые полушария, освещенные бликами каминного огня, легли в его ладони.

— О Боже, ты так прекрасна!

От нескрываемого благоговения в его голосе на ее глаза навернулись слезы, сверкнули капельками на щеках. Не отрывая ладоней от ее груди, не переставая ласкать соски, Роберт быстро наклонился, слизнул с лица солоноватую влагу.

Кейт застонала, выгнулась навстречу его рукам. Его губы продолжали блуждать по ее телу. Она на миг оцепенела — и тут же словно растаяла, растворилась в его объятиях. Ее ресницы упали, отгородив ее от внезапно вспыхнувшего перед глазами нестерпимо яркого света.

— На тебе так много всего надето. Та простыня сейчас была бы кстати.

— Неизменно разумная Кейт, — обдали его губы жаром матовую кожу груди.

Глаза Кейт вдруг распахнулись, неожиданное замечание рассеяло туман страсти.

— Я ничего не могу с этим поделать. Заслышав жалобную нотку, Роберт вскинул голову. Плоть изнывала, умоляя об удовлетворении, но он не замечал этого безмолвного крика. Сейчас для него важнее была Кейт, ее реакция.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть. Я не все в тебе еще понял, но от твоего ума я в восторге. Он чертовски сексуален, — грубовато добавил Роберт.

Кейт заглянула ему в глаза, точно проверяя, говорит ли он правду.

— Ты мне не лжешь, — спустя секунду прошептала она.

— Нет. И не стану. Никогда.

— Мужчинам никогда не нравился мой ум. «Пародия на мужчину»… пожалуй, это самое мягкое из определений.

Он обвел взглядом совершенные формы прильнувшего к нему женского тела и хмыкнул.

— Радость моя, если то, что я вижу, — пародия хоть на что-нибудь, то тогда и слон — это не слон, а муравей.

Кейт рассмеялась.

— Ты просто прелесть!

— Это не комплимент для мужчины, — угрожающе прорычал он.

У Кейт это вызвало новый приступ смеха. Никогда еще ей не было так легко, словно душа ее впервые раскрылась навстречу счастью, и поток долго сдерживаемых эмоций хлынул наружу. Роберт притянул ее к себе, уткнулся носом в шею, пробежал губами по чувствительной коже горла, и смех Кейт превратился в судорожное хихиканье.

— Ой-ой, прекрати! Я боюсь щекотки! — верещала она, извиваясь как уж в попытке выскользнуть из его хватки.

Но все ее усилия вырваться оказались тщетны. Неожиданно смех утих; страсть налетела также внезапно, как ураган, накрывший горы. Вместо того чтобы отбиваться, Кейт теперь льнула к Роберту. Она вскинула руки, лихорадочными рывками расстегивая пуговицы его рубашки. Избавиться от брюк было сложнее, но через минуту она справилась и с этим.

Уложив Кейт на спину, Роберт заглянул ей в глаза. Он должен был знать наверняка. Ее молящий взгляд сказал ему больше, чем любые слова. Он приподнялся над Кейт на руках. Жесткий пол — не самое подходящее место для такой хрупкой фигурки. Кейт раскинулась в соблазнительной позе, приглашая его. Медленно, осторожно он вошел во влажное тепло. Ее улыбка была ему наградой, прикосновение рук — бесценным подарком.

— Ты не просто прекрасна, ты волшебна… — выдохнул он, не замедляя ритма.

— Только для тебя, — выдохнула в ответ Кейт.

Напряжение росло, сладость близкого взрыва заполнила все ее существо. Ресницы Кейт опустились:, мир сгустился до пьянящего чувства единства. Она была свободна, легче облачка, жарче огня, стремительней летнего ливня.

— Пожалуйста… Сейчас… — Она не услышала слетевшей с ее губ просьбы.

Но Роберт услышал. В тумане собственной страсти он уловил ее слова и отозвался на них. Последний мощный толчок взметнул их к желанной вершине.

Кейт глубоко вздохнула, наслаждаясь покоем после бури любви. Ее окутывал запах Роберта, аромат, которого ей никогда не забыть. В ленивой истоме приоткрыв глаза, она подняла руку, дрожащими пальцами обвела его губы.

— Что бы ни было потом, я никогда не пожалею об этих мгновениях. Я не знала, что так бывает.

Напряжение вырвалось из груди Роберта долгим, протяжным выдохом.

— Я рад. Я хотел доставить тебе наслаждение.

— Особенное наслаждение.

— Согласен, — усмехнулся он. — Особенное. Дай мне отдохнуть — и мы сможем его

повторить.

В ответ она хихикнула.

— Все, кроме щекотки.

Роберт притворился, что размышляет над этим ограничением.

— Не знаю, не знаю. Лично мне, так даже

очень понравилось.

— Ну конечно, не тебя же щекотали! — Ее

рука незаметно пробралась к самой чувствительной части его тела.

Роберт слишком поздно сообразил, что она задумала, и не успел увернуться. Мягко, но настойчиво ее пальцы взяли его в плен.

— Ты не посмеешь!

— Спорим?

— Вот что я вам скажу, леди: вы определенно любительница рискованных развлечений.

— Только с тобой.

Роберт хотел убрать ее руку, но его тело с такой быстротой отозвалось на прикосновение Кейт, что он замер в изумлении.

— Черт побери, да ты что, колдунья?

— Давай проверим. — Ее ладонь задвигалась в медленном ритме, губы изогнулись в плутовской улыбке.

— Похоже, я породил распутницу.

— Ты ее извлек из небытия — так будет вернее. — Кейт приподнялась, перебросила через него ногу. — И мне это нравится, — медленно опускаясь на него, протянула она.

— Ну еще бы, — со смехом отозвался Роберт.

Сильный толчок его бедер — и Кейт взлетела на нем, наслаждаясь восхитительным чувством слияния. Позади нее плясали язычки огня, превращая ее глаза в блестящий черный янтарь и обрамляя контуры фигуры роскошными закатными красками. Если в первый раз дорогу их любви открывала нежность, то сейчас их унес ураган первобытной страсти. Бешеный волчок смерча подхватил обоих, закружил, и вот они уже на его вершине. Кейт, взмокшая и обессиленная, рухнула на грудь Роберта, и только его имя стоном сорвалось с ее губ. Его руки обвились вокруг нее, тело приняло в себя ее тело, и ее собственное имя хриплым эхом отозвалось в ее ушах.

— А я говорю, это единственный выход.

— А я тебе говорю — таксист поймет, что мы врем.

— Я же довез тебя сюда, верно? То-то же! — возмущенно заявил Джозеф Майкл Торнтон, более известный родным и друзьям под именем Джои.

Джоди, упершись кулаками в бедра, сверлила брата взглядом. Благодаря немалому опыту путешествий по стране, уверенному взгляду людей, никогда не испытывавших материальных проблем, да еще высокому росту — наследству от обоих родителей — они выглядели старше своих лет, ближе к пятнадцати, чем к неполным двенадцати. Дорогая одежда и достаточно богатый лексикон усиливали обманчивое впечатление зрелости.