Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви - Олег Шамонаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
— Идём с нами в Ветку, Мартин, — предложил Лотий примерно через месяц, когда стало понятно, что все больные и раненые пришли в более-менее сносное состояние. — Мы не можем больше оставаться. Нас слишком много, и мы уже перебили в здешних лесах почти всю дичь. А ещё для ваших властей мы вне закона. Того и гляди — воевода пришлёт за нами драгун.
— Но я не хочу на польскую землю, — отвечал юноша. — Мне кажется, что я со своей блажью нужен дома, в России.
— Это ничего, — настаивал старовер. — Ведь Россия — там, где русские.
Мартин задумался над этими словами, но всё равно не согласился присоединиться к переселению липован. И главной причиной было то, что он не мог расстаться с Гелей. Нельзя было сейчас требовать, чтобы девушка ударилась с ним бега… Наверное, это был один из вариантов совместного будущего. Но как аккуратно сказать об этом, и нарваться на отказ своенравной девчонки?
И вообще, первым делом следовало разыскать уединённое место, где они могли бы жить вдвоём. И это место — точно не лесной скит, и не Преображенское. Быть может Блиновка? Где отец Митрий мог бы их приютить и тайно обвенчать. В любом случае, план требовалось тщательно продумать.
Через несколько дней Мартин обнялся со староверами, и Лотий повел их — сначала в лагерь, а потом — к далёкой цели и новой жизни без вечного страха. И без Питирима.
Вскоре в скит пришла Геля.
— Как пусто здесь стало, — сказала она, обойдя жилища, оставленные бывшими ранеными. — Жаль, я не поговорила с ними на прощание. Мне кажется, они славные люди, хоть и заблудшие в своём расколе.
Они перебрались к очагу — дым слегка спасал от мошки, летевшей с болота. Всё безвозвратно менялось. Мартин остро это чувствовал, но зачем-то снова взялся читать. Оборвать эту привычку он не мог, хотя надобности в срочных знахарских знаниях больше не было. Галя просто молча сидела — её хлопоты тоже отныне не требовались. Потом юноша отложил книгу, посмотрел в зелёные с чёрным глаза, и осторожно погладил щёку своей любимой.
— Щекотно, — отшатнулась девушка.
— Ну и ладно, — обиделся Мартин, и снова уткнулся в книгу.
— Слушай, а можно я в следующий раз приду к тебе, и останусь, — неожиданно предложила Геля, ковыряя палкой в золе.
В голове юноши вспыхнуло. «В следующий раз»… «Останусь»… Кровь начала свой разгон, но он подавил приступ усилием воли. Недобитый чародей раньше такого не умел, но сейчас получилось. Ведь колдовское представление теперь было очень некстати. Да и лечить стало некого.
— Если останешься, твой отец точно спалит наш скит, даже головешек не останется, — попытался отшутиться Мартин.
— Нет, не так. Он пришлет сюда отборный отряд бобров, и они раскатают твою землянку по брёвнышкам, — рассмеялась девушка. — Жди меня через пару дней, я хочу тебе многое рассказать.
Скит вместе с книгами сгорел на следующее утро.
* * *
Мартин уже резво передвигался — ещё хромал и не мог вставать на колено, но в целом не испытывал больших затруднений. На рассвете он ушёл в лес за малиной — хотел побаловать Гелю. А вернулся — к дымному пепелищу. Знахарь-самоучка должен был увидеть смрадные клубы издалека, но почему-то не увидел. Слава Спасителю, вовремя зарядил летний ливень, загасивший огонь и спасший остальной лес.
Конечно, юноша очень расстроился, и долго прикидывал, что могло стать причиной пожара. Случайная искра из очага? Или всё-таки поджог? И кому в таком случае помешал скит, простоявший здесь почти с самого основания села — больше двадцати лет? Навряд ли это кузнец Назар — ему проще было всыпать нежеланному ухажёру своей дочери, и отбить все серьёзные намерения. Ответы отсутствовали. И юноша решил, что имеет дело с Божьим промыслом. Книг жалко, но Мартину пора возвращаться в село и менять свою жизнь.
Он доковылял до Преображенского, и прямиком направился в дом с кузней. Там его уже ждали.
— Я Прохор, а он — Пахом, — деловито представились два совершенно одинаковых мужичка. — Мы поверенные купца Юды Трофимова. Помнишь, он обещал к лету забрать тебя из Преображенского?
— Что-то такое смутно припоминаю, — ответил юноша, у которого совсем вылетел из головы зимний разговор с купцом о его таинственном родителе.
— Так вот, Юда своё слово держит. А ты зачем-то в лесу спрятался, — укоризненно посмотрели в четыре глаза Прохор и Пахом. — Мы уже хотели объявлять тебя в бегах. Но, слава Богу, разобрались. Так что — собирайся.
— Куда? — обомлел Мартин.
— Как куда? Ты больше не монастырский, парень. И не из этой вотчины. Теперь ты — приписной крестьянин лентовой фабрики купца Юды Трофимова. У нас и купчая по этому случаю, — Прохоропахомы помахали перед носом юноши какой-то бумагой с подписью самого архимандрита Софрония.
— А мне ваш купец другое говорил: про вольную и отъезд в Зарайск к родственникам, — продолжал недоумевать парень.
— С вольной пока не вышло, — сообщили поверенные. — Но в Зарайск поедем. Нам только надо сходить в вашу съезжую избу, и обстряпать там дельце. Пока ты сидел в лесу, староста упирался, а сейчас ему деваться некуда… Так что собирайся в дорогу, мы скоро вернёмся.
Прохор и Пахом умчались, а юноша тяжело плюхнулся на лавку в сенцах. Слишком много событий за последние дни — голова не успевала их переварить. Зарайск… Какая-то фабрика… А может это и ничего, если забрать туда Гелю?
Словно услыхав его мысли, девушка подсела рядом и принялась быстро говорить:
— Мартин, ты не должен с ними никуда ехать. Пахом и Прохор — страшные люди, я подслушала их разговор. Беги хоть в Ветку, хоть в Сибирь. Это же они спалили скит, — на гелины глаза навернулись слёзы.
— Но зачем?
— Это я виновата, мне следовало всё рассказать тебе раньше. Я пыталась поговорить, но никак не получалось, ты всё время занят… Они прибыли сразу после твоего ухода и начали расспрашивать о твоих… Ну, о знахарских способностях. А я им всё рассказала. Мартин, я такая предательница, — шмыгала носом девушка, растирая солёную влагу по лицу. — Они сулили отцу много денег на приданое для меня и сестёр… Никакого срочного заказа в кузне не было, отец велел выманить тебя из леса, потому что так хотели эти…
— Но они могли сами явиться в скит и просто увести меня силой.
— Купеческие так и
