Кровавая лихорадка - Карен Монинг

Закончив ужинать, мы отодвинули тарелки и осторожно посмотрели друг на друга.

Он хмуро произнес:

— Ты знаешь, мы с мамой любим тебя, — обычные разглагольствования, и я шикнула на него. Я и так это знаю. По этому поводу сомнений у меня не возникало. За последние несколько недель я узнала столько всего, и примирилась с фактом, что мои родители вовсе не мои биологические родственники быстрее, чем ожидала. Новость эта потрясла мой мир, жестоко заставила переоценить основы существования, но не важно, чья сперма и яйцеклетка породили меня, Джек и Рейни Лэйн вырастили меня с такой любовью и поддержкой, что не каждому человеку так везет в жизни. Если мои биологические родители живы, они лишь вторые в очереди.

— Я знаю. Папа, просто расскажи мне.

— Откуда ты узнала, Мак?

Я рассказала ему как старуха на улице настойчиво называла меня другой фамилией, о том, что у родителей с карими и голубыми глазами не рождается зеленоглазых детей и о том, что позвонила в больницу проверить запись о рождении.

— Мы знали, что этот день наступит. — он провел рукой по волосам и вздохнул. — Что ты хочешь знать, Мак?

— Все, — тихо сказала я. — Все до мельчайших подробностей.

— Я не так уж много знаю.

— Алина ведь моя биологическая сестра?

Он кивнул.

— Когда вы оказались у нас, ей было почти три года, а тебе около года.

— Откуда мы попали к вам, папа?

— Они нам не сказали. Вообще, они нам практически ничего не сказали, а потребовали очень много.

«Они» оказались людьми из церкви в Атланте. Мама и папа не могли иметь детей, и уже так долго ждали возможности удочерить или усыновить, что почти не верили в эту возможность. Но однажды им позвонили и сообщили, что двое детей остались в городской церкви, и знакомый друга сестры приходского пастора знал их консультанта, тот и предложил Лэйнов. Не все пары готовы были принять двоих детей сразу, не у всех было подходящее финансовое положение, а среди всех требований биологической матери было и такое, чтобы сестер ни в ком случае не разделяли. Она настаивала и на том, что если удочеряющая пара не живет в сельской местности, то они должны переехать в маленький городок и никогда больше не жить вблизи больших мегаполисов.

— Почему?

— Нам сказали, что есть так, как есть, Мак, и мы могли либо согласиться, либо отказаться.

— И вы не подумали что это странно?

— Конечно подумали. Очень странно. Но твоя мать и я так хотели иметь детей и не могли их родить. Мы были молоды, влюблены и готовы были сделать все, чтобы получить желанную семью. Так как мы с женой родом из провинции, то приняли это как знак, что нам нужно вернуться к нашим корням. Мы объездили множество городов, и наконец, устроились в Эшфорде. Я хороший адвокат и умело тянул за нужные ниточки, стараясь ускорить процесс удочерения. Мы подписали все документы, включая и список требований, и очень скоро стали гордыми родителями, зажили в прекрасном городке, где все верили, что вы наши родные дочери. Мы получили то, о чем мечтали — счастливую семейную жизнь. — папа улыбнулся воспоминаниям. — Мы сразу же полюбили вас, с первого взгляда. На Алине был костюм — желтая юбка и такой-же свитер, а ты, Мак, с ног до головы в розовом, только в белокурых волосах была радужная ленточка.

Я изумленно открыла рот. Неужели с самого детства? Я и сейчас обожаю все розовое и радужное.

— Какие еще требования были у той женщины? — я не могла назвать ее матерью. Она не была ею. Она нас оставила.

Отец прикрыл глаза.

— Большинство из них я уже не помню. Где-то среди документов есть та бумага, которую мы с мамой подписали. Но одно требование, я никогда не забуду.

Я напряглась и села прямо.

Он открыл глаза и продолжил:

— Первое, что сделали, прежде чем нас добавили в список претендентов на удочерение, мы пообещали что никогда и ни при каких обстоятельствах не отпустим вас в Ирландию.

Я никак не могла заставить отца лететь домой.

Я перепробовала все.

По его разумению, он нарушил свое самое главное обещание, подавшись радости Алины, когда она прибежала домой вся светясь и объявила, что выиграла обучение заграницей в Трините — из всех мест, именно это! — вместо того, чтобы закрыть ее дома и запретить ехать. Нужно было угрозами заставить ее остаться, отобрать машину, даже пообещать купить новую спортивную если она останется дома. Была тысяча возможностей, когда папа мог остановить ее, и тысячу раз ему не удалось.

Она так радовалась, — грустно рассказывал он. У него не хватило сил встать на ее пути и запретить поездку. А те условия, под которыми давным-давно он и мама подписывались, казались такими нереальными, словно призраки в теплый, солнечный день. Прошло больше чем двадцать прекрасных лет, и странные сопровождавшие нас с сестрой требования утратили свою необходимость, превратились в призрачные страхи умирающей женщины.

— Так она мертва? — спросила я спокойно.

— Они нам никогда не говорили этого. Мы лишь предполагаем. Так было проще, нам нравился такой конец истории. Никаких переживаний, что однажды кто-то одумается и попытается отнять наших девочек. Такие кошмары, на вполне законной основе, происходят сплошь и рядом.

— Ты и мама когда-нибудь пытались разузнать о нас больше?

Папа кивнул.

— Не знаю, помнишь ли ты, но Алина в восемь лет очень серьезно заболела, и врачам понадобилось вся ее медицинская история, больше чем мы могли им предоставить. Мы узнали, что церковь сгорела дотла, агентство через которое происходило удочерение — закрылось, а частный детектив которого я нанял не смог найти никого из персонала. — он посмотрел на меня и слегка улыбнулся. — Я знаю. Снова странности. Ты должна понять, Мак, вы двое были наши. Нам было все равно, откуда вы пришли, важно что пришли и попали к нам. И сейчас ты отправляешься со мной домой. — закончил он тоном не терпящим возражений. — Сколько тебе нужно времени чтобы собраться?

Я вздохнула.

— Папа, я не буду собираться.

— Мак, без тебя я не уеду, — сказал он.

— Вы, должно быть, Джек Лэйн, — произнес Бэрронс.

Я подскочила на месте.

— Хотелось бы, чтобы ты так больше не делал. — Я повернула голову и возмущенно взглянула на него через плечо. Как такому большому человеку удается настолько бесшумно двигаться? Снова, как и раньше, он стоял прямо за моей спиной пока я разговаривала, и ни я, ни отец не слышали его приближения. Это испортило мне настроение еще больше, чем неожиданное открытие, что Бэрронс знает имя моего папы, хотя я никогда ему его не говорила.

Папа, уверенный в себе мужчина, встал и медленно выпрямился, казалось он даже стал выше ростом. Он был насторожен, но ему было любопытно познакомиться с моим работодателем — несмотря на факт, что он уже решил, что я на него больше работать не буду. Он изменился, стоило ему увидеть Бэрронса. Он замер, и занял глубокую оборону.