Но и я - Дельфин де Виган

Потом она начала убегать. После нескольких побегов ее отправили в интернат. Дед продолжал навещать ее, иногда она проводила у него на ферме несколько дней. В интернате Но познакомилась с Лоисом. Он был немногим старше ее и пользовался успехом у девочек. По вечерам после занятий они играли в карты, рассказывали друг другу о своем житье-бытье, а ночью забирались на высокую стену ограды, чтобы считать падающие звезды. Там же она познакомилась с Женевьевой, той самой, что теперь работает в «Ашане», они подружились. Родители Женевьевы погибли в пожаре несколько месяцев назад, у нее случались истерики прямо в классе, она била стекла, и в тот период никто не решался к ней подойти. Ее прозвали «дикарка», она могла сорвать занавески с окон и изорвать их в мелкие клочья. Раз в две недели, по выходным, Женевьева ездила к дедушке и бабушке, под Сан-Пьер-сюр-Див. Пару раз она брала Но с собой, они садились в поезд, бабушка Женевьевы встречала их на вокзале. Их дом Но очень нравился, его белые стены, высокие потолки. Там она чувствовала себя в безопасности.

В Женевьеве жила ярость. Вернее, яростная воля выкарабкаться. Так говорит Но. Когда Женевьева перестала крушить все вокруг и биться головой об стену, она прекрасно сдала экзамены, получила аттестат и уехала в Париж. А Но снова начала убегать.

Раздался звук отпираемой двери — вернулся отец, и Но замолчала на полуслове. Разговаривая с мамой, она очень следит за речью, не ругается. Я наблюдаю за мамой, как она отвечает Но. В восемнадцать лет ты уже взрослый человек, это легко понять по тому, как к тебе обращаются взрослые, с уважением, сохраняя дистанцию, совсем не так, как они говорят с ребенком, дело не только в содержании, но в самой форме — они на равных. Именно так мама разговаривает с Но, этим особенным тоном, признаюсь, меня это задевает, будто маленькие иголочки впиваются мне в сердце.

Когда мне было три или четыре года, я думала, что существует обратный отсчет возраста. То есть я становлюсь старше, а мои родители — младше. Я представляла, как стою посреди гостиной, грозно воздев указательный палец, и строгим голосом вещаю: «На сегодня хватит, вы достаточно съели шоколадной пасты».

30

По воскресеньям я занимаюсь домашними опытами: что происходит с разными сортами хлеба (багет, мягкий белый, венский, зерновой) в тостере, включенном на максимальную мощность; за какое время испаряется след от обуви на влажном полу, а за какое — след дыхания на зеркале; насколько резинка для волос прочнее (или наоборот) хозяйственной резинки; степень летучести хлопьев «Несквик» по сравнению с молотым кофе и т. д. Дотошный анализ и точные выводы тщательно записываются в специальную тетрадь. Теперь с нами Но, и нужно заботиться и о ней — тоже своего рода опыт, только гораздо более сложного уровня, опыт великого противостояния судьбе.

Вернувшись, Но первым делом заходит ко мне в комнату. Ложится на пол, забрасывает ноги на стул, руки за голову, и мы рассказываем друг другу массу всякой чепухи, я обожаю эти моменты, время тихо утекает сквозь пальцы, без скуки, без происшествий, только покой и присутствие рядом, жизнь «здесь и сейчас». Но засыпает меня вопросами об одноклассниках — как была одета Аксель, что получила Леа, как Лукас справился с заданием, она знает по именам почти всех в классе и жадно впитывает новости, будто смотрит сериал. Иногда мне приходит в голову, что, может, ей не хватает школы, общения, ну и всего прочего, может, ей тоже хотелось бы бегать в шортах по школьному спортзалу, давиться заливным из языка в столовой, пинать ногами автомат, чтобы получить банку колы. Порой она вдруг просит меня выйти с ней на улицу, будто внезапно ей не хватает воздуха или ей срочно нужно оказаться на воле, тогда мы спускаемся и развлекаемся — кто дальше пройдет по бордюру, изображая канатоходца, прыгаем в классики. Я никогда бы не поверила, что в ее возрасте можно так веселиться, Но с нескрываемым удовольствием поддерживает все мои затеи, принимает любой вызов и почти всегда выигрывает. Как-то вечером мы просто сидели на скамейке, было очень тепло для января, мы считали, сколько женщин носит сапоги (просто какая-то эпидемия, учитывая, что в сапогах нет никакой нужды) и сколько мимо нас проходит бульдогов на поводке (тоже дань моде).

В компании Но никакая идея не кажется абсурдной или глупой. Она никогда не воскликнет: «Ну что за бред!» — она во всем следует за мной. Вместе со мной Но рыскала по хозяйственному в поисках бельевой веревки — я собиралась развесить в своей комнате листки с результатами моих опытов; вместе со мной собирала старые билетики метро (мне вздумалось проанализировать номера и понять, как контролер различает использованный билет и неиспользованный); помогала мне, когда в ванной я ставила эксперимент по проницаемости пластиковых бутылок из-под сока. Вначале ей нравилось играть в ассистентку, быстро подавать мне ножницы, пинцеты, пустую тару, теперь же она участвует на равных, генерирует собственные идеи и находит решения.

Я вижу, что на работе у нее не все гладко, но она не любит об этом распространяться. Может, когда у нее наберется стаж, она найдет работу получше. А пока Но каждое утро еще затемно убегает на работу, а вернувшись, не расстается со мной.

На благотворительном базаре Но купила себе одежды — коротенькую ярко-красную юбку и две пары обтягивающих брюк. Мама отдала ей пару свитеров, они у Но любимые, она почему-то хотела во что бы то ни стало сохранить свою старую куртку; мама снесла куртку в чистку, но пятна все равно остались. В социальной службе Но попыталась еще раз узнать насчет жилья, да с ее зарплатой рассчитывать особенно не на что. Единственное, на что можно надеяться, — получить место в Центре социальной адаптации, где позволяют жить дольше, чем в муниципальном приюте.

Я совсем не хочу, чтобы Но ушла от нас. Я часто напоминаю ей, что мы вместе, она сама так говорит, — это как клятва друг другу, Но соглашается и на какое-то время перестает повторять, что так не может продолжаться бесконечно.

31

В классе Лукас пишет мне записки, складывает листок вдвое и кладет передо мной. «Чудовищно!» — когда преподавательница английского пришла в странной юбке с бахромой и бисером по подолу. «Пошел бы ты к черту!» — когда мсье Маран влепил ему очередной ноль. «Где наш гном?» — когда нет Готье де Ришмонта (мальчика, который не очень хорош собой и которого Лукас терпеть не может потому, что тот его заложил, когда Лукас курил в туалете). На французском Лукас сидит тихо, даже на грамматике, на этих уроках я слушаю наиболее внимательно и терпеть не могу, когда меня отвлекают, я стараюсь не пропустить ни слова. Мадам Ривери дает мне специальные задания, это как логические задачи, или упражнения на дедукцию — расчленение без скальпеля и без трупа.

Те, кто думает, что грамматика не более чем свод скучных правил, ошибаются. На самом деле грамматика открывает тайный смысл истории, помогает связать недостающие элементы, соединяет противоположности, грамматика — прекрасный способ организовать мир так, как нам кажется правильным.

Снабдив меня кучей наставлений, отец на несколько дней уехал по делам в Шанхай. Я должна возвращаться пораньше, помогать маме готовить еду и звонить ему при малейшей проблеме. Сам он звонит каждое утро и беспокойно спрашивает, лучше ли маме, справляется ли она в его отсутствие. С трубкой я ухожу к себе и докладываю в мельчайших деталях: да, мама готовит обеды и ужины, ходит за покупками, разговаривает и даже купила отрез ткани на рынке в Сан-Пьер, чтобы сшить новые наволочки.

Вечером мы ужинаем втроем. Пользуемся отсутствием отца, чтобы полакомиться блюдами, которые он не одобряет, — гамбургерами, картошкой фри, я стараюсь не проговориться об этом по телефону. Мама плевать хотела на все рассуждения о диетах, на холестерин и все такое, у нее в голове полно других тараканов.

Вчера мама рассказала Но о том, что в возрасте четырех лет — я за несколько недель научилась читать, начав с надписей на коробках с хлопьями, стиральным порошком или конфетами, а затем переключившись на книжки. Потом мама вспомнила, как я упала с холодильника, куда забралась, чтобы изучить работу мотора, и еще один случай, как я разобрала по винтику мой детский магнитофон, чтобы понять, как он действует. Эти истории Но слушает с неприкрытым интересом, и мама продолжает вываливать события из моего детства: как потерялся желтый кролик, про надувную утку для плавания, с которой меня не могли разлучить целое лето, я даже в постель ее брала, про мои розовые сандалии с желтыми звездами, в которых я расхаживала вплоть до зимы, про мою страсть к муравьям.

Я слушала и думала про себя, до чего же невероятно, что она все это помнит! Значит, не все стерлось из маминой памяти. Она хранит массу цветных картинок, картинок жизни до.