Пленительная невинность - Ферн Майклз

Ройалл стояла перед зеркалом и изучала себя. Платье сидело безупречно, но у нее возникли сомнения насчет прически. Не слишком ли она высокая? Не слишком ли неестественная? «Нет, глупая, — сказала она себе, — все в порядке. Хотя нет смысла пытаться быть тем, кем ты не являешься! И все же… нет, все хорошо», — уверила она себя. И, чтобы снова не передумать, поспешила покинуть каюту.

— Миссис Куинс, вы готовы?

Себастьян ждал их перед обеденным залом. Он был красив в вечернем сюртуке из белого габардина и рубашке с белоснежными оборками на груди. Его бронзовый загар и черные волосы резко контрастировали с белизной одежды. Он повернулся в их сторону. Его взгляд упал на Ройалл и, казалось, замер от восторга. Ее кропотливость в выборе вечернего туалета была вознаграждена сторицей. Приветствуя обеих леди, Себастьян не мог отвести глаз от молодой женщины и лишь усилием воли заставил себя обратить внимание на миссис Куинс.

Без лишних слов он повел Ройалл в обеденный зал, а стюард покатил коляску с Розали. Столик был тот же, что и в предыдущий вечер, и сеньор Ривера объяснил, что резервировал его на все путешествие.

— Очень жаль, что мы не догадались сделать то же самое, Себастьян. Если б не ты, нам бы пришлось ждать, когда освободится место, — сказала миссис Куинс, поглядывая в сторону дверей, где стояла толпа людей в ожидании свободного столика.

— Повторяю, сеньора Куинс: для меня это огромное удовольствие.

Он произнес это, глядя в сторону Ройалл, и она почувствовала, что вся она светится под его взглядом. Почему этот мужчина заставлял бурлить ее кровь? Почему она всегда терялась в его присутствии? Почему вела себя при нем словно глупая школьница? Почему, когда ей хотелось быть на высоте, уверенность изменяла ей? Но, с другой стороны, когда он смотрел на нее так, как смотрел сейчас, ее страхи исчезали и она расцветала под его взглядом. Ее пульс учащался, и сам воздух, который она вдыхала, оживлял ее.

Себастьян чувствовал возбуждение в присутствии Ройалл. Он наблюдал за ней. Стройная и гибкая, уравновешенная, тихая. Не болтливая, как некоторые девушки. Она была грациозна, почти царственна в своем умении держаться. Он, Себастьян Ривера, завидный холостяк в Манаусе, чувствовал себя так, словно у него за спиной выросли крылья. Были моменты, когда под ее взглядом он чувствовал, что мог бы быть таким, каким бы она захотела. Он верил, что она оценивала его слова, прислушивалась к нему. Не так, как большинство других знакомых ему женщин, которые терпеливо ждали, когда он закончит речь, только чтобы иметь возможность самим поговорить. Или, быть может, в то время как он говорил, они думали лишь о том, хорошо ли сидят на них шляпки и не выбился ли локон из прически, или же теребили свои перчатки, или, хуже того, хихикали в конце каждой его фразы. А эта женщина интересовалась им и тем, что он говорил, что он думал. Ничто не могло его убедить, что она лишь притворялась заинтересованной. Мужчина мог различить эти вещи. И из-за ее уважения к нему он обнаружил, что тщательно взвешивает свои слова, суждения, обдумывает шутки. Он был доволен собой, нравился сам себе и постоянно вспоминал ночь, которую они провели вместе. Вспоминала ли она тоже? Он ошибся. Эта молодая леди была иной. Если он хотел продолжить их отношения (а он признавался, что хотел), ему следовало действовать как можно деликатнее.

После обеда Себастьян проводил Ройалл на верхнюю палубу. Ночь была душной, и оттуда, где они стояли, звук вертящегося водного колеса казался низким урчанием.

Звезды мерцали в черном небе, изливая свой тусклый таинственный свет на их лица. Луна казалась долькой апельсина, слабо покачивающейся в небесах.

Ройалл вдыхала густой аромат тропического воздуха. Она была очарована волшебством бразильского неба, наслаждалась теплом близости Себастьяна.

Он наблюдал за ней, словно издалека. Внутренне он стонал от страстного влечения к ней и молча ругал себя, за то что не мог найти нужных слов. Легкий ветерок поднялся над водой. Мягкие складки платья окутали чувственное женское тело. Ветерок, обласкавший Ройалл, донес до Себастьяна ее аромат.

Ройалл повернулась к нему, немного смущенная долгим молчанием, боязнью, что ее желания слишком очевидны.

От его пристального взгляда она ощутила легкое головокружение. Ройалл понимала, что он сейчас чувствует, и наслаждалась этим. Он приблизился к ней, когда она повернулась, чтобы посмотреть на воду. Его руки обвили ее и прижали к себе. Она почувствовала его дыхание на своей щеке и еще теснее прижалась к его груди. Их губы слились в долгом поцелуе.

Он желал ее так сильно, как никогда раньше не желал ни одну женщину. И она отвечала ему так же бурно. Пылко обнимая, он ласкал ее груди через мягкий шелк, чувствуя, как их розовые соски напряглись от желания, ощущая, как ее тело откликается несдерживаемой страстью. Он целовал ее волосы, шею, глаза, и она льнула к нему с гулко бьющимся сердцем, позабыв об осторожности, желая, чтобы это никогда не кончалось. Ему хотелось взять ее прямо здесь, на палубе, но он понимал, что это невозможно. С внутренним стоном он обуздал свою страсть и нежно держал ее в объятиях, пока ее дыхание не стало свободнее. И она тихо, робко льнула к нему, желая большего, чем его страстные поцелуи, — желая его любви.

Они простояли так, казалось, целую вечность.

— Ты продрогла. Уже поздно. Идем, я провожу тебя до каюты.

Она молча подчинилась и последовала за ним к каюте.

Едва за ними закрылась дверь, как Себастьян снова притянул ее в свои объятья.

— Итак, моя маленькая львица, охотник наконец-то изловил тебя.

Взволнованная его словами, звуком его низкого, хриплого голоса, Ройалл затрепетала. Он отбросил холодный, учтивый тон случайного знакомого и снова стал тем незнакомцем, неистовым, страстным «пиратом», которого она знала в Рио-де-Жанейро.

Он хотел ее обнаженной, хотел ощутить тепло ее тела. Быстро расстегнув пуговицы платья, он помог ей снять его. Его руки касались обнаженной плоти, обжигали кожу жаром губ. Он положил ее руки к себе на пояс, молча побуждая оказать ему ту же любезность. Их одежды падали, словно сухие листья с дерева, до тех пор, пока оба не остались обнаженными и неистовыми в своей страсти.

Они безумствовали, жадно ища того, что мог дать каждый. Здесь, на шелковом покрывале, они пожирали друг друга лихорадочными губами и жадными пальцами.

Когда их страсть ослабла, они лишь касались друг друга губами, распухшими от поцелуев, ощущая тепло там, где соприкасались их тела. А когда их снова потянуло друг к другу, ласки уже не были неистовыми — они были нежными. Нежные губы, нежные ласкающие пальцы. Страсть еще горела внутри нее, и Себастьян успокаивал ее своими прикосновениями и смягчал словами, известными только влюбленным.