Одиссея Грина - Филип Фармер

— Для них это неудача, а для нас счастье, — произнес он, шагая из стороны в сторону, теребя кольцо в носу и беспокойно моргая здоровым глазом. — Еще целый час до восхода большой луны. Похоже, и тучи могут появиться. Смотри! — крикнул он первому помощнику. — Слава Меннироксу, не облачко ли появилось там, на северо-востоке?

— Клянусь богами, так оно и есть! — ответил помощник, уставившись вверх и ничего не видя в ясном небе, но надеясь, что желание станет явью.

— Да, Меннирокс благоволит к своим почитателям! — сказал Майрен. «Да воздастся тем, кто любит тебя!» Книга Праведников, глава десятая, стих восьмой. И Меннирокс знает мое отношение к нему!

— Да, конечно, — подтвердил помощник. — Но какой у тебя план?

— Как только последний луч солнца совершенно исчезнет с горизонта и силуэт корабля станет неразличим, мы резко изменим курс. Нам известно, что они движутся близко друг к другу в надежде взять нас в клещи и открыть перекрестный огонь. Ну, мы дадим им такой шанс, но исчезнем прежде, чем они успеют им воспользоваться. В темноте мы проскользнем между ними и откроем огонь обоими бортами. К тому времени, когда они смогут ответить, нас уже не будет между ними. И тогда, — он хлопнул себя по толстым ляжкам, — они, может быть, вдребезги перебьют друг друга, причем каждый будет в уверенности, что стреляет по нам! Хо-хо-хо!

— Пусть Меннирокс будет с нами, — произнес помощник, бледнея. — Тут нужен точный расчет и немалая доля удачи. Мы смертельно рискуем: мы не сможем увидеть их, пока не очутимся совсем рядом. А если мы будем двигаться прямо на них, нам не избежать столкновения. Бац! Хлоп!! Бух!!! Все всмятку!

— Это верно, но, если не рискнем, нам придется еще хуже. С рассветом они нас догонят, а маневренность у них лучше. Они начнут обстреливать нас с двух сторон, и как бы отчаянно мы не сопротивлялись, долго нам не продержаться. А знаешь, что будет после? Винги не берут пленных, если они не заканчивают вылазку и не идут в порт.

— Предлагал ведь герцог выделить фрегаты сопровождения, — пробормотал помощник. — Даже одного было бы достаточно.

— Что? И отдать половину прибыли от рейса этому грабителю-герцогу? Ты в своем уме, сынок?

— Если и не в своем, то не один я, — ответил помощник, поворачиваясь так, чтобы ветер унес его слова. Но рулевые слышали и передали этот разговор дальше. Через пять минут о нем знал весь корабль.

«Конечно, он страшный скряга, — говорили в экипаже. — Но все мы его родственники и знаем цену деньгам. И разве мы не уважаем нашего толстячка? Кто еще, кроме капитана клана Эффениканов, может придумать такой трюк и выполнить его? А если он жаден до денег, то почему не боится рисковать судном и грузом, не говоря уже о собственной драгоценной жизни или еще более драгоценных жизнях своих родственников? Нет, Майрен, хоть он одноглазый и толстопузый, и по характеру не сахар, умеет командовать. Брат, налей-ка мне еще стакан из бочонка и давай выпьем за мужественном и алчного капитана Майрена, настоящего Торговца».

Грэзут, пухлый низкорослый арфист с женственными манерами, взял свою арфу и начал петь любимую песню клана, о том, как они, племя с холмов, спустились в долину целое поколение тому назад. И о том, как они пробрались на территорию ветролома в городе Чатлзай и похитили большой ветроход. Как с тех пор они стали матросами зеленых морей бескрайней долины Ксердимур. Как водили похищенный корабль, пока он не был уничтожен в великой битве с огромным кринканспрунгерским флотом. Как они взяли на абордаж вражеский корабль, перебили всех мужчин, а женщин взяли в плен и прорвались через весь неприятельский флот. О том, что пленные женщины стали рабынями и родили им детей и теперь кровь эффениканцев наполовину смешалась с кринканспрунгерской, вот почему многие из них теперь голубоглазые. О том, что теперь Клан владеет тремя большими торговыми кораблями или, вернее, владел два года назад, пока другие два не перевалили через зеленый горизонт в месяц Дуба, и с тех пор о них ничего не слышно. Но они когда-нибудь вернутся с кучей чудесных рассказов и с мошной, набитой драгоценностями. И как теперь Клан идет в поход под командованием могучего, хваткого, удачливого и набожного капитана Майрена.

Если говорить о Грэзуте, то обязательно надо упомянуть о его красивом баритоне. Грин, прислушиваясь к его голосу, доносящемуся с далекой палубы, ясно представлял себе взлеты и падения этого народа и понимал, почему они так самонадеянны, драчливы, подозрительны и храбры. В конце концов, если бы он родился на этой планете, то сам не захотел бы никакой другой жизни, кроме прекрасной, романтической, кочевой жизни матроса ветрохода. С условием, конечно, чтобы у него хватало времени для сна.

Грохот пушки оборвал его раздумья. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы заметить, как ядро ударилось о травяное море. Этого было недостаточно, чтобы Грин испугался, но зрелище вспаханной ядром земли всего в двадцати футах от правого борта корабля заставило его понять, какие последствия мог вызвать удачный выстрел.

Однако винги не стали больше стрелять. Они были опытными пиратами и знали, что не стоит тратить боеприпасы понапрасну. Они, несомненно, надеялись вызвать панику среди экипажа «Птицы», хотели заставить их открыть ответную стрельбу и зря потратить порох. Зря, потому что солнце садилось, и через несколько минут сумрак сменился непроглядной тьмой. Майрен даже не позаботился сказать своим людям, чтобы повременили с ответным огнем: они и сами не собирались прикасаться к пушкам, пока он не отдаст приказ. Вместо этого он еще раз грозным шепотом велел не зажигать огней, а дети чтоб сидели внизу и не шумели. И все прочие тоже. Затем, бросив последний взгляд в сторону преследующего их корабля, теперь быстро растворяющегося во тьме, Майрен прикинул направление и силу ветра. Это был все тот же ветер, что и в день подъема парусов: восточный попутный ветер, хороший ветер, несущий «Птицу Счастья» со скоростью восемнадцать миль в час.

Майрен тихонько говорил с помощником во тьме, затопившей палубу. Они отдавали предварительные приказы не через мегафон, как обычно, а прикосновениями и лишь изредка — шепотом. Пока офицеры работали с экипажем, Майрен стоял босиком на передней палубе в напряженной полусогнутой позе. Он вел себя так, словно различал действия невидимых матросов по вибрации деревянной палубы и мачт, которая передавалась от босых ног к мозгу. Майрен был этаким жирным нервным центром, собирающим все бессловесные сообщения, проходящие во всех направлениях через корпус «Птицы». Казалось, он точно знает, что происходит вокруг, а если иногда из-за полной тьмы возникали сомнения, рулевые этого не замечали. Голос его был тверд.