Жуковский - Михаил Арлазоров

Русские ученые действовали напористо и смело. В далекой Новой Гвинее высадился русский путешественник Миклухо-Маклай. Без оружия пошел он к воинственным папуасам и, прожив среди них несколько лет, нанес сокрушительный удар расистским мракобесам, опрокинув теории о неполноценности людей с цветной кожей.

Под палящим солнцем, изнемогая от жажды, входили в дебри Азиатского материка караваны экспедиции Пржевальского.

Сокровенные тайны нервной системы раскрывал своим коллегам Сеченов. Его книга «Рефлексы головного мозга» поразила ученых и вызвала яростное ожесточение у реакционеров светских и церковных.

И не раз Жуковский со своими друзьями обсуждал эти находки, радуясь за отчизну, за успехи товарищей по труду. Достижения соотечественников звали на новые научные подвиги, заставляя вспоминать слова Суворова: «Победа окрыляет!»

Возвращаясь из Парижа, Жуковский с особой остротой почувствовал мудрость этого короткого афоризма. Да, победа окрыляет, она наделяет победителя новыми силами! Как никогда в жизни ощущал Жуковский запас этих сил, желание отдать их поскорее родной науке. А впереди неясным, незнакомым берегом вырисовывался непочатый край работы.

Из дальних странствий возвратись…

Еще не успел Николай Егорович стряхнуть с платья чужеземную пыль, как в гости потянулись друзья. Начались расспросы и рассказы. Словно улей загудела квартира Жуковских.

Сестренка Верочка бурно радовалась крохотным серебряным часикам, которые привез из-за границы старший брат, Анна Николаевна внимательно слушала беседу сына с Федором Евпловичем Орловым. Совсем недавно Орлов побывал в тех же местах, откуда вернулся ее Николенька. Мать с интересом наблюдает, как друзья обмениваются впечатлениями, хотя многое ей непонятно, — и сын и его собеседник часто уводят разговор в область науки и техники.

Десятки дел ждали дома ученого. Минутами он даже не знал, какому же из них отдать предпочтение. Разумеется, главное — докторская диссертация. Тема исследования, которое предстоит провести, чтобы получить почетное звание доктора наук, уже ясна. Но как много разных мелочей, которые, строго говоря, конечно, нельзя назвать мелочами, влекут к себе Жуковского!

Жуковский торопится. Он работает с той чудесной жадностью к делу, которая так подкупает, когда глядишь на молодого исследователя. Мир техники, в который он спешит войти, приветливо раскрывает свои двери. Успехи пьянят, и Жуковскому хочется работать еще больше. А рядом звучат другие голоса, зовущие его к себе. Это голоса друзей по науке. Не внять им невозможно. Все шире круг забот, которым отдается молодой исследователь, все позже гаснет огонек в окнах его кабинета.

Темой докторской диссертации Жуковский избрал прочность движения, точнее — устойчивость движения, как сказали бы мы, пользуясь современной терминологией. Для науки того времени это была книга за семью печатями, скрывавшая целый мир, загадочный и неизвестный. В нем находилось место и вращению велосипедного колеса и движению далекой планеты, совершающей путь вокруг Солнца. Устойчивое движение детского волчка мирно уживалось с вращением земного шара. Какие-то общие законы повелевали устойчивостью независимо от того, рассматривалось ли движение на Земле, или же лабораторией ученого становилась вселенная. Большое и малое неразрывно сплеталось друг с другом.

Мозг Жуковского переплавлял огромное количество руды фактов. Длинными рядами математических формул выливались на бумагу результаты его мыслей. Страница за страницей Жуковский читал неведомую книгу. Выпытывая опытами и наблюдениями тайны природы, он переводил события окружающего его мира на международно понятный язык математики.

И сейчас, размышляя об этой огромной работе, невольно вспоминаешь слова великого русского поэта: «Переводчик в прозе — раб, переводчик в стихах — соперник». Дифференциальные уравнения, которыми в основном оперировал Жуковский, были весьма далеки от ямба и хорея, и все же это была поэзия — подлинная, высокая поэзия науки.

Но глубоко ошибается тот, кто представит себе работу Николая Егоровича над докторской диссертацией каким-то триумфальным победным маршем. Нет, подбор материала требовал настойчивости и большой изобретательности.

Падая, ушибаясь до боли, катит Николай Егорович в пыли ухабистых владимирских проселков. Он приехал в Орехово на каникулы и здесь, на лоне природы, продолжает подбирать материал для диссертации. Его экипаж вызывает всеобщее удивление. Велосипед Мишо, вывезенный из Парижа, своим обликом напоминает одновременно о двух путешествиях Гулливера, столь красочно описанных Джонатаном Свифтом. Переднее колесо словно доставлено из края великанов, заднее — из страны лилипутов. Незаурядное мастерство требуется для езды на этой замысловатой машине. Но тем лучше, тем интереснее! Жуковскому казалось, что несуразная конструкция словно нарочно придумана для его экспериментов. Он смастерил крылья, прикрепил их за спиной и мчался на своем нелепом экипаже, удивляя окрестных мужиков, но извлекая из этих поездок все новые и новые факты.

Опыты с велосипедом не раз описывались биографами Жуковского. Это естественно — они выглядят достаточно экстравагантно и, безусловно, привлекают внимание. Но справедливости ради нельзя обойти еще более интересные явления, год за годом все сильнее притягивавшие к себе молодого исследователя. Мы имеем в виду то, что удалось подсмотреть полуночникам-астрономам.

Математика, механика и астрономия — родные сестры. Нет ничего удивительного, что среди астрономов у Жуковского оказалось немало друзей. Они-то и постарались вовлечь Николая Егоровича в круг своих интересов.

Следует заметить, что в России XIX века астрономия занимала особое место среди других наук. Не слишком щедрое на поощрение ученых, правительство здесь средств не жалело. Отечественная война 1812 года показала, что даже армия не имеет точных карт, а составить карты без астрономов нельзя. Пожалуй, именно в этом и следует прежде всего искать причину того, что XIX столетие принесло России две обсерватории — Московскую и Пулковскую.

В те дни, когда Николай Жуковский приехал в Москву, чтобы поступить в гимназию, из Мюнхена был доставлен сюда 26-сантиметровый телескоп-рефрактор, весьма крупный по масштабам того времени. А год спустя молодые астрономы Бредихин и Хандриков, закончив монтаж, приступили к первым наблюдениям. Одновременно с Москвой вело наблюдение Пулково. 38-сантиметровый телескоп этой обсерватории, построенной в 1839 году, был крупнейшим в мире.

Итак, одной рукой астрономия крепко связана с практикой, выполняя по ее требованиям разного рода наблюдения и расчеты. Одновременно другая рука старалась разобраться в тех удивительных загадках, которые беспрестанно задавала вселенная человеку, по мере того как он познавал ее законы.