Рыцарь идет по следу! - Родион Белецкий

Юрик погони не видел. Он спустился на нижний этаж не через провал, как предпочитают делать некоторые несознательные водители картов, а на лифте, как все остальные. На пятый этаж, туда где находилось кафе, охранники никого не пустили, защищая собой проход с такой важностью, словно в торговом зале высадились пришельцы. Единственное, что Юрик смог разглядеть, это черные следы от шин.

Поехал все-таки, понял Юрик. Но тут же подумал о том, что далеко Рома не уедет. Наверняка его уже схватили и сейчас, возможно, мучают и даже пытают. Потому что все в наше время могут простить, но только не порчу имущества.

Размышляя о горькой судьбе своего друга, Юрик вышел на улицу через стеклянные крутящиеся двери. Он решил позвонить Роминому отцу. Только тот, по мнению Юрика, мог вызволить Рому из беды. За ним деньги, а значит, сила, это Юрик хорошо понимал.

Проблема была в том, что телефона у Юрика сроду не водилось.

– Тетя, дайте телефон позвонить, – сказал он, не раздумывая, даме, которая только что выбежала на улицу и стояла к нему спиной, копошась в складках цветного платья.

– Какая я тебе тетя?! Дядя, тоже мне! – сказала дама Роминым голосом. У Юрика от удивления сам собой открылся рот, как крышка чемодана со сломанным замком. Перед ним стоял Рома в женском платье. Вернее, он всеми силами пытался платье с себя снять.

– Чего стоишь, помоги! – сказал он Юрику.

Юрик задавать лишних вопросов не стал, бросился на помощь. Платье общими усилиями сняли, Рома быстро привязал его к ручке крутящейся двери и кинулся бежать. Юрик припустил за ним.

Отдышаться остановились в метро. На платформе разговаривать было неудобно. Прибывающие с двух сторон поезда заполняли пространство оглушительным шумом, и тарахтение карта на этом фоне казалось тихим жужжанием электробритвы. Говорить было тяжело. Приходилось делать паузы. Пережидать.

Рома рассказал о гонке по этажу и о том, как после аварии он успел выпрыгнуть из карта и побежать сломя голову, спасаясь от преследований с цветным платьем, в которое случайно попал рукой и которое развевалось за ним на бегу, как флаг неизвестной страны.

Он прятался несколько раз, но везде его находили.

– И тут я понял – камеры! – громко сказал Рома. – Камеры! Камеры везде! Они за мной по камерам следили.

И тогда Роме пришлось надеть платье. Рома рассказал, как он прошел мимо охранников, стоящих плотной цепью на первом этаже, и как те даже не обратили на него внимания.

– А зачем ты у выхода тормознул, зачем платье там начал снимать? – не понял Юрик. – Отбежал бы подальше и снял.

Рома удивился:

– Как ты не понимаешь?! Если меня по видео с камер найдут, то меня в краже обвинят. И в тюрьму могут посадить! А так я им скажу, что платье оставил.

– Странный ты, – усмехнулся Юрик. – Пол торгового центра разнес вдребезги. Этого ты не боишься. А то, что тебя за платье посадят, боишься.

– Я на тормоз нажимал тогда на трассе, правда.

– Ну-ну, – сказал Юрик.

– Я тебе точно говорю, нажимал. Карт сам поехал, и провалился сам. Это не я. Так и скажу, что карт мне сломанный достался. Я ни в чем не виноват.

– Ты это в другом месте будешь рассказывать.

Роме не понравилась черствость лучшего друга. Кроме того, Юрика, кажется, вообще не волновала Ромина судьба. Он беспокоился совсем о другом.

– Два раза по три круга, – сказал он вслух. – Оплатили и не покатались нормально.

– Может, хочешь назад вернуться? – съязвил Рома.

Но тут Юрик очень сильно разозлился. Даже покраснел от злости.

– Ты так говоришь, потому что на халяву катался.

Роме решительно не понравилось слово «халява».

– …И вообще, – продолжил Юрик тем же тоном, – ты мне весь день рождения испортил!

Рома даже не успел поправить друга и сказать, что день рождения был у дедушки и Юрик к этому никакого отношения не имеет. И еще Рома хотел сказать, что кое-какие деньги у него все равно остались, но ничего этого сказать не успел. Потому что обиженный Юрик развернулся, вошел в подкативший поезд, двери закрылись, и он уехал. А Рома остался стоять на перроне, не понимая, за что на него обиделся друг. Неужели из-за денег?

20

Вернувшись домой, Рома продолжал размышлять о природе денег. Раньше он о них не задумывался. Они были ему не нужны. Потом папа начал давать ему деньги на обеды. И это было здорово. Можно не купить обед, и вот у тебя уже не тридцать, а шестьдесят рублей. (Кстати, тот, кто любит деньги, не знает проблем с математикой.) Но деньги у Ромы надолго не задерживались. Он не знал им цену. Они доставались ему слишком легко. Накопленные с обедов деньги он давал взаймы, не требуя отдачи. Ему нравилось видеть, как одноклассники радуются, получая от него мелочь. И теперь он впервые задумался, а правильно ли делал, что раздавал СВОИ деньги просто так?

Еще, сидя в ванне, по грудь в белой пузырящейся пене, Рома размышлял о том, что такое деньги вообще. Бумажки и железные кружочки. Но люди из-за них бесятся, словно это самое дорогое в жизни. А может, так и есть? И после этой мысли стало ему грустно. Он даже зубы забыл почистить и голову вытереть. Так и лег спать с мокрой.

Ночью ему снились ужасные гонки. Рому трясло и бросало. Он долго не мог понять, что это за барханы, по которым он гоняет на карте и скатывается с умопомрачительной скоростью, но, притормозив у двух огромных пещер, Рома понял: это ноздри. А гоняет он по лицу. Вопрос: чье это лицо? Во сне Роме показалось, что если он получит ответ на этот вопрос, ему откроются все тайны мира, он сможет постичь смысл вещей. Рома прыгнул в карт и поехал вверх по щеке, в направлении глаза. И пока он ехал вдоль носа, по форме последнего он понял, кому принадлежит лицо, которое он изъездил вдоль и поперек. Это было лицо Калины Николаевны.

Проснулся Рома с неприятным чувством и долго не мог понять, в чем дело. От сновидения остался горький привкус, только не во рту, а в голове.

Хлопнув дверью машины Толи Маленького, Рома увидел подходящего к школе Юрика. Рядом с ним маячил дедушка в светлом летнем плаще и почему-то в буденовке.

– Здравствуйте, – сказал Рома дедушке.

И тут дедушка заговорил, что было крайне неожиданно. Ведь дедушка Юрика всегда молчал, а тут обратился к Роме с вопросом:

– Ну как вчера? Повеселились?

Рома не ожидал вопроса. И неожиданная разговорчивость обычно молчаливого пожилого человека вдохновила Рому, и ему захотелось сказать Юркиному дедушке что-то очень приятное:

– Спасибо вам огромное!

– За что? – не понял дедушка.

– За то, что вы вчера нам деньги дали. Мы очень повеселились. Мы на них…

Тут Рома замолчал, потому что увидел, что лицо его собеседника изменилось. Дедушка смотрел на Рому удивленно, а на лице Юрика в то же время было выражение, которое можно было описать следующим образом: «Ты что, совсем?!»

– Какие деньги? – спросил дедушка.

Рома как-то сам понял, что отвечать на этот вопрос не стоит. Он молчал. Дедушка повторил свой вопрос:

– Какие деньги?

– Я не знаю, – пробормотал Рома, глядя на Юрика.

– Я никаких денег Юре не давал, – сказал дедушка. И он обратился к Юрику: – О каких деньгах говорит твой друг?

– Он ошибся, – сказал Юрик. – Не важно.

Дедушка крепко пожал Роме руку и ушел.

У Ромы в голове словно поселился пчелиный рой. И пчелы эти были мыслями. И каждая из пчел настойчиво жужжала, словно пытаясь что-то сказать, но голоса их сливались, терялись в общем гуле.

Рома и Юрик вошли в школу. К ним подбежала Балта и зашептала такого рода шепотом, который был слышен, кажется, на улице:

– ЧП! У Калины из сумочки деньги украли!

– Что? – переспросил Рома, холодея.

– Украли у Калины всю зарплату. Из учительской.

– Как? Когда?

– В пятницу еще. Мы в «Пещере» были, а в учительской сумка лежала. Нас отпустили, мы ушли. Калина сумку взяла, домой пошла. Дома только кошелек открыла, а там зарплаты нет. И ее платка цветного! Кто-то из наших украл.

Юрик усмехнулся:

– А почему сразу мы?

– Наш класс только в школе был.

– У нее деньги могли в метро вытащить, – сказал Юрик.

– Тогда бы и кошелек взяли.

– Не обязательно.

– А платок? – спросила Балта.

– Вор и на платок мог позариться.

– Я не знаю, – не стала спорить Балта, – Калина вообще не хотела шум поднимать, но Макар Семенович и Нянькин возмутились. Теперь разбирательство будет.

Сделав свое дело, заронив семена паники, Балта бросилась к входящему в школу Мицкевичу, чтобы и тому рассказать потрясающую новость.

Пчелы-мысли в голове у Ромы принялись жужжать с новой силой. Он поначалу даже не расслышал, что ему сказал Юрик, и переспросил:

– Что?

– Ты идешь? – повторил Юрик.

– Да, – сказал Рома.

– Hi, everyone, – сказала Калина.

– Good day, – ответил театральный класс.

Начался урок английского.

Рома сидел с Юриком за одной партой. Посмотрит налево, видит Юрика, переписывающего глаголы третьей группы с доски к себе в потрепанную тетрадь. Посмотрит прямо, видит Калину, ждущую, когда ученики перепишут глаголы. Калина не улыбается. Говорит скупыми фразами. Старается не смотреть никому из учеников в глаза. По большей части разглядывает след от снежка на оконном стекле с той стороны. Про воровство Калина не говорит, смущается. Но Рома понимает, она только об этом и думает. Если бы у него украли деньги и любимый разноцветный платок и перед ним сидели бы подозреваемые, Роме было бы не до английского. Впрочем, ему и так не до уроков.