На территории Мильтона Ламки - Филип Дик

— Чтобы писать внутри бутылок. — Он показал ей, как проводить голубые линии на тыльной стороне ее ладони. — Стереть невозможно. Останется на всю жизнь. Я сделаю тебе татуировку. — Он нарисовал у нее на запястье парусник и летающих над ним чаек. Смущенная Тэффи непрерывно хихикала.

— Что она будет делать с открывалкой? — спросила Сьюзан.

— Например, отрывать головы куклам, — сказал Мильт.

Глядя на девочку, Брюс осознал, что никак не учитывал ее в своих отношениях с Сьюзан. Между ним и Тэффи не было точек соприкосновения, и никто из них не помышлял об их возникновении. Однако Тэффи сразу же направилась к Мильту Ламки, полная любопытства и дружелюбия.

Тогда ему пришло в голову, что он никогда не общался с детьми. И, конечно, у него не было никакого опыта: он не знал, что делать или говорить, а потому ничего не делал и не говорил.

Сьюзан хотелось бы кого-то, кто любит детей, подумал он. Или нет? Она не предпринимала никаких попыток, чтобы вызвать в нем интерес к Тэффи. Может, ей все равно. Может, она сама намерена быть для своей дочери всем на свете, занять все роли. Если бы Тэффи привязалась к нему, то ей было бы тяжело, оставь он их, как оставили Пит и Уолт — и, возможно, другие.

Это не то, чего от меня хочет Сьюзан, понял он. Она не ждет, чтобы я качал Тэффи на колене, рассказывал ей занимательные истории и играл с нею. И он впервые ощутил глубокую подавленность. У Сьюзан не было ни малейшего понятия о равенстве в отношениях. Полное их неравенство предстало ему как своего рода откровение, абсолютное и несомненное.

Но как мог он жаловаться? Он не сделал ни шагу, чтобы приблизиться к ребенку. Бесполезно винить Сьюзан — ведь он показал ей, что не замечает Тэффи и не заботится о ней. Теперь слишком поздно. Но, может, если бы он обратил на нее внимание — так же, как сейчас Ламки, — то это положило бы конец его связи с Сьюзан. Он видел, с каким выражением лица она наблюдала за Мильтом Ламки. Приязни на лице не было. Никакого удовольствия из-за его интереса к девочке. Только холодность и настороженность. Почти открытая враждебность, как будто при первом удобном случае она готова щелкнуть пальцами и потребовать Тэффи обратно.

Теперь Мильт взял Тэффи за другое запястье и начал рисовать на нем женский торс.

— Вот тебе история о Джине Лоллобриджиде и ките, — говорил Мильт, набрасывая огромные груди. Тэффи глупо хихикала. — Давным-давно Джина Лоллобриджида шла вдоль морского побережья солнечной Италии, как вдруг появился огромный кит, приподнял свою шляпу и говорит: «Леди, а вы не думали когда-нибудь заняться шоу-бизнесом? Посмотрим правде в глаза: с этакой фигуркой вы понапрасну теряете время».

— Хватит, — сказала Сьюзан.

Мильт сделал паузу.

— Сейчас я нарисую на ней волшебный свитер, — сказал он. — Так что все будет в порядке, не беспокойся.

— Хватит, — повторила она.

— Волшебный свитер — штука важная, — сказал он, но рисовать пере стал. — Дальше в той истории, — обратился он к Тэффи, — говорится об оптовых закупках нижнего белья, а это тебе будет неинтересно. — К разочарованию девочки, он выпустил ее руку.

— Ручку-открывалку она может оставить себе, — сказала Сьюзан таким тоном, который подразумевал, что она пришла к этому решению как к разумному компромиссу.

— Прекрасно, — сказал Мильт, вручая вещицу Тэффи.

— Что надо сказать? — спросила Сьюзан.

— Что мир чертовски холоден и низок, когда не можешь радовать детей, — сказал Мильт.

— Я не тебя имею в виду, — сказала Сьюзан. — Я имею в виду Тэффи — что надо сказать, когда кто-то что-нибудь тебе дарит?

Захлебываясь и глупо улыбаясь, та выдавила из себя:

— Спасибо.

— Спасибо, дядя Ламки, — сказал Мильт.

— Спасибо, дядя Ламки, — эхом отозвалась она, а потом спрыгнула на пол и бросилась из гостиной обратно в коридор. Сьюзан пошла за ней в ее спальню, чтобы уложить ее в кровать и укрыть.

Мильт и Брюс остались наедине.

— Прелестная малышка, — приглушенным голосом сказал Мильт.

— Да, — сказал он.

— Не находите, что она похожа на Сьюзан?

До сих пор он об этом не думал.

— Немного, — сказал он.

— Никогда не понимал, что можно говорить детям, а чего нельзя, — пожаловался Мильт. — Когда-то дал обет избегать с ними морализаторства, но, возможно, перегибаю палку в другом направлении.

— Меня об этом спрашивать бесполезно, — сказал Брюс. — Я вообще в детях ничего не понимаю.

— Я люблю детей, — сказал Мильт. — Всегда их жалею. Когда ты так мал, то никому не можешь противостоять. Кроме тех, кто еще меньше. А это не многого стоит. — Он потер подбородок и оглядел гостиную, мебель и книги. — А она неплохо устроилась. Подумать только, я никогда здесь раньше не бывал. У нее уютно.

Брюс кивнул.

Вернувшись в комнату, Сьюзан сообщила:

— Она спрашивала, почему от тебя так смешно пахнет. Я сказала ей, что ты съел что-то очень странное, чего у нас не подают.

— Почему ты так сказала? — спросил Мильт.

— Не хотела говорить ей, что пил пиво.

— Это не пиво. Я не пил пива. Я вообще ничего не пил.

— Знаю, что пил, — сказала Сьюзан. — Заметила, когда только вошел. И лицо у тебя так и горит.

Лицо у него вспыхнуло еще сильнее.

— Я серьезно, ничего я не пил. — Он поднялся на ноги. — У меня давление поднялось. Надо принять резерпин. — Сунув руку в карман, он вынул пилюлю, завернутую в папиросную бумагу. — Чтобы понизить давление.

Они оба молчали, дивясь его поведению.

— Все так подозрительны в нашем мире, — сказал Мильт. — Нет больше взаимного доверия. И это называется христианской цивилизацией. Дети врут о своем возрасте, женщины обвиняют тебя в том, чего ты не делал.

Он, казалось, не на шутку рассердился.

— Не принимайте близко к сердцу, — сказал Брюс.

— Надеюсь, когда эта малышка вырастет, — сказал Мильт, — то будет жить в лучшем обществе. — Он двинулся к двери. — Ладно, — проговорил он угрюмо, — увижусь с вами обоими, когда снова буду здесь проезжать.

Открывая перед ним дверь, Сьюзан сказала:

— Не сердись. Я тебя просто дразнила.

Он спокойно взглянул ей в лицо.

— Я не держу на тебя зла. — Он обменялся рукопожатием с ней, а потом с Брюсом. — Просто это меня угнетает, вот и все. — Он обратился к Брюсу: — Где вы остановились? Я загляну к вам, когда вернусь.

— Он еще не устроился, — сказала Сьюзан.

— Это плохо, — заметил Мильт. — Чертовски тяжело устраиваться в новом городе. Надеюсь, вам удастся найти славное место. Во всяком случае, я всегда смогу найти вас в «Копировальных услугах».

Он пожелал им доброй ночи, после чего за ним закрылась дверь.

— Думаю, я должна была сказать ему, — сказала Сьюзан.

— Ты правильно сделала, — сказал он. Но это его беспокоило.

— Я не хотела, чтобы ты брал это на себя. Думаешь, он вернется, чтобы проверить? Может, у него возникло подозрение насчет нас? По-моему, это не имеет значения. Он здесь бывает всего несколько раз в год. Думаю, он все еще испытывает ко мне интерес, а это заставляет его ревновать.

— Может, и так, — сказал он. Но, по его мнению, Мильт просто страдал от одиночества и искал компанию.

— Если бы мы устроили все это по закону, — сказала Сьюзан, — то могли бы избежать таких ситуаций. Иначе они будут возникать снова и снова. Тебе надо подумать о своей почте… и разве ты не должен сообщить на призывной пункт свой постоянный адрес? А водительские права? Миллион деталей. Даже налоговые декларации, которые я должна заполнять как твоя нанимательница.

Моя нанимательница, подумал он. Это верно.

— Это недостаточная причина, чтобы жениться, — сказал он.

Она бросила на него резкий взгляд.

— Никто этого и не утверждал. Но мне не нравится говорить людям неправду. Из-за этого я чувствую неудобство. Я знаю, что мы не делаем ничего дурного, но если нам придется лгать, то это будет чуть ли не признанием вины.

— Я же не против, — сказал он.

— Жениться на мне?

— Да, — сказал он.

Они оба задумались об этом.

Заперев дом и погасив свет, они укрылись в ее спальне, как было до приезда Мильта Ламки. Довольно долгое время ничто не мешало им наслаждаться друг другом. Но совершенно неожиданно, без какого-либо звука или предупреждения, дверь спальни распахнулась. Сьюзан голая выпрыгнула из постели. В дверном проеме стояла Тэффи.

— Я ее потеряла, — прогундосила она. — Она упала, и я не могу ее найти.

Сьюзан, тусклая и сглаженная в темноте, подхватила дочку с пола и вынесла из комнаты. «Найдешь ее завтра», — услышал он, пока с колотящимся сердцем лежал в кровати под сбившимся одеялом. Раздались еще какие-то приглушенные фразы, произнесенные Сьюзан и ее дочерью, потом звук закрывающейся двери. Сьюзан мягкими шагами прошла обратно и вернулась в постель. Тело у нее было холодным, она дрожала и прижималась к Брюсу.