Малая земля - Георгий Соколов

— Не смей! А вдруг отравленная?!

Калюжный крякнул и с сожалением поставил бутылку.

— Запалился во время драки, — сказал он, прикладывая руку к груди, и посмотрел на лейтенанта просящим взглядом: — Такая жалость, товарищ лейтенант, неужели выльем? Может, я для пробы выпью?

Лейтенант не ответил. Он разбил бутылку об стену.

— Пошли в твое отделение, — сказал лейтенант. — А ты, Голубев, действуй в этом направлении. Дойдешь до шоссе — закрепляйся!

По дороге Калюжный сквозь зубы процедил:

— Прихлопнул я штук пяток фашистов…

Одноэтажный каменный дом над балкой Малеев нашел удобным для обороны. Сержант Балашов, прихрамывая — его ранило в ногу осколком гранаты, — заделывал окна подушками и перинами. Малеев посоветовал выкопать по углам дома окопы на случай бомбежки или подхода вражеских танков.

Взяв с собой Калюжного, Степкина и еще одного бойца — азербайджанца Мамедова, Малеев направился в соседние дома, чтобы установить связь с остальными группами. Едва они отошли от дома, как немцы начали обстрел Станички из шестиствольных минометов. Мины рвались совсем близко. Пришлось залечь. Степкин и Мамедов упали в яму с холодной водой, потом вскочили и рванулись в соседний дом. В этот момент мина, взвизгнув, разорвалась на крыше коридора. Коридор рухнул. Степкина придавило балкой. Оправившись от испуга, он выкарабкался из-под нее и на четвереньках вполз в комнату. Поднялся и быстро присел, судорожным движением стараясь выдернуть из кармана гранату, — в комнате были враги.

Он взмахнул гранатой, но вдруг услышал:

— Рус, рус, сдаемся!

Степкин сначала опешил, потом, быстро сообразив в чем дело, крикнул:

— Хенде хох, руки вверх! — и посветил фонариком.

Гитлеровцы подняли руки. Степкин насчитал их шесть.

— Мамедов, Мамедов! — позвал он.

Тот не ответил. Степкин не знал, как быть. Вывести их — десантники увидят и откроют огонь, не успеешь предупредить. Остаться с ними тут нельзя — ждет лейтенант, да и других дел много. Расстрелять? Проще всего дать по ним очередь из автомата. «Нет, пленных нельзя убивать. Мы не фашисты, — решил Степкин. — Связать бы их, но одному несподручно».

Степкин все же нашелся. Он выбрал одного щуплого солдата и жестами объяснил, чтобы тот связал остальным руки и ноги. «А тебя сам свяжу, — усмехнулся резанец, — ежели будешь рыпаться, оглушу разок кулаком, сразу посмирнеешь». Солдат снимал пояса со своих товарищей и связывал им руки, потом повернулся к Степкину и сказал: «Гут». Степкин скрутил его и, проверив, как крепко связаны остальные, облегченно вздохнул:

— Морока с вами…

Он собрал автоматы. «Ах, вот почему они сдались — патроны кончились, а врукопашную духу не хватило».

Выйдя в коридор, он стал искать Мамедова. Азербайджанец лежал, уткнувшись головой в стену. Степкин осторожно повернул его — Мамедов был мертв. Он внес его в комнату и побежал искать лейтенанта. Нашел его не скоро, в крайнем домике у дороги. Доложил, что взял в плен шесть гитлеровцев.

— Что с ними делать? — задумался Малеев. — Придется держать до вечера, а потом отправим на катер, может что важное сообщат.

— Бить надо их, а не брать в плен, — жестко проговорил Калюжный.

— Пленных не убивают, — пояснил Степкин. — Они сами сдались.

— А что они делают с нашими пленными! Знаешь?

Малеев холодно сказал:

— Фашисты — звери, а мы — люди. Понимать надо!

Он взглянул на часы и обратился к командиру взвода

Ковалеву:

— До рассвета остался час. Занимай оборону в этом квартале. Помни — назад ни шагу.

Присев на стул, Малеев сразу почувствовал, что смертельно устал за эту ночь. Веки стали тяжелыми и слипались. Щеки горели, в голове стучало. Чтобы не заснуть, он встал и прислонился плечом к стене.

Припоминая подробности боя, стал обдумывать, как лучше организовать оборону, чтобы не только удержать отвоеванное, но и продвинуться вперед.

Калюжный вышел во двор, прислушался. По-прежнему стрекотали пулеметы и автоматы, рвались гранаты и мины. И вдруг совсем рядом, в балке послышалась немецкая речь. Калюжный сжался, приготовил автомат и пополз к балке. «Минометная батарея», — сообразил он, стараясь определить, сколько там врагов. Он подполз к ним поближе, вынул противотанковую гранату. «Сейчас вы у меня взлетите к чертовой матери», — со злостью подумал он. И вдруг неожиданная мысль мелькнула у него: надо захватить минометы, они пригодятся. Спрятав гранату, Калюжный приподнялся и дал длинную очередь из автомата. Затем вскочил и прыгнул вперед. Один гитлеровец поднялся, бросил гранату и тотчас рухнул от удара автоматом по голове. Калюжный наклонился к нему и вонзил в спину нож. В этот момент граната разорвалась. Калюжный упал на немца и почувствовал, как по его левой ноге потекла кровь. Впереди мелькнула тень удиравшего другого гитлеровца. «Заслабило», — с холодным бешенством подумал Калюжный, выдирая из рук убитого пистолет.

Пересчитав убитых, Калюжный подошел к минометам. Рядом в яме лежали мины. «Придется позвать ребят», — решил он.

На рассвете бойцы взвода младшего лейтенанта Ковалева перетащили минометы и мины к дому командира роты. Малеев был рад такому трофею и насвистывал от удовольствия. Калюжный, отвернув окровавленную штанину, поеживался от прикосновения холодных рук Степкина, который бинтовал ему ногу.

Февральский рассвет был серым и скучным. Все окрасилось в тусклый свинцовый цвет. И море, и голые деревья, и дома. Над морем, стирая очертания берега, клубился туман.

— Вот и кончилась беспокойная ночка, — сказал Степкин, с жадностью разглядывая в окно местность. — Теперь, пожалуй, и отдохнуть можно.

Прислонившись к косяку двери, Калюжный покачал головой и возразил с усмешкой:

— Отдохнуть? Пожалуй, отдохнешь… Днем погорячее придется. И танки нас погреют, и самолеты. Горячо будет. Насмерть стоять будем.

— Факт! Отступать некуда.

Порывшись в кармане, Калюжный спросил:

— У тебя есть карандаш?

Степкин отыскал маленький огрызок карандаша и поинтересовался, что Калюжный собирается писать в такое время? Положив на подоконник листок бумаги, Калюжный написал: «В партийную организацию батальона автоматчиков» и задумался:

— «Прошу принять меня в члены партии», — вслух прочел он написанное и повернулся к Степкину: — Понимаешь, хочется написать с чувством. В голове псе укладывается, а на бумаге не получается. Хочется, чтобы поняли, что тут у меня творится, — он приложил руку к сердцу. — Я уже полгода в кандидатах хожу. А теперь, может, смерть придется принять. В заваруху-то крепкую попали. Так не кандидатом, а полноправным членом нашей родной партии бой вести хочу.