Я учился жить... (СИ) - "Marbius"

Чуть позже насытившийся и осмелевший Макар еще раз попытался выяснить, что случилось у Глеба на работе, но получил в ответ лишь упреждающий взгляд холодных глаз, под которым он стушевался. Подувшись немного, он встал, чтобы сделать чай.

- И между прочим, это несправедливо. Я тебе вон все рассказываю, а ты мне ничего, - пробормотал он.

- Спасибо, солнце, - хладнокровно отозвался Глеб, допивая вино.

- Кушай не обляпайся, - не смог не огрызнуться Макар.

Чаепитие подошло к концу. Глеб медлил. Макар не спешил. Но время было позднее.

- Ладно, пойду я еще немного погрызу гранит науки, и баиньки, - хмуро, но решительно произнес Макар, вставая.

- Спасибо за вечер, - ответил ему на это Глеб, оставаясь сидеть. Он наблюдал за тем, как Макар составляет посуду в мойку, вытирает стол и хлопочет по кухне. И ему было хорошо. И с этого момента в настоящем прошлое казалось не таким угрожающим, а будущее не таким безрадостным.

Макар остановился перед ним. Достаточно далеко, чтобы не показать, что он хочет чего-то, и достаточно близко, чтобы Глеб дотянулся до него своими длиннющими руками, если что. Глеб положил руки ему на талию и подтянул к себе. Макар с готовностью опустил руки ему на плечи и заулыбался.

- Слушай, я подсмотрел, как наши повара жарят отбивные, и хочу сам попробовать, - ни с того ни с сего сказал он. – Ты будешь, если что?

- Ты не умеешь готовить? – развеселился Глеб, глядя на него снизу вверх и с каким-то странным, интимным удовольствием касаясь бедрами его ног.

- А с чего бы мне уметь? Обычно мамашка готовила. Да и то там макароны, ну картошку, каши разные. А потом, когда я типа ушел, готовить было особо негде. А тут такая кухня шикарная, и все такое, - беспечно пожал плечами Макар. – А можно подумать, ты умеешь! – вдруг ощетинился он.

Глеб сделал вид, что задумался.

- Яичница считается? – беспечно поинтересовался он, улыбнувшись. Макар сосредоточенно рассматривал его. По некотором размышлении он снисходительно качнул головой.

- Нет, - величественно отозвался он. – Ну ничего, это можно исправить. Ладно, пошел я. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - отозвался Глеб, опуская руки. Он склонил голову, вслушиваясь, как Макар энергично поднимается наверх, как хлопает дверь в его комнату, и встал. Время было позднее. Время было спать. Он набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул. И что-то говорило ему, что со сном могут возникнуть проблемы. Оставаться одному не хотелось, хотелось избавиться от вечно серой пустоты.

Глеб неторопливо поднялся по лестнице, вслушиваясь в звуки наверху. Но квартира ответила ему тишиной. Он постоял немного перед дверью своей комнаты, словно в ожидании чего-то, и открыл дверь. В комнате было темно и тихо. Он помедлил немного, прежде чем включить свет. Кажется, впервые за бесконечно долгие месяцы он не готовился НЕ увидеть в ней Дениса. Глеб осмотрел ее еще раз и прислонился спиной к двери. Время летело. Боль притуплялась. Притуплялась надежда. Не хотелось думать, чего было больше в их отношениях – чувств или привычки, и так ли плоха она была, эта привычка. Только вот Денис никогда бы не позволил себе влезать Глебу под кожу, когда у того были проблемы на работе, как это без задней мысли сделал Макар. Глеб вспомнил, как долго могло длиться отчуждение после того, как Глеб говорил ему: «Отстань», и как нелегко было ему подойти и позвать ко столу, например. И как долго он чувствовал неловкость после подобных совместных ужинов. И как неловко ему было заходить на кухню пару часов назад, и как быстро исчезло это ощущение. Глеб отлепился от двери и подошел к комоду, на котором стояло несколько фотографий. Взяв одну, он вгляделся в глаза человека, на ней запечатленного, и обвел контур его лица. Поставив ее на место, Глеб пошел в ванную. Завтра на работу.

Лежа в темноте в постели и глядя в потолок, он снова и снова лениво обдумывал события прошедшего дня. Все-таки он прошел неплохо. Тополев, раз уж он знал долго про ориентацию Глеба и его отношения и ни словом, ни намеком не показал этого, действительно имел в виду отношение общества к этому щекотливому, если не сказать грубее, вопросу. Он попытался проверить Глеба на прочность, наверняка разочаровался, что не получилось сломать его, но и остался удовлетворенным – ему же хорошо, что его работник так вынослив. И дома его больше не поджидает пустота.

Глеб закрыл глаза, привычно дожидаясь вязких воспоминаний. Но следующим, что его потревожило, был звонок будильника.

Утро было мерным, как всегда. Солнце заглядывало в окно. День обещал быть ясным и жарким. Глеб не мог переключиться на новости, все время переводя взгляд за окно и наслаждаясь видом яркого голубого неба. Утренняя пробежка была наполнена странными посторонними мыслями, например, как провести следующие выходные, и эти мысли вызывали добродушную усмешку и что-то похожее на предвкушение. В конце концов, можно еще раз вырваться к тому озеру. Макар должен разобраться со своей сессией, и маленький праздник будет более чем обоснованным.

К завтраку Глеб спустился в отличном настроении. Макар таковым похвастать не мог. Он был ершистым, раздражительным, агрессивным. На пожелание доброго утра он буркнул что-то невнятное и снова уткнулся в свою чашку. Глеб уселся напротив и дотянулся до его носа. Легонько щелкнув по нему, он поинтересовался:

- Неужели экзамен настолько страшный?

Макар дернулся, отшатнулся и недовольно засопел.

- Что ты руки распускаешь? – вознегодовал он. – Что я тебе, игрушка плюшевая? Или пупс какой, которого тискать можно? Вообще обнаглел!

- Грешен, каюсь, - Глеб ухмыльнулся. – Господин домомучитель, я дождусь своего кофе?

- Ну ты вообще обнаглел! Забыл уже, где этот твой агрегат стоит? – огрызнулся Макар, вставая. – Ты вообще на мою шею сел и едешь, и едешь.

- Безобразник, - охотно подхватил Глеб, смиренно дожидаясь кофе. – Так экзамен сильно страшный, что ты так дергаешься?

- Да не. Я вроде все выучил, но старпер, которому я его сдавать буду, он странный, ну, не совсем чокнутый, но уже такой, с тараканами. Кто его знает, с какой ноги он встанет. Про него разные истории рассказывали. В каких группах он всем просто выставлял, а кого до вечера мучил. А тут не знаю. Понимаешь, - Макар поставил перед ним чашку и уселся напротив, удобно поставив ногу на стул и оперев о ее колено подбородок. – Я хочу на стипендию вытянуть. Как бы надо хотя бы «хор». – Макар вздохнул, дотянулся до бутерброда и с аппетитом от него откусил. – То есть если не получится, ничего критичного, я у теть Наташи нормально зарабатываю, но было бы приятно.

- А социальная стипендия? – поинтересовался Глеб, отпивая кофе и с любопытством и чем-то, похожим на любование, глядя на Макара. Тот сидел перед ним, взъерошенный, озабоченный, сосредоточенный и решительный. На белой коже посверкивали веснушки, брови были сдвинуты к переносице, а нос двигался в такт челюстям. Глеб не смог не улыбнуться.

Макар перестал жевать и закатил глаза.

- Это нужно к мамашке переться за всеми этими справками, - недовольно огрызнулся он. – И опять попадать на разборки, типа назидания, наставления всякие. Да ну ее! Обойдусь как-нибудь.

Он категорично откусил от бутерброда и начал энергично жевать.

- У тебя такая суровая мать? – поинтересовался Глеб.

Макар поморщился.

- Да затюрканная она, - неохотно признался Макар. – Меня одна типа растила, а потом с этими сектантами спуталась и ну меня туда в свою церковь тянуть. Мне вообще жизни не стало с этими ее Светами истины, Источниками жизни и еще какой дребеденью. Ну знаешь, эти придурочные, которые там поют на сценах всякую муть и проповедуют, что надо десять процентов в церковь отдавать? – Макар оживился, вскинул глаза на Глеба, дождался его согласного кивка и возмущенно заговорил: - Они там много всякой дури говорят, и про грехи, и про спасение. Но елки, они ей мозги промыли, и она вроде мне и добра желает, но как она мне мозги выедала! Прямо достало! Ну вот я и удрал от нее.