Воровская корона - Евгений Сухов

— Кузьмич! — громко крикнул Кравчук и, когда в проеме появился изрядно поредевший чуб водителя, весело распорядился: — Запрягай своего железного коня, выезжаем.

Шофер не сумел сдержать радости.

— А он уже давно у меня под седлом стоит, — улыбаясь, отреагировал он на шутку. — Седока дожидается.

Несмотря на капризный характер, Кузьмич знал толк в машинах и, кроме того, обладал почти болезненной страстью к чистоте, пятнышки пыли на лобовом стекле он воспринимал едва ли не как личное оскорбление. Даже ковры на сиденья постелил. Где он их, интересно, раздобыл? Да видно, у буржуев экспроприировал!

Кравчук жил в Пыжевском переулке в квартире бывшего фабриканта. Прежний жилец так торопился расстаться со Страной Советов, что, съезжая за границу, не успел распродать даже мебель. А потому тратиться на посуду Кравчуку не пришлось. Заслуженный чайник, который он протаскал за собой едва ли не всю Гражданскую, пришлось за ненадобностью зашвырнуть на помойку.

До Пыжевского Кузьмич докатил быстро, торопился мужик. Супружеский долг такая же святая обязанность, как и служебный.

Федор задрал голову. Окна квартиры встретили его неприятной темнотой. Он пошарил в карманах и вытащил ключи.

Тень он заметил сразу, как только подошел к подъезду. Крадучись, она наползла на входную дверь и застыла. Кравчук понимал, что у него не оставалось времени, чтобы дотянуться до револьвера, и единственное, что он успеет, так это в последнем мгновении рассмотреть лицо своего убийцы.

— Стоять! — проговорил Кравчук, не оборачиваясь. — Еще одно движение, и я вышибу тебе мозги.

— А ты бы сначала свой наган из кобуры-то вытащил, прежде чем пугать. — И уже доброжелательно, почти смеясь, подошедший проговорил: — А ведь ты меня не признал, Федор Степаныч. Похоже, что испугался.

Кравчук повернулся. Перед ним, выпрямившись во весь свой немалый рост, стоял Егор Грош и неприятно усмехался.

— Ты чего пришел? — зло поинтересовался Кравчук.

— Ты вот на меня сердишься, гражданин начальник, а ведь я к тебе по делу. Рискую, можно сказать. Если меня кто из жиганов случайно увидит, так перышком до смерти защекочет. Вот так-то!

— Отойдем в тень, — распорядился Кравчук, понимая, что так оно и есть в действительности. А потом, Грош не явился бы просто так. И когда тень плотно укрыла их лица, коротко спросил: — Ну, что там у тебя?

— На Хитровку опять питерские приходили. Неспроста! Видать, дело какое-то крупное затевается.

— С чего ты взял? — усомнился Кравчук. — Мало ли какой сброд у вас там собирается.

Грош отрицательно покачал головой:

— Туда сброд не пускают, гражданин начальник! Настоящие жиганы подошли!

— И сколько их было?

— Не считал, но много! А потом Кирьян со Степаном объявились, а эти просто так и пальцем не пошевелят. Значит, прибыльное дело намечается.

— Как зовут питерского, знаешь?

— Как звать, не знаю, а только он весовой и с нашими жиганами на равных держится. А вчера у мадам Трегубовой пьянку устроили, и он с Лизой царскими червонцами расплачивался.

— Богатый, — согласился Кравчук.

— Не то слово, — протянул бродяга, — наши-то жиганы не любят деньжатами разбрасываться. Скуповаты! А этот широту натуры показал. Может, у них в Питере так заведено? Так вот, к следующей встрече питерский обещал поляну сытую накрыть. — И со скрытой завистью добавил: — Для него деньги, что шелуха от семечек.

— Где они соберутся, знаешь?

Бродяга отрицательно покачал головой:

— Нет.

— А может, у Трегубовой?

— Ну ты, гражданин начальник, наших жиганов за лохов, что ли, держишь! Где же такое видано, чтобы на одном и том же месте второй раз встречаться, да еще по важному делу.

Кравчук молча согласился, а потом спросил:

— Как мне отыскать твоего питерского?

Грош широко улыбнулся.

— Не надо тебе его искать. Выследил я его! — победно произнес бродяга. — Он недалеко от Сухаревки проживает.

— Четвертной заработать хочешь? — спросил Федор Кравчук, понимая, что остаток ночи безнадежно пропал.

Бродяга недоверчиво покосился на Федора.

— Кто же не хочет?

— Поехали сейчас туда! — потянул он за рукав хитрованца.

— Э-э! — неожиданно запротестовал бродяга. — Да ты, начальник, и впрямь ополоумел! Куда в такую темень тащиться? Того и гляди, ненароком кирпичом по затылку огреют.

— Держи четвертной, — вытащил деньги из кармана Федор Кравчук.

— Ну и настырный ты, господин начальник, — укорил бродяга, — от тебя просто так не отделаешься, — не без досады сунул он в карман деньги. — Ладно уж, пойдем! Эй, извозчик! — крикнул он проезжавшей мимо пролетке. И, вскочив в нее, произнес: — Ты, милейший, давай до Сухаревки нас подвези, да чтоб все в лучшем виде было. Мы господа богатые, — выразительно покосился он на Кравчука, — за скорость целковый сверху накинем!

Извозчик был детина лет сорока и в широком поношенном армяке напоминал медведя, взобравшегося на козлы.

— Если вы, господа, ко мне со всем уважением, так и я к вам с пониманием. — И, рубанув кнутом воздух, воскликнул: — Эх, пошла, залетная!

Вороной конь нервно дернулся от хозяйской «ласки» и усердно забарабанил коваными копытами по булыжной мостовой.

— Что-то, братец, рожа у тебя разбойная, — поддел извозчика бродяга.

— Это вы, господа, в точку, — не стал отпираться тот. — На царской каторге семь лет просидел… Но-о, пошла, родимая! — взлетел в воздух кнут.

— И за какие же подвиги тебя в Сибирь определили? — вмешался Кравчук.

Извозчик чуть обернулся, и Федор увидел тяжелый взгляд из-под косматых бровей.

— А чего тут темнить, если господа с пониманием, — неожиданно ласково пропел детина. — Разбой! — И уже обстоятельнее, безо всякого раскаяния в голосе продолжил: — Наше-то село на трех больших дорогах выросло. Народ в нем разный останавливался, и часто богатый. И как же постояльца топориком не огреть, если у него «катеньки» изо всех карманов торчат? — искренне удивился извозчик.

— Тоже верно, — натянуто согласился бродяга, покосившись на Федора. — А как же ты в городе-то оказался?

— А как вышел с каторги, домой вернулся… Мамка-то моя померла… Делать мне в селе нечего было. А все односельчане меня за шального принимали. Я отцовский дом продал, купил лошадку да в город подался, — сообщил извозчик. — Вот теперь хоть какой-то приработок имеется!

За разговорами до Сухаревки доехали быстро. В одном месте резвая лошадка едва не затоптала кота, а уже у самой башни извозчик едва не сшиб бродягу, нежданно вынырнувшего из темной подворотни. Обругал его матерно и так же лихо погнал пролетку дальше.

— Ты бы, голубчик, вон у того здания остановился, — тоном знатного вельможи распорядился бродяга. Ощущение было такое, что он полжизни прокатался в пролетках.

— Это мы с превеликим удовольствием, — отозвался извозчик и, натянув вожжи, прикрикнул: — А ну стоять, родимая!

— Сменил бы ты ремесло, братец. С такой физиономией, как у тебя, только головы господам откручивать.

— Отвернешь вам, — незатейливо хмыкнул детина, — у твоего товарища-то из-под куртки вон какой пистоль торчит. Тут и самому без головы остаться можно. — И, получив обещанный гривенник, проговорил: — Вы бы, господа, не очень шалили-то. Нынче за всякие шалости в расход пускают.

— Уж постараемся, — серьезно пообещал извозчику Кравчук.

— А он тебя за жигана принял, — уважительно протянул Грош. — У тебя, Федор Степаныч, в роду часом никого из каторжников не было? — с интересом взглянул хитрованец на начальника.

— Не припомню… А я вот тоже не подозревал, что в тебе столько барства может быть! Как ты с извозчиком разговаривал… Уж не согрешила ли часом твоя матушка с каким-нибудь удалым помещиком?

Шутку бродяга воспринял очень серьезно, похлопал глазами, почесал затылок. Невесело хмыкнул, нелепо скривив губы:

— Я ведь и сам так частенько думаю, господин начальник. Если не так, тогда откуда у меня ума палата? Ну да ладно, чего душу-то травить. Пойдем покажу, где питерский засел. Крыльцо видишь? — показал бродяга на угол дома с большим парадным входом.

— Ну, — неопределенно протянул Кравчук.

— А ты не морщись и за свихнутого меня не принимай. Прежде здесь князья жили, а теперь все кому не лень. А в трех квартирах и вовсе бордели. Так вот, питерский на четвертом этаже живет. Ты глянь туда, — кивнул он наверх. — Третье окно справа видишь?

— Так. Занавеска на нем светлая.

— Верно. Вот здесь и проживает питерский жиган.

Федор Кравчук с интересом посмотрел на окно. На миг его посетила бесшабашная мысль: а что, если подняться в квартиру и, потрясая наганом, спровадить залетного на Петровку.

Заприметив блеснувшее в глазах Кравчука озорство, бродяга строго предупредил: