Лавина чувств - Элизабет Чедвик

— А что вам нужно от Джослина?

Убер ответил не сразу, продолжая наблюдать за ритмичными движениями Рагнара. Затем он сказал:

— Лорд Лестер требует серебро Монсорреля, а сейчас оно находится под присмотром вашего брата.

— Понимаю.

— Его можно как-нибудь подкупить?

Меч взвизгнул под нажимом рук Рагнара, и тот, рассмеявшись, произнес:

— Нет, черт возьми! Как вы думаете, почему он пользуется таким расположением у наместника? Что бы вы ему ни предложили, этого будет недостаточно для того, чтобы заставить его забыть о чести. Тем более он знает, что вы служите Лестеру, — разъяснил Рагнар и, протерев глаза, засунул меч в ножны. — Получить серебро можно только через его труп.

Де Бомон сжал кулаки.

— Видимо, так и придется сделать, — решил он. — Но, раз уж он мой соперник, я бы хотел побольше знать о нем.

Рагнар неодобрительно посмотрел на собеседника.

— Думаю, вам не стоит спрашивать о нем у меня.

— Почему? На днях я уже видел вашу «братскую любовь» друг к другу. Послушайте, приходите в «Павлин», и мы поговорим с вами за кружечкой вина, — предложил де Бомон, позванивая кожаным кошельком, подвешенным на поясе возле кинжала.

— Не думаете ли вы дать мне взятку? — спросил Рагнар, откидывая со лба мокрые рыжие волосы.

— Кажется, вы уже закончили свою работу и, похоже, хотите пить.

Рагнар засмеялся, показав своему собеседнику прекрасные белые зубы, которых никогда не касались инструменты городских лекарей.

— «Павлин», вы сказали? Ну что ж, идемте. Я действительно очень хочу пить.

— Джослин всегда был любимчиком у отца, — Рагнар пальцем вырисовывал на столе из пролитого вина что-то похожее на дракона. Другой рукой он подпирал голову, которая к этому моменту стала и легкой, и тяжелой одновременно. Затачивая меч на душном дворе, он так захотел пить, что первые два кубка анжуйского вина осушил почти залпом. Третий он пил чуть помедленнее, стараясь не опережать де Бомона. А сейчас перед ним стоял уже наполовину пустой четвертый кубок вина. — Я уверен, если бы мне по закону не принадлежали земли в Арнсби, отец отдал бы их Джослину — своему первому сыну, — продолжил он, и на его лбу между светлыми бровями появились две глубокие морщины.

— Вы позавчера сказали, что его мать была потаскухой.

— Это правда. Отец нашел ее среди распутных женщин в каком-то лагере во время одной военной кампании. Поговаривали, будто она была благородных кровей. — Рагнар презрительно засмеялся. — Но разве станет порядочная женщина таскаться с отрядом наемников?

Он поднял кубок и хлебнул еще вина.

— После того как она умерла при родах, отец выстроил в память о ней часовню и нанял монашек, чтобы они читали заупокойные молитвы. Один Бог знает, как меня бесит, когда я вижу, что отец каждый месяц наведывается в эту часовню. Она же не была святой, она была шлюхой!

Де Бомон улыбнулся и наполнил кубок Рагнара, затем подлил вина и себе. Он сделал несколько глотков и решил, что они немного уклонились от обсуждения самого Джослина.

— Так как же ваш брат стал наемником? Полагаю, что отец все-таки мог сделать его своим наследником.

— Сначала Джослин собирался стать священником, — сказал Рагнар. — Три года он провел в Лентоне среди монахов, пока один из них не попытался его совратить, за что Джослин выбил ему чуть ли не все зубы. Мой отец решил, что настоящее призвание Джослина — это меч, поэтому начал его обучать военному делу, — продолжал Рагнар, размазывая пальцем пролитое вино.

— И?.. — спросил Убер, ожидая продолжения.

Его любопытство уже изрядно надоело Рагнару и начинало его раздражать.

— Что еще я могу добавить? — сказал он и пожал плечами. — Когда Джослину было пятнадцать, он поссорился с отцом, вскочил на лошадь и уехал. Отец был уверен, что он вернется через месяц, но мы увидели его лишь спустя семь лет. Когда Джослин вернулся, он уже командовал отрядом наемников. К нему относились, как к блудному сыну, и всегда ставили мне в пример. — Рагнар посмотрел на свои пальцы, по которым стекало вино. — Все семь лет я думал, что он мертв и никогда больше не появится в моей жизни.

Де Бомон сложил руки на животе.

— Вы узнали, что произошло с ним за эти семь лет?

— Он никогда не рассказывал об этом. Думаю, что он был у Конана, брата его матери. Именно этот дядя, полагаю, и научил Джослина скандалить и совать нос не в свои дела, — пробормотал Рагнар и взглянул на де Бомона пьяными глазами. — Как вы собираетесь его убить?

Тот закусил губу.

— Я вижу способ заполучить серебро Монсорреля, не ссорясь с вашим братом, — способ, который нанесет серьезный удар по его гордости.

— Вы боитесь сразиться с ним в открытую? — с презрением в голосе спросил Рагнар.

Де Бомон слегка покраснел.

— Я ничего не боюсь, — проворчал он. — Ваше счастье, что вы сейчас пьяны, иначе вам бы пришлось ответить за такие слова. Самое главное для меня — вернуть деньги лорда Лестерского. А если вы хотите избавиться от своего брата, то обойдитесь как-нибудь без меня, — заключил он и, вставая, бросил на стол монету, расплачиваясь за вино.

— Куда вы направляетесь? — поинтересовался Рагнар, продолжая сидеть за столом, так как чувствовал, что ноги могут его подвести, если он вдруг встанет.

— Найму лодку и отправлюсь вверх по реке. Хочется немного прокатиться, — ответил де Бомон и улыбнулся. — Я бы взял вас с собой, но боюсь, что вы вывернете все ваше вино за борт.

Рагнар посмотрел вслед де Бомону, вышедшему из пивной и хлопнувшему дверью. Затем он уставился на недавно выбеленные стены, уже успевшие покрыться копотью вокруг подсвечников. К нему подошла молодая девушка и взяла оставленные де Бомоном деньги и пустой кувшин. Рагнар, пошарив в кармане, достал монету и попросил принести еще вина, решив, что нет никакого смысла оставаться пьяным лишь наполовину.

Прогулка по Темзе стоила Уберу де Бомону трех серебряных пенни, которые он заплатил лодочнику за то, чтобы тот отвез его от дома Лестера вверх по течению к более скромному жилищу — дому Монсорреля. Сидя на носу лодки, он посматривал на усыпанный галькой берег и на деревянную лестницу, ведущую к неухоженному саду. Он услышал, как прокукарекал петух, и заметил кур, возившихся среди высокой травы и кустов ежевики. Дом, облепленный глиной и известью, был выстроен в старинном саксонском стиле. Крыша была соломенной, и лишь главное здание покрывала более дорогая красная черепица. В этот жаркий летний день белые ставни, обращенные к реке, были открыты настежь.

— Причаливать, милорд? — спросил лодочник, стараясь удержать свое судно на течении.