Юность атамана - Валерий Евтушенко

Он немного помолчал, высчитывая что-то в уме, и продолжил:

— А мы, как начнете, пойдем на штурм валов. Поддержим вас, так сказать…

Возвратившись к себе, Богун и есаул собрали сотников, чтобы довести до них план предстоящей операции. Однако, не успели они начать совещание, как к ним присоединилось еще десять сотников других полков. Гонец, прибывший от гетмана, передал его слова, что они тоже со своими людьми поступают в распоряжение Богуна и Серко. Теперь, наличных сил полностью хватало для того, чтобы претворить в жизнь задуманное предприятие.

В полночь, когда в польском лагере поднялась пушечная и ружейная стрельба и началось веселье, два отряда казаков, скрытно переправились через Трубеж и Альту, став обходить польские позиции. Затем каждый отряд разделился еще раз. Пятьсот казаков затаились на берегах обеих рек по центру польского лагеря, а остальные во главе с Богуном зашли с тыла, где находился польский обоз и выпасались конские табуны.

Отряд Серко залег на берегу Трубежа, речки не широкой, но достаточно глубокой. Отсюда лагерь поляков открывался, как на ладони. Казаки в свете ярко пылавших костров наблюдали, как веселятся шляхтичи, отмечая свой главный праздник. Многие уже были изрядно пьяными, горланили песни, другие от избытка чувств пускались в пляс. Кто-то стрелял в воздух, а некоторые соревновались в искусстве фехтования. Постепенно всеобщее веселье достигло своего апогея. Вино лилось рекой, у многих бочек уже были выбиты днища и спиртное черпали из них прямо ковшами и кружками.

— Вот уже и Воз перевернулся, — взглянув на небо, шепнул Ивану лежавший рядом Верныдуб. — Бьюсь об заклад, больше часа они не продержатся.

Спорить с великаном никто не стал, так как уже то там, то тут шляхтичи стали валиться с ног. У кого-то хватало сил добраться до палаток, но многие просто падали на сырую землю и засыпали. Постепенно польский лагерь стал напоминать поле после жестокой битвы. Единственное отличие заключалось в том, что лежащие на земле, всего лишь крепко спали. Много, правда, оставалось еще и тех, кто бродил с ковшами в руках между телами, разыскивая приятелей. Но постепенно и они присоединялись к спящим.

В четвертом часу ночи, когда уже слабо забрезжил рассвет, Серко негромко подал команду: «Пора!» и, соблюдая осторожность, казаки погрузились в воды Трубежа. Главное было не замочить самопалы, поэтому их держали поднятыми высоко вверх. Переправившись, сотня казаков с самопалами остались на берегу, изготовившись к стрельбе, а остальные ворвались в лагерь. То, что происходило дальше мало напоминало бой, скорее это была настоящая резня. Еще пятьсот казаков во главе с Ярошем, переправившись через Альту, напали на поляков с другой стороны. Большинство шляхтичей встретили свою смерть во сне, располосованные казацкими саблями, другие спросонья выскакивали из палаток и падали, сраженные меткой пулей из самопала. Кое-кто из шляхтичей пытался спастись, переплыв речку, но тонули, попав на глубину. Во всем лагере царила суматоха и паника, усилившиеся после того, как основные силы гетмана Федоровича пошли на штурм.

К счастью для поляков, Конецпольский, Лащ и командиры хоругвей, хотя тоже праздновали, но излишествам не предавались и оставались трезвыми, как и их охрана. Им удалось, хотя и с большим трудом, собрать несколько тысяч относительно трезвых жолнеров и с их помощью отразить попытку штурма лагеря, предпринятую Тарасом. К этому времени уже начинался восход солнца и Серко приказал свои людям возвращаться с захваченными трофеями в табор, тем более, что Богун со своими людьми, зайдя в тыл полякам, уже давно захватил почти всю польскую артиллерию, большую часть обоза и несколько конских табунов…

Станислав Конецпольский в ярости метался у себя в палатке, кусая от злости ус. Лащ стоял у входа, потупив голову, хотя особой вины в происшедшем за собой не чувствовал. Но польный гетман ни в чем его и не обвинял, повторяя время от времени:

— Пся крев, лайдаки, хлопы, быдло, которых батогами надо было разогнать! И столько наших погибло! Цвет шляхетства! Еще немного и они бы вырезали всех нас! И вся армата досталась этим лайдакам, и обоз! Позор на мои седины!

Польный гетман не зря выходил из себя. В эту ночь, которую позднее в народе прозвали «Тарасовой ночью», было вырезано около пяти тысяч шляхтичей, в том числе 300 из польской знати. Казаки захватили часть обоза вместе с артиллерией, а также лошадей. В ночь на 20 мая в этой польско-казацкой войне ситуация изменилась кардинальным образом, теперь польному гетману коронному уже рассчитывать на победу не приходилось.

Воспользовавшись тем, что Конецпольский на какое-то время умолк, переминавшийся с ноги на ногу коронный стражник, осторожно сказал:

— Ваша светлость, неутешительные новости из окрестных местечек.

— Что там еще? — насторожился Конецпольский.

— Местное население поднялось против нас. Везде убивают поляков и евреев. Бунтовщики уничтожили уже несколько наших отрядов фуражиров. Если так пойдет дальше, у нас начнутся проблемы с продовольствием.

Лащ говорил правду. В окрестностях Переяславля начались выступления крестьян и мещан, на помощь которым Тарас направил несколько запорожских полков. Гнев восставших обрушился в основном на евреев, которых уничтожали тысячами без всякой пощады. Пожар народной войны грозил охватить все южнорусские территории.

Спустя несколько дней от польских позиций отделился всадник. За ним ехал горнист с белым флагом. Тарас, узнав об этом, приказал Богуну встретить парламентера и доставить его к нему. Парламентер вежливо приподнял шляпу, приветствуя куренного атамана, и представился послом от Конецпольского к гетману Тарасу, ротмистром Хмелецким. Богун не стал завязывать послу глаза — пусть видит казацкую силу, и провел его к Федоровичу.

Как выяснилось, Хмелецкий привез казацкому гетману предложение о начале переговоров. Посовещавшись с полковниками и старшиной, Тарас ответил согласием.

Переговоры проходили трудно. Тарас требовал убрать ограничения казацкого реестра, как это было при Сагайдачном, Конецпольский соглашался лишь на увеличение его до восьми тысяч. Причем, кого принимать в казаки, а кому отказывать, должна будет решать специальная комиссия из реестровиков и запорожцев. Поляки требовали также выдачи Тараса Федоровича, но это предложение было сразу отвергнуто.

Тем не менее, представители реестровой старшины Ильяш Караимович. Иван Барабаш и ряд других согласны были на реестр в восемь тысяч человек. Реестровые казаки также поддержали их. В результате, в июне 1630 года было заключено переяславское соглашение, с которым Тарас не согласился и ушел со своими сторонниками на Сечь. С ним вместе на Запорожье возвратился и Иван Серко.