Ануш для искушения - Виталий Вир

– Ллойд, ты хороший парень. Правда, ты очень хороший парень. Но я не тебя имела в виду.

– А кого?!

Он так удивился, как будто, кроме него, на Земле не осталось никого из мужской части населения.

– Я говорила о Джэе. И коль уж ты подслушал, и я… – я немного растерялась, подбирая какие-то правильные слова, чтобы не обижать его и дальше; но потом «плюнула» и сказала, как думаю. – И я вынужденно сказала тебе о нем. Надеюсь, это останется между нами.

Что произошло с ним потом, лучше не вспоминать в деталях. Если описать одним предложением, то на него страшно было смотреть. Ситуация усложнилась еще и после того, как Джэй попытался узнать о причинах столь резкого перепада в настроении Ло. Ответив несуразно, Ло держался во время регистрации поодаль от нас, а в самолете намеренно (и это поняла одна я) он занял дальнее от нас место.

Но уж как сложилось, так сложилось. Мы взлетали в направлении города Канкун, где меня ожидала встреча с частью великого творения цивилизации майя, дошедшей до наших дней.

Глава шестая (стр. 89)

Майя настоящего/прошлого

Прошло больше двух недель с тех пор, как я приступила к раскопкам. И менее двух недель оставалось до завершения археологической экспедиции.

Раскопки велись на полуострове Юкатан. В двухстах километрах от города Канкун и невдалеке от древнего города Чичен-Ица, знаменитого наследием цивилизации майя.

Район раскопок сверху утопал в солнечном свете, а снизу пребывал в тенистой части высоких деревьев с первозданной зеленью.

Там, где мы находились, от самого древнего города мало что осталось. Зато неплохо сохранились некоторые развалины стен, представляющие ценность для археологов. Куски бывших строений состояли из довольно грубо вытесанных камней, скрепленных между собой очень плотным раствором. Поэтому некоторые фрагменты стен простояли тысячи лет. Период расцвета этого поселения приходился примерно на 600–100 годы до нашей эры, а около 1400 года город внезапно, как и Чичен-Ица, был оставлен жителями и заброшен. Ученых интересовало это, потому раскопки могли пролить свет на загадки древних цивилизаций.

Мне тут очень нравилось. А если без лукавства – я разве что не порхала от счастья. Так получилось, что любимым делом я занималась в обществе Джэя. Мне даже не хотелось ни с кем особо знакомиться.

Первое, с чего началось мое счастье, – я попала в состав его группы. А затем мне удавалось выбирать участок работы в непосредственной близости от него. В дальнейшем Джэй вообще начал брать меня в помощники. За время совместной работы мы с Джэем очень сблизились. Я настолько привыкла к этому, что больше не представляла себе, как можно проснуться и весь день не проводить совместно. Но я, как и прежде, не могла называть его на «ты». Сам Джэй это сделал давно и, снисходя к моему воспитанию, смирился с моим обращением на «вы». Мы много болтали. Предметом разговора могло стать все, что угодно. Затрагивал новую тему всегда он, и мы говорили обо всем, порой мне казалось, что я для него та единственная, с кем ему будет хорошо, как с самим собой.

Джэй был очень увлеченным, его основные исследования сосредоточены на классической цивилизации эпохи майя и системе их письма. Он настолько увлечен непосредственно делом, что остальное, не относящееся к его профессии, идет своим чередом. На это он даже не тратит время. Джэй просто с азартом погружен в работу, а те предложения, что до сих пор поступают к нему, удивительным образом благоволят продвижению его познаний дальше и дальше. Как промежуточный итог – к 24 годам он уже являлся научным сотрудником в Кембриджском университетском колледже археологии и антропологии.

Кроме того, Джэй чрезвычайно жизнерадостный человек. От него исходит такая энергия, что она способна увлечь и встряхнуть кого угодно. Я была очевидцем того, как ему начинали нехотя верить самые убежденные пессимисты, которые затем шли за ним, и тут мы становились свидетелями новой находки на земле. А точнее – в земле.

И Джэй как один из людей, чье предназначение на Земле – продолжение рода человеческого, чертовски непозволительно красив и крайне привлекательно сложен. Он не просто интересен, он умопомрачительно прекрасен, просто до дрожи в коленках! Джэй отличается от всех тонкими, красивыми чертами лица и манерой держаться, что демонстрировало некую самоуглубленность и отстраненность от окружающего мира. По крайней мере, я находила его таким. Я вообще не знаю, почему в него не влюбились все девушки экспедиции. Конечно, мне это не нужно! Для меня достаточно, что он возбуждает меня втайне от всех. Даже втайне от самого себя. А почувствовать рядом соперницу было бы равносильно пробуждению во мне хищницы.

Так я полюбила Джэя, но не могла говорить об этом во всеуслышание. Подойти к нему первой и заговорить с ним о моих чувствах к нему для меня означало… Да и ни при чем тут мое воспитание – жить в кротости. Просто с этим подойти не смог бы никто. А больше этим и поделиться-то не с кем было.

Ллойд по приезде работал в совершенно другом месте раскопок. Участков оказалось много, Ллойд вызвался на дальний из них. Настолько дальний, что мы не виделись вовсе. Плюс к этому меня поселили в противоположной от Ло части палаточного лагеря. Так что за последнее время я встретила его всего один раз. При этом он меня не видел.

К тому же нас перестала объединять общая тема – события, связанные с погребальной камерой. На следующий после прибытия в лагерь день я попросила Джэя показать мне то самое настенное изображение. Амулет я узнала в точных подробностях. Об этом я решила не говорить Джэю. Тогда мне не хотелось ворошить прошлое, вспоминалось, мягко говоря, скептическое его отношение к моему рассказу о предсказаниях из манускрипта. Тем более я испугалась, что он начнет относиться ко мне с подозрением (в лучшем для меня случае – как к большой фантазерке). А мне этого не хотелось.

Изо дня в день меня больше заботили хорошие отношения с Джэем: старалась не давать повода, чтобы он подумал обо мне не так, как я этого хотела. У меня даже на пару дней напрочь стерлись воспоминания о событиях в погребальной камере. Тем более Джэй все взял на себя, а мы с Ло ограничились подробным письменным изложением случившегося.

Я не знаю, о чем написал Ло. Но в своем отчете я намеренно не упоминала о манускрипте. Подробнее всего описала то, чего хотел экспертный совет – феномен шести ступеней! Решила, что если спросят о манускрипте, расскажу, как о видении. Я реально не могла описывать уверенно то, что видела я одна! В погребальной камере мы оказались вдвоем. Манускрипт при этом видела одна я. Кроме того, я продолжаю в одиночестве настаивать на этом. За отсутствием самого документа результат моего диагноза налицо. Поэтому о манускрипте я не забыла, но и упоминать о нем не захотела.