Змеиное гнездо - Виктория Холт

Нам было о чем говорить. Он во всех подробностях описал мне пасторский дом, младшего брата Алекса, который тоже собирался стать пастором, отца и мать, теток и кузенов с кузинами, которые все жили рядом, семейные связи. У них была веселая жизнь, совсем не похожая на мою.

И был еще Эдинбург, ставший для меня, вероятно, благодаря Джеми, чем-то совершенно особенным.

Он любил каждый камень этого города, и воспоминания о днях, посвященных нашим изысканиям, как мне думалось, никогда не смогут изгладиться из моей памяти. Я проживала каждый день наших скитаний так, словно он был последним, ибо знала, что скоро все кончится. Когда вернется отец, посыплются вопросы. Его едва ли всерьез тронет некоторое отклонение моего поведения от привычного. Но если отец начнет меня поучать, то почти наверняка я не сумею сдержать гнев и выскажу ему, что, насколько мне известно, он не всегда жестко придерживался стези добродетели. Правда, я знала, что едва ли рискну говорить с отцом напрямик.

Никогда не забуду стяг, развевающийся над замком, – прекрасный вид, открывшийся нам при ясной погоде с Пентлендских холмов. Всегда буду помнить, как мы шли вдоль Королевской мили от Замка-скалы до Холируда. Кафедральный собор, приютивший Джона Нокса. Как же я ненавидела этого человека! Меня выводила из себя одна мысль о его грубых обвинениях в адрес королевы Марий. Он ведь тоже был благочестивым человеком, говорила я себе. А в чем состоял его тайный порок? Я подозревала теперь каждого, кто похвалялся своими добродетелями. Джеми пришел в восхищение от громов и молний, которые я обрушила на Джона Нокса.

Джеми был заворожен прошлым. Он знал о нем гораздо больше моего. Чудесно было широко открытыми глазами смотреть туда, куда указывал мой замечательный спутник.

С его помощью я увидела Бонни Данди и драгун, скачущих за ним; королеву Марию, когда, еще овеянная великолепием французского двора, она прибыла в мрачную Шотландию; ковенантеров, отдавших за свои убеждения жизнь на Травяном рынке; он рассказывал мне о сказочном воре мастере Броди, о похитителях трупов Берке и Хейре. До чего же все это было занимательно.

Потом из Италии вернулись отец и Зилла Грей. Они выглядели посвежевшими и довольными. Оба источали любезность. Зилла пребывала в возбужденном состоянии и вела себя довольно ребячливо, хотя в душе я не сомневалась – ребячливости в ней ни капли. Отец во всем ей потакал, словно зачарованный.

Зилла каждому привезла подарок: миссис Керквелл – блузку из Парижа, где молодожены побывали на обратном пути; мистеру Керквеллу – статуэтку; всем остальным – вышитые носовые платки. Всё были в восторге, а я про себя подумала: она знает, чем привлечь людей на свою сторону.

Для меня был куплены платья и всякая всячина.

– Дорогая, дорогая моя Девина, я знаю твой размер и что тебе к лицу, – тараторила она. – Я потратила часы, чтобы выбрать все это, не правда ли, дорогой?

Отец кивнул с выражением притворного негодования на Лице – она рассмеялась.

– Мы должны немедленно удалиться на примерку, – возвестила она. – Я не в силах ждать.

Потом у меня в комнате она прилаживала на мне платье, накидку, юбку, блузки – одну с оборками, другую гладкую, по последней моде. Наконец, отступила в восхищении на несколько шагов.

– Прямо сшиты на тебя, Девина, честное слово. Тебе известно, что ты очень симпатичная?

– Вы были очень добры, что вспомнили обо всех. Слуги в восторге, – сказала я.

Она состроила гримаску.

– Небольшая взятка. Прежде я ощущала с их стороны недоверие. – Она рассмеялась и сбросила с себя всякое притворство. – Еще бы! Гувернантка выходит за хозяина дома! Я хочу сказать… понятен переполох в апартаментах прислуги, как ты считаешь?

И вдруг оказалось, что я смеюсь вместе с нею. Возможно, подумала я, все и впрямь будет хорошо. Подарки из Парижа произвели хорошее впечатление. Слуги почти примирились с появлением новой хозяйки. Как-то раз я услышала замечание миссис Керквелл:

– Они словно пара влюбленных голубков. Дай им бог, ничего плохого в этом нет, и она не из тех, кто во все сует свой нос.

Но все помысли мои были, конечно, связаны с Джеми. Стало гораздо труднее выбираться из дома, не сказавшись. Нам пришлось наладить обмен посланиями, что было отнюдь не просто.

Я все время боялась, что записка от Джеми попадет ко мне в неподходящий момент – в присутствии отца. Судьба капризна, и это вполне могло случиться. Я представляла, как входит миссис Керквелл с запиской на серебряном подносе и возвещает: «Молодой человек оставил это для вас, мисс Девина». Молодой человек?! Сколько будет подозрений! Мне было проще самой оставлять записки на квартире Джеми.

Как бы то ни было, мы ухитрялись встречаться, хотя теперь многое было иначе, чем в минувшие идиллические дни.

Мне всегда доставляло радость видеть, как светлеет лицо Джеми с моим появлением. Он вскакивал и бросался ко мне, брал меня за руки и смотрел в глаза. Я ощущала приятное возбуждение.

Во время этих утренний свиданий мы говорили и не могли наговориться, но я вынуждена была следить за временем, которое теперь, я не сомневалась, летело быстрее, чем прежде.

Зилла наверняка догадывалась, что я что-то скрываю. Теперь я звала ее Зиллой. В мыслях моих она по-прежнему оставалась мисс Грей, но так обращаться к ней я уже не могла. Во всяком случае она перестала быть мисс Грей.

– Ты должна называть меня Зиллой, – сказала она.

Я отказываюсь быть мачехой. – Она воззвала к отцу. – Это же будет звучать насмешкой, правда, дорогой?

– Совершенно верно, – согласился отец. Вот так она стала Зиллой.

Частенько, особенно в присутствии отца, она изображала застенчивость, но я знала, что скрывается за нею. Став хозяйкой в доме, она ничуть не утратила хитрости и наблюдательности.

Я замечала в ней некоторую неестественность; она ведь была актрисой – точнее своего рода актрисой, если участие в трио «Веселые рыжеволосые» можно было отнести к актерскому ремеслу. Как бы там ни было, она знала, как вести себя на сцене. И мне все время чудилось – она играет роль.

Зилла одолевала своими заботами отца, создавая впечатление, что очень заботится о его здоровье.

– Ты не должен переутомляться, дорогой мой. Поездка была изматывающей.

Отец пожимал плечами, но ему это сюсюканье нравилось. Она выдерживала роль инженю, хотя я была уверена, что под этой маской скрывается вполне зрелая женщина.

Однажды Джеми и я договорились о встрече на скамейке в парке. Увидев меня, Джеми, как обычно, поспешил мне навстречу, на лице его было написано удовольствие.

Он взял мои руки в свои.

– Я боялся, что ты не придешь… что тебе что-нибудь помешает.