СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА - Элоиза Энгл

Русские плохо себе представляли, как им действовать на линии Маннергейма, громко названной иностранными журналистами и самими финнами непреодолимой. Советские командиры поспешили подкрепить эту легенду новыми фактами в качестве оправдания своих первых неудач. На самом деле этот так называемый „непроходимый участок“ представлял собой всего лишь линию созданных вручную обычных полевых укреплений, рвов и траншей. Основу ее составляли 66 бетонных пулеметных гнезд устаревшей конструкции, перед которыми находились колючая проволока, валуны, противотанковые ежи и пни вырубленных деревьев. Протяженность линии составляла 90 миль; остальная часть 800-мильной советско-финской границы вообще не имела укреплений.

В западной части Карельского перешейка, простирающейся от реки Вуокса до Финского залива, дислоцировались войска 2-го армейского корпуса (11, 1, 5 и 4-я дивизии). Это был протяженный участок границы, идущей через замерзшие леса и поля ломаной линией, чья длина составляла 43 мили. Дислоцированная в тылу 6-я дивизия являлась резервом маршала Маннергейма; никто не мог использовать эти силы без его особого распоряжения.

В восточной части Карельского перешейка на линии Тайпалеениоки-Вуокса-Суванто протяженностью 35 миль располагались силы 3-го армейского корпуса (10-я и 8-я дивизии).

В центре у финнов было 14 батальонов, один батальон занимал линию фронта протяженностью примерно в 2,5 мили. В основном они были разбросаны по опушкам лесов и располагались зигзагообразно, чтобы пулеметные расчеты имели наилучшие сектора обстрела. В 250 ярдах перед оборонительными позициями находились заграждения из колючей проволоки и противотанковые укрепления из гранитных блоков.

Если и существовали идеальные условия для фронтального наступления русских, то они были здесь, на бескрайних полях центральной части Карельского перешейка. Но из-за отказа финнов вступать в открытое сражение, что служило подтверждением их слабости, перед советским командованием вставала задача попытаться прорвать линию обороны, о которой ему практически ничего не было известно. Там, где ее не должно было быть, всегда оказывалась пушка, а противник вдруг ниоткуда появлялся на участках, считавшихся, согласно данным разведки, покинутыми.

Столкнувшись с подобным нарушением своих планов, красные начали посылать крупные силы для проведения рекогносцировки в непосредственной близости от противника в надежде завязать бой, но это не принесло ожидаемых плодов. У русских не было точных сведений даже о весьма незначительных силах финнов на переднем крае обороны, расположенном в 2 милях перед основной линией. Военные действия велись очень вяло. Утром, когда начиналось обычное „рабочее время“, русские, частенько на грузовиках, подъезжали к передовым позициям. Во время поддерживаемых танками атак русских финны отступали на основную линию обороны. Днем, когда „рабочий день“ заканчивался, русские отходили примерно на 2,5 мили обратно к своим позициям и отдыхали под прикрытием танков, а финны тем временем возвращались на свои передовые позиции, часто находя здесь оставленные противником снаряжение и боеприпасы.

В течение первых дней декабря военно-морские силы русских постоянно тревожили финскую береговую артиллерию в Койвисто (правый фланг обороны финнов на фронте Карельского перешейка). Сначала они вели разведку и занимались разминированием Финского залива. Затем, 12 декабря, линкор „Октябрьская революция“, имевший двенадцать 305-миллиметровых орудий, при поддержке пяти эсминцев подошел к крепости на острове Сааренпяя (Биорке); именно этот остров русские требовали отдать им во время переговоров. В сплошном тумане они открыли огонь из тяжелых орудий с расстояния в 15 миль. Финны отвечали огнем своих пяти 254-миллиметровых орудий, пока четыре из них не вышли из строя. Ночью русские корабли продолжили кружить вокруг острова, а с рассветом появился еще один линкор, носивший название „Марат“, который приблизился к побережью и открыл огонь из тяжелых орудий. Финны открыли ответный огонь, и через 30 минут „Марат“ скрылся, по всей вероятности получив повреждения. Потери финнов оказались незначительными.

Однако вскоре положение изменилось. С подходом свежих сил противника на Карельском фронте разгорелись яростные бои на подступах к основной линии обороны, хотя русские, похоже, по-прежнему не испытывали особого желания проникнуть за эту линию. В докладах обороняющихся сообщалось о слышанных ими разрывах снарядов и стрельбе далеко позади позиций русских, что указывало на учебные стрельбы и другие виды учёбы без „отрыва от производства“. Ещё задолго до его начала финны были убеждены, что генерал Мерецков начнет крупномасштабное наступление, как только его силы будут достаточно организованы. Генерал Эстерман отдал приказ готовиться к наихудшему: произвести ремонт проволочных заграждений, укрепить позиции пулеметных расчетов, строить новые ловушки и копать противотанковые рвы. Осуществлялся подвоз боеприпасов, и солдаты работали круглыми сутками. Стрелок Вестери Леписто вспоминает о том времени:

„В нашей группе было семь или восемь человек. Отсутствие сна и отдыха сказывалось на нас так сильно, что единственной мыслью было поскорее закончить работу и вернуться назад. Ощущалась постоянная нехватка боеприпасов; имевшиеся у нас ручные гранаты были произведены в семи разных странах и представляли собой реальную опасность. Каждый раз при обращении с ними наша жизнь висела на волоске. Труднее всего нам было выходить в 40-градусный мороз и возводить проволочные заграждения прямо на глазах у противника. Нам приходилось работать без перчаток, и мы не смели производить лишнего шума. Все происходило ночами… Я постоянно ощущал голод. Есть снег мы не могли, потому что он был грязным от разрывов гранат и мог вызвать сильные боли в желудке“.

Тем временем в Сумме, где 2-й армейский корпус готовился к предстоящему наступлению на основную линию обороны, русским неожиданно удалось захватить одну из передовых позиций финнов. Бой был яростным и мучительным, тяжелая артиллерия русских вела обстрел участка, где связист Никула и капрал Хакала, прилагая огромные усилия, пытались восстановить связь. Пехота русских при поддержке 100 танков наступала по всему фронту!

Никула и Хакала, передвигаясь бегом по ходам сообщений, попытались найти наилучшую позицию, но в траншеях уже находились несколько танков, один из которых пылал ярким пламенем. Трое русских бежали от него, но вскоре их настигли пули финнов. Хакала крикнул Никула: „Берегись, танк!“ Прямо перед ним грозно маячило покрытое грязной смазкой огромное чудовище, и Никула, рухнув на дно траншеи, замер, пока танк проходил над ним. Финн оказался буквально похоронен под снегом и грязью.

К счастью, траншея была узкой и хорошо укрепленной, ее стены не обрушились под 30-тонной тяжестью танка.

Танк остановился, продолжая вести огонь; вспаханные его гусеницами замёрзший песок и гравий почти полностью завалили финна, вдавленный в грудь приклад винтовки не давал дышать. И при каждом новом выстреле нависшего над ним „железного монстра“, очередная порция песка и гравия сыпалась на Никула. В конце концов ему удалось высунуть голову и втянуть в себя пропитанный гарью и бензином воздух, и тут ему пришло на ум, что в любой момент один из его товарищей может метнуть в танк бутылку с „коктейлем Молотова“. Тогда он заживо сгорит вместе с находящимся над ним танком врага.

Никула лихорадочно пытался выбраться, но все попытки оказались тщетными. Ноги не двигались, и он едва мог пошевелить только левой рукой. Танк продолжал громыхать своим орудием.

Внезапно над его головой послышались другие звуки — выстрелы и крики; затем все стихло. Никула не знал, что и думать: то ли он потерял сознание, то ли русские убили всех находившихся на линии фронта финнов. Он обливался потом от страха и боли, понимая, что в 30-градусный мороз, пропотев, замёрзнет насмерть. Он дёрнулся и почувствовал, что стянул с себя сапоги. Теперь он был уверен, что его положение безнадежно.

Внезапно танк двинулся. Потоки песка, грязи и снега снова посыпались на Никула, но чудовище ушло. Он почувствовал, как кто-то тянет его за руки, а чья-то рука схватила его за ремень. „Могильная“ тяжесть исчезла, но теперь Никула боялся открыть глаза, потому что вытянувшие его руки могли оказаться руками русских. Только услышав знакомый говор той местности, в которой жил, он понял, что находится в безопасности. „Эй, старина. Ты жив или умер?“

Никула открыл глаза. Да, перед ним были солдаты его подразделения. Танк ушел, но поблизости стояли без движения и горели другие[27].

Борьбе с танками отводилось важное место в сдерживании ожидаемого наступления противника. План требовал уничтожения как можно большего количества танков еще до начала главных событий. В приказах из штаба Маннергейма констатировалось, что русским танкам, направляемым на прорыв линии обороны, в первую очередь надо противостоять минированием, устройством ловушек и противотанковых рвов. После этого в дело должна вступить финская артиллерия. Третьим эшелоном предусматривались заграждения из камня, новые противотанковые рвы, а после них борьбу с танками предстояло вести передовым отрядам с помощью тротиловых зарядов, ручных гранат и бутылок с зажигательной смесью. Позади этих подразделений будут находиться противотанковые орудия. За ними наступит очередь регулярных пехотных частей, находящихся на линии фронта, и их резервов, имеющих на вооружении средства борьбы с танками. Эти же резервы планировалось использовать позади линии фронта для борьбы с прорвавшимися танками.