Волк Севера (ЛП) - Гамильтон Дункан M.

Родульф сидел на стене и наблюдал за строительством нового склада своего отца. Его должны были построить за зиму, и он должен был быть готов к первой перевозке товаров из Расбрука после таяния снегов. Отец так и не сказал ему, где они собираются взять скот, чтобы заплатить за все это, и ему становилось плохо при каждой мысли об этом. Он ожидал, что отец продаст все до последней шкурки, тюка ткани и куска янтаря в течение нескольких дней после их получения, но Родульф был уверен, что все деньги мира не убедят воина продать ни одного зверя из его драгоценного стада. Родульф сомневался, что никакие уговоры не успокоят Расбруккеров, и никакое количество мелкого южного скота, который можно было получить за монету, не уладит дело. Он задался вопросом, был ли раньше хоть один человек ответственен за развязывание войны. Ему пришло в голову, что сейчас их было двое.

После обеда все деревенские девушки собирались в месте, откуда открывался прекрасный вид на поляну, где тренировались подмастерья, но при этом они оставались практически незамеченными. Туда всегда ходили старшие девочки, но в последние несколько месяцев туда стали ходить подруги Адалхаид, а значит, и она тоже.

Это казалось ей глупым занятием, и она могла придумать гораздо более полезные способы провести время, но ей не хотелось быть не в своей тарелке. Впрочем, это было не самое худшее — сидеть на солнце. Таких дней будет не так уж много, прежде чем Леондорф покроется толстым слоем снега.

У всех были свои любимчики, но для большинства девушек брак с воином был маловероятен. Некоторым посчастливилось попасться на глаза тому, кто не был уже обещан в династическом браке, и эта мысль вызвала у Адалхаид внезапный приступ зависти, который застал ее врасплох. Ей всегда было неприятно осознавать, что однажды она потеряет свою самую близкую подругу Свану, надменную блондинку, которая расхаживала по деревне со своей маленькой группой последователей, как королева со своими фрейлинами. Браки по расчету казались Адалхаид нелепыми. Однако в этом было что-то большее, чувство, которое она никак не могла уловить.

"Кто это?" — спросила одна из девушек.

'Который?' — спросила другая.

Новый. Я не думаю, что видела его раньше".

"Этот? Это Вульфрик", — сказала другая, смеясь.

'Оххх', - прозвучало в ответ.

Адалхаид вскочила на ноги и напряглась, чтобы разглядеть их сзади. Он с кем-то сражался — Колбейн, подумала она, судя по копне лохматых рыжих волос. Она и раньше замечала, как сильно подстригся Вулфрик, но теперь, когда девушки указали на другие изменения, она заметила и их, и почувствовала, что сердце ее забилось быстрее. Его челюсть стала более четкой, и на ней виднелись следы ранних попыток отрастить бороду. Его руки были покрыты мускулами и блестели от пота на зимнем солнце. Ее реакция тоже была оххх.

Лучше сделать так, чтобы это выглядело хорошо", — сказал Колбейн, кивнув в сторону места, откуда за ними подглядывали девушки.

'Что? Зачем?" — сказал Вулфрик, воспользовавшись возможностью перевести дух. Он продолжал кружить вокруг Колбейна, опасаясь, что это была уловка, чтобы застать его врасплох.

'Видишь кого-нибудь, кого ты узнаешь?' сказал Колбейн.

Вулфрик оглянулся через плечо и посмотрел на холм. Он увидел, что там собралась группа девушек, которых скрывал подлесок. Среди них стояла Адальхаид. Их взгляды встретились, и даже с такого расстояния он увидел, что ее лицо стало ярко-красным. Вулфрик выпрямился и изо всех сил втянул в себя то, что осталось от его нутра, и она исчезла из виду, словно нырнула под землю. Он улыбнулся и был вознагражден жестким ударом учебного меча Колбейна по руке. Однако улыбка не исчезла с его лица.

13

Весна постепенно ослабила хватку зимы на деревню Леондорф, и там, где в течение нескольких месяцев не было ничего, кроме белого, снова появились коричневые и зеленые цвета. Как только зимние снега растаяли достаточно для безопасного передвижения, Донато начал поиски скота. Расбрукеры не заставят себя долго ждать, и Донато нужна была каждая минута, чтобы получить то, что ему требовалось.

Он стоял и смотрел на стадо скота, принадлежавшее воинам деревни под названием Белиндорф, что в двух днях пути к западу от Леондорфа. Пастухи интересовали его не меньше, чем скот, и он быстро заметил, что их недостаточно, чтобы контролировать стадо такого размера, если кто-то пытается их угнать.

Кто вы?

Донато изо всех сил старался не подпрыгнуть от неожиданного голоса. 'Красивые звери', - сказал он.

'Это прекрасные звери', - сказал ранее не замеченный пастух. 'Кто вы?'

Уррих даль Сонбург, — сказал Донато, протягивая руку для пожатия.

Пастух не ответил взаимностью. 'Южанин?' — спросил он.

'Рюрипатский', - сказал Донато, его акцент и одежда были приспособлены для этого обмана. Я хочу купить немного скота. Эти звери — лучшие из тех, что я видел. Они продаются?

Милорд не заинтересован в продаже, — сказал пастух. Ни один здравомыслящий человек в этом не заинтересован".

Это было именно то, чего ожидал Донато, не то чтобы он был заинтересован в оплате. Жаль это слышать, — сказал он.

"Вряд ли вам повезет", — сказал пастух. Лучше всего отправиться на юг. Эта модная одежда не выглядит достаточно теплой для здешних мест".

Донато не нужно было повторять дважды. Он видел все, что ему нужно было увидеть.

Прогресс в отношениях с Грейфеллом казался утомительно медленным, но Вулфрик знал, что строит отношения на всю жизнь. Он провел зимние месяцы, работая над этим, и изо всех сил старался быть терпеливым. После нескольких недель прогулок Грейфелла по паддоку и деления с ним яблок Вулфрик понял, что достиг того момента, когда он больше не может откладывать попытки оседлать его. Это была пугающая перспектива, и, как бы хорошо ни развивались их отношения, Вулфрик знал, что оседлать и посадить его на лошадь — это шаг на более высокий уровень, который Грейфеллу может быть совсем не по душе.

Отец Вулфрика говорил, что Грейфелл был приучен к седлу, но Нортлендских жеребцов приходилось заново приучать к седлу каждому отдельному всаднику. У жеребцов, похоже, было свое собственное представление о социальном статусе, и в этом они были более разборчивы, чем даже самый знатный человек. Грейфелл мог любить Вулфрика — и мог наслаждаться яблоками, которые приносил ему Вулфрик, — но это не означало, что он снизойдет до того, чтобы позволить Вулфрику сесть ему на спину.

Вульфрик начал, как обычно, с того, что надел уздечку Грейфелла и сел на ограду загона, поедая и делясь яблоками. Он захватил с собой седло и оставил его рядом с собой на заборе, чтобы Грейфелл мог его видеть. Он, несомненно, знал, что это такое, и Вулфрик полагал, что знает, что оно означает. Он срезал ножом ломтик за ломтиком, гораздо тоньше, чем обычно, чтобы яблоко дольше пролежало, откладывая на как можно более долгий срок то, что, как был уверен Вулфрик, повлечет за собой множество тяжелых падений на грязную землю.

Когда яблоко было очищено от сердцевины — любимой части Грейфелла, — медлить больше было нельзя. Вульфрик перемахнул ногами через забор и спустился в загон. Грейфелл остался на месте; обычно он перемещался в центр загона в ожидании прогулки, но сегодня, как он знал, было что-то другое.