Чужой среди чужих - Талгат Сабденов

Ответ Нулевого чуть не раскатал его в лепешку. В сознание хлынул настоящий шквал пропитанных гневом зрительных образов, принадлежащих как миру окружающему, так и реальностям совершенно невообразимым.

"ЛИЛИТ!" — прогрохотал в психическом эфире голос Евангелиона, одни лишь звуки которого заставляли хрупкий разум псайкера корчиться в агонии. — "ЖАЛКИЙ ПРИШЕЛЕЦ, ПОСЯГНУВШИЙ НА МОЙ МИР! А ТЕПЕРЬ ПЫТАЮЩАЯСЯ ПОДЧИНИТЬ СВОЕЙ ВОЛЕ МЕНЯ!"

"Так он знает слово "Лилит"?" — отрешенно подумал малость прифигевший от такой отповеди Шут. — "Хотя какое там, это я знаю слово "Лилит", и воспринимаю так передаваемую Нулевым информацию".

"Аянами Рей — не Лилит", — послал он ответ Евангелиону, добавляя к ментальному импульсу собственные воспоминания и воспоминания, почерпнутые из мозгов окружающих.

Рей сидит на уроках в школе. Рей идет по улице. Рей читает книгу. Рей меняет повязку на руке. Рей ест салат в столовой. Рей. Рей. Рей…

"НЕ ПЫТАЙСЯ ОБМАНУТЬ МЕНЯ! ОТПЕЧАТОК ЕЕ ДУШИ Я НЕ СПУТАЮ НИ С ЧЕМ!"

"Аянами Рей — человек. Пусть в нее внедрен осколок души той, кого ты зовешь Лилит, но в остальном она не отличается прочих… эээ… Лилим. Так же, как и я".

"ЧТО?! ТЫ — ЛИЛИМ?! МЕРЗКОЕ ПОРОЖДЕНИЕ ЛИЛИТ! УМРИ!!!"

Короткая вспышка, мгновение беспамятства. Шут открыл глаза, и диким взглядом обвел коридор С-17. Каким образом он успел оборвать контакт, оставалось загадкой даже для него. Все что он успел сделать хотя бы частично осознанно — это попрощаться с существованием себя как разумного существа и морально подготовиться к жизни растения.

"Вот так поговорили, с такими разговорами никаких войн не надо", — пронеслось в гудящей голове. — "Мне даже немного жалко Ангелочка, скакун у нее, мягко говоря, норовистый".

В рот скатилась теплая капля с солоноватым металлическим привкусом.

"Кровь. Ни с чем не спутаешь".

Шут коснулся лица и поглядел на покрасневшие пальцы. Сомнений не было, это глазное кровотечение. Верный признак того, что псайкер попытался прыгнуть выше головы, и чуть было не убил себя своей же силой. Еще немного, и лопнули бы сосуды не только в глазах, но и в мозгу, а после такого лучше не выживать.

Покосившись на стену, Шут ощутил присутствие за ней не только Нулевого, но и Рей. Значит, процедура перезапуска уже началась. Ну что же, пожелаем удачи и понадеемся, что и на этот раз Ангелочек ухитрится не сломать себе шею. Сейчас пришло время отрешиться от спасения мира и заняться своими собственными проблемами. Например, оттереть кровь с физиономии и пойти домой заниматься стиркой.

— Эй, ты кто такой? — донесся откуда–то сбоку резкий голос.

Шут оглянулся. В начале коридора стоял какой–то тип из обслуживающего персонала. Один.

— Что ты тут делаешь? — спросил он. — У тебя нет права здесь находиться. — Голос техника посуровел. — Назови свое имя и личный номер.

"Ага, как же".

— Я Ямада Тоширо, уборщик, — Шут натянул на лицо виноватую маску, и пробежал глазами по стенам в поисках камер. — Я тут недавно, просто немного заблудился.

— Я доложу твоему начальству, — пригрозил техник. — Марш отсюда, и молись, что бы тебя просто уволили.

Шут подавленно ссутулился и пошел к выходу. Проходя мимо отчитавшего его техника, он резко развернулся, схватил его голову в охапку и резко дернул в бок. Тихо хрустнули переломленные позвонки. Затем ухватил труп за одежду и скинул в ближайший лестничный пролет.

"В конце концов, может же человек оступиться и сломать себе шею", — меланхолично подумал он.

Уже в раздевалке, когда он успел переодеться в обычную одежду, его настиг вой сирены. К Токио‑3 приближался очередной Ангел.

"Вот же ж блин. Синдзи, не подведи. Я не могу откладывать стирку еще на несколько дней".

Синдзи подвел. Точнее, подвела капитан Кацураги, которая бросила его в бой без разведки. Пятый Ангел, Рамиэль, буквально поджарил Ноль — Первого у самого выхода из лифтовой шахты, а промедли Оперативный отдел с эвакуацией хоть на несколько секунд — вместо находящегося в состоянии клинической смерти пилота из капсулы бы вытащили хорошо проваренный труп. В итоге штаб–квартира была опечатана, Ангел бурил себе проход в Геофронт, оперативники ломали головы над тем, как убить Ангела за оставшиеся десять часов, Синдзи отлеживался в госпитале, а некий псайкер от нечего делать сидел возле его койки, вяло жуя уже успевший подсохнуть биг–мак. День решительно не задался. Пока единственной сколько–нибудь приятной новостью было то, что Нулевой был успешно запущен и, скорее всего, будет участвовать в ближайшем бою. Чем было вызвано последнее, благодаря вмешательству Шута или вопреки ему — он не знал. Гордыня настаивала на первом варианте, здравый смысл — на втором. В итоге, после нескольких часов внутренних перепирательств и исполненных вполголоса всех известных песен, победа была присуждена никому, ввиду появления в палате Ангелочка собственной персоной, толкавшей на больничной тележке поднос с больничным же пайком. Она молча поставила тележку возле койки все еще бессознательного Синдзи, а сама села с противоположной от Шута стороны. Подавив желание немедленно убежать на противоположный конец Геофронта или провалиться сквозь землю, он, покосившись на умело замаскированную камеру в углу, легонько коснулся разума Рей:

"Я рад, что Ева‑00 успешно реактивирована".

Ноль реакции.

"Думаю, теперь у нас больше шансов на выживание".

Ноль реакции.

"Даже с моей точки зрения, свинство сваливать судьбу мира на одного ребенка. Убийцами должны становиться те, кому не снятся сны".

Тот же результат. Да уж, в реальной жизни она явно не отличается многословием, хотя еще этой ночью во сне говорила с охотой.

"Рей, почему Нулевой назвал Лилит пришельцем? И почему он так ненавидит ее и людей?"

Ангелочек подняла на него пустой взгляд.

"Это объясняет", — разнесся в черепе Шута ее мысленный голос, напоминающий по звучанию огромный оргАн.

"Что объясняет?"

"Сегодня в Еве‑00 я ощутила твое присутствие. Оно помогло мне взять ее под контроль".

"Я рад, что смог тебе в этом помочь, но ты не ответила на мой вопрос".

"В этом нет нужды".

И попробуй доказать обратное.

"Сегодня в полночь начнется боевая операция", — вдруг добавила Рей более человечным тоном.

"Как это касается меня?" — поднял бровь Шут.

"Я хочу, что бы ты меня сопровождал".

Кирпич, упавший на голову в чистом поле. Повестка из военкомата, пришедшая в уединенную избушку в лесу. Многомиллионный выигрыш в лотерею, билет которой куплен на последние деньги. Все это не могло сравниться по шокирующему эффекту с короткой мыслефразой голубоволосой девочки.

"Ч‑что?!"

"Я хочу, что бы ты меня сопровождал".

"В смысле… то есть как? Вряд ли меня пустят в контактную капсулу", — мысли Шута были в смятении.

"Не физически", — терпеливо пояснила Рей.

"А, ты в этом смысле… Но зачем тебе это?"

"Твое присутствие укрощает Еву‑00. Я смогу сосредоточиться на сражении без риска потери контроля".

И попробуй только отказать.

"Н-ну ладно, я не против. Но мне нужно быть не слишком далеко, а выход из штаб–квартиры закрыт".

"Это не проблема".

— Аянами? — раздался слабый голос.

Синдзи очнулся.

— Я вас оставлю, — быстро сказал Шут, вставая со стула и направляясь к двери.

В голове царил бардак, над которым выделялось четкое осознание того, что его, Шута, только что рекрутировали в передовой отряд ангелоборцев. И очень не хотелось вспоминать, чем обычно заканчивается судьба таких отрядов.

Глава 7: Ночь большого огня

Есть в жизни каждого человека переломные моменты. Вот, например, учится студент три года прилежно, сдает все вовремя, участвует в конференциях, жует гранит высшей науки так, что аж за ушами трещит. А потом, вдруг раз — начинает неделями не появляться на занятиях, резко толстеет (или наоборот — худеет), рвет контакты с друзьями и, чтобы не отчислили нафиг, уходит в академический отпуск на неопределенное время. А все из–за чего? Да потому что в один переломный для него момент, вышеупомянутый студент подумал: "Интересно, что это за ерунда такая — World of Warcraft?" и кликнул ссылку в Google. И все, человек еще движется, питается и испражняется, но в остальных аспектах он мертвец, просто еще не знает об этом.

Бывает и наоборот. Живет себе какой–нибудь синюга, трудится дворником или сантехником, за плечами детдом и судимость, из развлечений — черно–белый телевизор доперестроечного выпуска и водка, из жизненных перспектив — только медленно сгнить. И так день за днем. И однажды, после ночи в "обезьяннике" куда его упекли за драку, он встречает в подъезде выброшенного хозяевами щенка. Щенок по простоте душевной ластится к нему, облизывает морщинистые, покрытые наколками руки. И вся та нерастраченная теплота, что десятилетиями загонялась как можно глубже, внезапно прорывается на этот наивно виляющий хвостом комочек меха. И когда наш синюга загнется, наконец, от цирроза, найдется кто–то, кто искренне оплачет его вырытую за казенный счет могилу. А то, что это не человек — дело десятое.