Рождественская карусель - Кейт Уолкер

– Мне нужно позвонить!

– Боюсь, это невозможно.

– Хватит! Второй раз вам меня не одурачить! Теперь я знаю, что телефон у вас есть!

– Есть, но воспользоваться им вы не сможете.

– Вам меня не остановить! Слышите, вы, бессердечная свинья? Пусть я заперта у вас в доме, но я еще не ваша пленница! Вы меня не заставите!…

Она взвизгнула от ужаса. Глаза Шона вспыхнули яростью; он вскочил и за три шага преодолел расстояние, отделявшее кресло от кровати.

Лия отпрянула и вжалась в подушку. Не обращая внимания на ее испуг, Шон выхватил у нее из рук тарелку и шваркнул ею об стол с такой силой, что, казалось, тарелка разлетится на мелкие осколки.

Не говоря ни слова, он схватил ее и поднял, легко, словно перышко.

– Шон! – слабо вскрикнула Лия.

Однако Шон не услышал ее бессильный возглас или просто не обратил на него ни малейшего внимания. Распахнув ногой дверь, он двинулся на лестницу.

– Шон! – Повторила она.

– Помолчите!

И Лия замолчала, но не потому, что послушалась его. Просто она поняла: одно неверное движение – и оба они покатятся по крутым ступенькам вниз, на кафельный пол.

Вздрогнув, она инстинктивно вцепилась ему в плечи… и вдруг заметила, что широкая грудь его сотрясается от смеха.

– Не бойтесь, моя дорогая, – пробормотал он удивительно мягким, ласковым голосом. – Вы в безопасности. – И, словно в подтверждение своих слов, крепче сжал ее в объятиях.

Лия снова ощутила дрожь, но не от страха. Совершенно иное чувство пронзило ее измученное тело. Каждый нерв ее откликался на тепло Шона, проникающее сквозь тонкую футболку, на железную мощь его рук и груди. Кровь закипела в жилах; снова, как в дни болезни, Лию сжигал невыносимый жар.

У нее кружилась голова, но не от слабости. Она не могла думать, не могла дышать, не видела и не чувствовала ничего, кроме близости Шона. Прислонившись головой к его плечу, она взглянула ему в лицо, желая еще раз увидеть волевой подбородок и чувственный рот. Отсюда она не видела ужасного шрама: лицо Шона вновь обрело совершенную красоту, разбившую сердца стольким пламенным поклонницам инспектора Каллендера.

Казалось, сознание вновь готово было ее покинуть. Полузабытые воспоминания всплыли на поверхность, словно пузыри на воде: с каждой секундой Лия все яснее вспоминала, как он склонялся над ней, как шептал что-то ласковое и утешительное…

Он обтирал ее горящее тело влажной губкой, давал ей прохладную воду и всячески облегчал ее страдания. Но стоило ей оправиться от болезни, как Шон вновь превратился в бессердечного, жестокого мучителя.

Внизу Шон повернул налево, в ту часть дома, где она еще не была. Оглянувшись кругом, Лия не смогла сдержать слабого возгласа восхищения. Она оказалась в уютной комнатке, заставленной книжными полками, у окна стоял массивный деревянный стол.

Но в следующий миг она заметила на краю стола телефон, и в сердце острым ножом вонзилась мысль о том, как хладнокровно Шон лгал ей.

Шон усадил ее в кожаное кресло с высокой спинкой, а сам отступил к столу.

– И покончим наконец с этой комедией ошибок!

Лия подняла глаза. Теперь, когда Шон стоял к ней лицом, она могла ясно оценить, какой невосполнимый ущерб нанес его красоте шрам от аварии.

Лихорадочный жар пропал, и Лию охватила дрожь. Ей вдруг подумалось, что два профиля Шона представляют две стороны его личности и она в полной мере узнает их обе.

Левый профиль – ангельский лик, воплощение сильной, мужественной красоты. В детстве у Лии была Библия с картинками: так выглядел там архангел Михаил.

Правый профиль – тоже ангел, но падший и проклятый. Темный ангел, исполненный горечи и злобы ко всему сущему, находящий жестокую радость в том, чтобы делать других сопричастными его несчастью.

Таков Шон: он может быть и ангелом, и демоном. Сейчас он нежен и заботлив, а в следующий миг – опасен и враждебен, как воплощение зла. Добро и зло сменяют в нем друг друга, словно в калейдоскопе, и она не в силах угадать, какой Шон предстанет перед ней в следующую секунду.

– Мне вы не верите, так поверьте собственным ушам!

Гневным движением он столкнул телефон ей на колени и прислонился к столу, засунув руки глубоко в карманы. Лия колебалась, не понимая, чего он от нее хочет.

– Ну! – поторопил он ее. – Вы хотели позвонить? Валяйте, звоните!

Лия робко протянула руку к телефонной трубке, не веря, что Шон и вправду позволит ей набрать номер.

Но, едва подняв трубку, она поняла, зачем Шон принес ее сюда и что хотел ей доказать.

Телефон молчал. В трубке не слышно было даже потрескивания – глухая, мертвая тишина.

– Телефон перестал работать еще до того, как погас свет, – бесстрастно сообщил Шон. – К счастью, прежде, чем это случилось, я успел дозвониться до врача.

Он сухо, иронически усмехнулся.

– Если помните, телефон зазвонил как раз тогда, когда вы упали в обморок. Автоответчик принял сообщение от Пита: он, понимаете ли, слишком поздно вспомнил, что у Энни теперь другая машина.

Нет, это было уж слишком! Сперва поверить лжи Шона, смириться с тем, что в коттедже нет телефона и связаться с матерью ей не удастся. Потом узнать, что телефон все-таки есть. И в довершение всего убедиться, что телефон, хотя и есть, бесполезен. Господи, что же будет с мамой?!

При этой мысли глаза Лии наполнились слезами, и она подняла руку, чтобы смахнуть с лица предательское свидетельство слабости.

– Лия, послушайте… ну не все же так плохо! Аметистовые глаза ее вспыхнули гневом.

– Не все так плохо? – вскричала она. – Да вы хоть понимаете, что вы натворили? Можете себе представить?…

Шон вскинул голову, недобро сощурился, но Лия успела разглядеть в его глазах проблеск подлинной тревоги.

Мстительная радость охватила ее. Наконец-то она пробила его броню, нанесла удар его самоуверенности! Пусть непогрешимый Шон Галлахер узнает, что и он способен ошибаться!

– Вы знаете, куда я ехала, когда встретилась с вами? К вашему сведению, я ехала домой, к маме. Поскольку я так и не появилась, она, наверно, позвонила мне в Лондон, потом Энди, потом начала обзванивать подруг… И, разумеется, никто ничего не знает! Вы представляете, что с ней сейчас творится? И, главное, именно сейчас, когда ей и без того тяжело, я нужна ей, как никогда…

Она остановилась, чтобы перевести дух, и в этот миг в ее тираду ворвались негромкие слова Шона:

– Я ей позвонил.

– Что вы сделали?

Нет, слух ее не подвел. Она все расслышала правильно.

– Позвонил вашей матери. Сразу после разговора с врачом. Нашел у вас в сумке записную книжку, позвонил ей и сказал, что вы здесь и в безопасности.

Возможно, «безопасность» – не совсем подходящее слово, когда речь идет о Шоне Галлахере. Но сейчас Лия об этом не думала.