Как целует хулиган - Стася Андриевская

Целоваться было больно – ещё слишком свежи побои – но так сладко! Вот только она не отвечала. Оторвался от неё, по-прежнему близко-близко заглядывая в глаза.

– Так нечестно! – выдохнула Маринка. – Я правильно ответила.

– Не-а. Я эту хрень придумал, я и правила устанавливаю. Сегодня Хулиган целует нагло. Потому что у него, блядь, кончилось терпение. Понимаешь?

– Так не честно...

– Да, я тоже так думаю! – зарылся пальцами в её волосы. – У нас же уже всё было, Марин. Было! Что теперь не так-то? Если я тебе противен, чего ты ходишь-то тогда ко мне? Ну? – Помолчал, заглядывая в самую глубину её переполненных слезами глаз. – Противен?

Она едва заметно мотнула головой.

– Нет.

– Тогда что не так?

Не ответила.

– Тогда кончай ломаться, капризулька, пойдём, лучше, любовью займёмся. Тебе понравится, обещаю.

Мягко потянул за собой, но Маринка упёрлась, и Данила психанул. Снова вжал в дверь и грубо, бесцеремонно сунул её руку себе в штаны, заставил обхватить член, крепко сжимая свои пальцы поверх её. Ткнулся раз, другой, закрывая глаза, ускоряясь. Накрывало. Так адски хотелось кончить, что просто грёбанный смысл жизни какой-то и ничего важнее... Краем сознания понял вдруг, что уже отпустил её руку, но она по-прежнему крепко её сжимает, и даже робко подаёт навстречу. Сама.

Глава 15

Время – ещё и семи не было, а Маринка, впервые за последние дни, уже стремительным шагом неслась к дому. Лицо горело, истерзанные поцелуями губы пульсировали.

А ведь ещё совсем немного, и она бы, наверное, решилась. В этот раз возбуждение было таким сильным, что ноги подкашивались. Чуть не доигралась. Дожилась. Как мать – с первым встречным. Меньше чем через неделю после знакомства...

... Ну вообще-то, всё случилось уже в первый день. Вернее ночь. Блин.

Но тогда это было по пьяни и из мести, а вот так, чтобы просто, потому что захотелось... Было стыдно. И как-то неправильно, что ли. Они же с ним даже не встречаются как парень и девушка, а так, просто, не пойми что: вместе хернёй страдают, время убивают. Но этого маловато для секса, разве нет? Чем она тогда будет лучше той же Катьки? Или Кира?

Да уже ни чем не лучше! Уже же всё было!

Щёки, казалось, светятся как раскалённое железо, и все вокруг это видят. А в ладони всё ещё ярко стояло ощущение: твёрдый, горячий... Трётся, с каждым мгновением напрягась всё больше... И мощно сокращается... и пальцы в липкой влаге...

От этого воспоминания, замирало сердце, и это было непонятно. Кир никогда не сходил с ума настолько, чтобы кончить в штаны, да и сама она понимала, что как-то это ненормально, и дело заканчивалось ничем.

Данила же пугал своей бесцеремонностью. У такого наверняка десятки баб, вон как он ловко убалтывает, как нагло лезет со своими поцелуями. С такого станется и изнасиловать, если посильнее накроет. И как бы он ни распинался, что завязал с хулиганкой, а есть в нём всё-таки какое-то отчаянное безрассудство. «Беспредельщик... Шпана отбитая...» – бурчал тогда на вокзале папа и, пожалуй, был прав.

Но в ладони до сих пор стояло ощущение, и оно до сих пор возбуждало – именно своей запретностью и стремительным напором со стороны Данилы. И это же пугало. Очень. До оцепенения.

Нормальные пацаны так себя не ведут. Кир так себя не вёл. В их паре все решения на счёт интима принимала Маринка, а Кир терпеливо ждал, хотя она видела – изводится. И это было правильно! Кир её уважал и берёг. А этот... Месячные, блин! Поимел как очередную подснятую на раз и даже ничего не понял. «Трахаться хочу... Чего ты ходишь-то тогда ко мне?.. Кончай ломаться, давай любовью займёмся...» Кир терпел почти год, а этот на третий день психанул.

На глаза набежали слёзы. Ну почему всё так дебильно? Ну неужели она сама виновата в измене Кира? Да и считать ли это изменой, если его вдруг просто накрыло так, что не устоять? Ну не мог он ей изменить сознательно, не мог! А если и мог, то какая теперь разница, если она и сама больше не святая – возбудилась на Данилу так, что чуть не потеряла голову и даже собственными руками помогла ему кончить. И от этого даже не было противно.

А вот от себя – да. Ещё как!

– Надо же, какие люди, – сцепив руки на груди, встретила её в коридоре Оксана, – интересно, чем обязаны столь раннему возвращению? – в её голосе сквозила обида. Ещё бы! Последние дни Маринка только и делала, что безбожно врала и заваливала обещаниями, которые не выполняла. – Неужели, совесть проснулась? Надолго ли?

Маринка виновато опустила глаза, не зная, что сказать, но в дверь позвонили, и она с готовностью кинулась открывать. На пороге стояла Катька.

В первое мгновенье Маринка почувствовала радость – тёплую и лёгкую, какая бывает при встрече с близким человеком, которого давно не видел, и только потом накатила резкая обида. Но за спиной стояла Оксана, а если учесть, что все эти дни Маринка задерживалась потому что «бывала у Катьки», то...

– Привет, – открыла дверь шире. – Хорошо, что зашла, я тебя как раз жду.

Но едва только уединились в комнате, как тут же заискрило.

– Чего припёрлась, Махонина?

Катька закатила глаза:

– Иванова, ну хватит уже, а? Если честно, то прям обидно даже! Ты по себе, что ли, судишь? Ты, может, с Женько́м моим хотела бы отжечь, и поэтому и меня с Киром подозреваешь?

– Я не подозреваю! Я вас спалила!

– Да погоди ты, спалила она! Я знаю, как кулон мог попасть в подушку, только я не должна тебе это рассказывать, потому что обещала Женьке молчать. Но раз уж один хрен всё открылось... Короче, они с Киром незадолго до Италии приехали ко мне на такси с днюхи Ваньки Петрова. Ну в смысле – Женька ко мне приехал, а Кир домой собирался, но они задержались, выпили ещё, потом ещё, и надрались так, что оба завалились спать у меня.

– Угу, – скептически хмыкнула Маринка, – а ничего, что Кир так-то через пять домов от тебя живёт? Что, прям так нажрался, что тропинку к родной хате позабыл? Не верю, Махонина! И потом, а почему ты дядю Сергея не позвала,