Стальное лето - Сильвия Аваллоне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анне никак не удавалось заснуть. Вся в поту, она без конца ворочалась и молилась, чтобы все это наконец прекратилось. Голова гудела, как вентилятор, включенный на полную мощность; Анна злилась на простыни, била подушку. В какой-то момент она включила ночник и схватила первый попавшийся учебник: «История итальянской литературы. Часть 3». Открыв книгу наугад, она прочла: Джованни Пасколи.
Она прекрасно относится к Франческе. Вряд ли она встретит человека, к которому будет так же относиться, просто потому… потому что. Потому что они росли вместе, всё и всегда вместе делали и знали друг о друге каждую мелочь. Однако было одно «но».
«Наперстянка пурпурная». Из сборника «Первые стихотворения», белые стихи.
Анна пыталась читать, чтобы не возвращаться к тому, что произошло на пляже. Но вместо строчек в книге видела совсем другое. Солнце, наполовину спрятавшееся за остров, Эльба, живая и черная. Там, на пляже, у нее перехватило дыхание, а потом в нос проник запах Франчески — запах фундука, миндаля и кошачей шерсти. Над морем поднимался пар…
Проанализируйте стиль произведения. Проанализируйте текст.
Сидят и смотрят друг на друга.
Одна светловолоса, одета просто и глядит открыто;
Другая…
«Нет, этого не может быть на самом деле, — думала Анна. — Франческа сказала те самые слова, а потом сделала то, что сделала. Но я-то, я… Почему я ответила на это? Не понимала, что происходит? Нет, прекрасно все понимала. Но любопытство взяло верх…»
Анна вспомнила светлые глаза Франчески. Нет уж, я тоже отчасти виновата.
Там, на пляже, на них смотрели коты. Или не смотрели, получив свою порцию ласки?
Потом Анна наконец опомнилась и помчалась прочь сломя голову. И Франческа тоже побежала, но в противоположную сторону. Обе оставили кеды на песке.
Анна успела обо всем сто раз подумать, пока мчалась с расширенными от ужаса глазами, не обращая внимания на осколки стекла, впивающиеся в ступни. То она думала, что ненавидит Франческу… что любит ее… что никогда в жизни больше с ней не заговорит…
В конце концов, выскочив на шоссе, она увидела Франческу, которая стояла в свете фонаря, согнувшись в три погибели и переводя дыхание. Она ждала Анну.
Джованни Пасколи написал стихотворение «Ноябрь» в тысяча девятьсот…
Они молча шли по дороге вдоль облупившихся гаражей. Их дома были уже рядом. Сотни светящихся окон перекликались друг с дружкой, будто говоря: «Вы в безопасности». Девочки изо всех сил старались не смотреть друг на друга.
Во дворе Нино, возившийся со скутером, приветственно махнул им рукой. Кристиано, как обычно, вопил: «В „Джильду!“ В „Джильду!“» — и сопровождал свои выкрики неприличными жестами. В глубине на скамейке кружком сидели взрослые девицы — чесали языками и стреляли глазками. Звезды, будто веснушки, усыпали все небо, но Анна и Франческа, казалось, ничего не замечали.
— Значит, завтра в два…
Голос Анны был на удивление спокойный.
— Да, в два, но никакого моря. Платья померяем — и все.
На лице Франчески застыла вымученная улыбка, расширенные глаза лихорадочно бегали.
Больше котов они кормить не пойдут — в этом Анна была уверена.
Она захлопнула книгу, закрыла глаза и подумала, что, в конце концов, коты и без них прекрасно обойдутся.
Побаливали исцарапанные ноги.
Жалко кеды — почти новые были.
14
Около полуночи Анна и Франческа наконец заснули. Но их родители не спали.
Роза смотрелась в зеркало и тампоном, смоченным в спирте, прижигала рану на скуле; под глазами у нее было черно.
В соседней комнате Энрико, растянувшись на диване, смотрел повтор передачи «С-кварк». Лицо его ровным счетом ничего не выражало.
Сандра тоже смотрела телевизор — журналистское расследование о несчастных случаях на производстве. Включенный вентилятор дул ей прямо в лицо. Барабаня пальцами по подлокотнику кресла, она судорожно вспоминала, кому бы могла позвонить. Сорок четыре года, а ей приходится субботим вечером сидеть дома в одиночестве… Сандра злилась на Артуро, но и скучала по нему. В глубине души она надеялась, что хотя бы на Феррагосто муж вернется.
Тем временем Артуро разговаривал по мобильному телефону у стойки бара в Сан-Винченцо. На запястье у него появились новые часы, и дела, судя по всему, шли неплохо. Артуро был обаятельным мужчиной, и на него с интересом поглядывали многие женщины, однако назвать его ходоком было бы преувеличением. Более того, Артуро с удовольствием вернулся бы домой, к Сандре. Он сказал бы ей: «Давай одевайся!» — и отвел бы на танцы. Но момент был неподходящий. Артуро попал в струю, и на этот раз его жизнь, кажется, по-настоящему менялась. Сандра попросит развода? Что ж, пусть так. Он даст ей развод и снова сделает ей предложение. И они поженятся на Капри или в Позитано.
Еще больше Артуро хотелось позвонить сыну. Внутри просто все зудело — так хотелось услышать голос Алессио, убедиться, что у него все в порядке. Артуро был здорово привязан к упрямцу, который продолжал ишачить на «Луккини», в этой дыре. Кроме того, дома его ждала малышка Анна…
Наконец он решился. Откинул крышечку одного из двух мобильных телефонов и набрал номер. Губы его тронула мечтательная улыбка.
Но телефон Алессио, лежавший на заднем сиденье «пежо», звенел впустую. Трель потонула в реве магнитолы.
Парни припарковались на краю сосновой рощи в Фоллонике. У каждого в заднем кармане джинсов торчал кошелек, набитый выручкой от продажи меди.
На Кристиано была оранжевая флюоресцентная рубашка, которую было видно за километр. «Я прямо как супермен!» — подумал он, надевая ее: со вкусом у него всегда было плоховато. Глотнув спиртного для храбрости, он собирался навестить сынишку перед выходом, но ему не хватило духу. Теперь он и не вспоминал о нем, предвкушая удовольствия.
Алессио, как всегда, был неотразим. Одетый в стильную белую приталенную рубашку, он шел впереди Кристиано. К хорошему или к плохому, но вчера двое полицейских в одном из баров Пьомбино сказали ему: «Сходил бы ты, парень, на кастинг на Пятый канал, чем краденую медь продавать. За дураков нас держишь?»
Между деревьями уже просматривалось неоновое пятно, по мере приближения приобретавшее очертания вывески. Некоторые буквы не читались, но название и так все знали наизусть.
На вход стояла очередь.
Кристиано недовольно фыркнул, а Алессио, похлопав себя по карманам, обнаружил, что мобильник оставил в машине.
Какого-то молокососа в стороне нещадно рвало. Из дверей вывалился четырнадцатилетний пацан, спустил трусы и заорал: «Я порнозвезда! Я Рокко Сиффреди!», — но никто даже бровью не повел.
Это был единственный «секс-клуб» от Гроссето до Ливорно. Табличка на входе предупреждала о фривольном содержании программы заведения и не рекомендовала входить тем, «кто считает подобные представления оскорбительными для морали». Прочитав объявление, Алессио криво усмехнулся.
Отстояв полчаса в очереди, парни заплатили за вход тридцать тысяч лир и наконец попали внутрь.
Воздух внутри был таким плотным, что они почувствовали себя втиснутыми в корзину с грязным бельем. Воняло потом, рвотными массами и дезинфицирующим средством. Thesummerismagic. Oh, oh, oh… Thesummerismagic… — в полную мощь ревели динамики.
Прокладывая себе дорогу локтями, парни пробрались к бару и между двух лысых голов увидели стриптизерш. У стального шеста на краю сцены извивалась восхитительная брюнетка: металлический блеск стрингов и коричневые кружки сосков… о-ох! Рядом, у второго шеста, работала стройная блондинка в боди, напоминающем змеиную чешую.
Парни уселись за шаткий столик, вытянули ноги и заказали два «Негрони».
Кристиано прикинул размеры бедер и грудей стриптизерш — будто оценивал туши, вывешенные на скотобойне. Классные девки, заключил он.
Никто не обращал внимания на осыпающуюся с потолка штукатурку, на черную плесень, цветшую по углам. Никого не смущали продавленные, в прямом смысле видавшие виды диваны. Впрочем, нет. Один эстет все-таки нашелся. «Интересно, уборщики когда-нибудь заходят в эту дыру?» — брезгливо подумал Алессио. Он никогда не любил «Джильду». На его взгляд, брюнетка крутилась у шеста нехотя, все ее движения были предсказуемы. Ей было явно за тридцать, и под толстым слоем тонального крема на лице просвечивала угреватая кожа. Заметно было, что перед выходом на подиум она сунула под язык таблетку экстази. Улыбки девушек-зайчиков, занимавшихся консумацией, были кислыми, тратиться на них не хотелось. Тем не менее Алессио отпускал плоские комментарии, посмеивался — только ради друга.
А дружок уже был хорош…
