47 ронинов - Джоан Виндж

Оиси уставился в землю, обдумывая услышанное, однако когда он поднял голову, его глаза смотрели по-прежнему бесстрастно.

Взгляд полукровки сверкнул обидой и разочарованием.

– Боюсь, это плохой знак для князя и госпожи.

Он искренне озабочен, понял Оиси, внимательнее изучив лицо ловчего. Если в чем-то они с ним и были едины, так это в абсолютной преданности господину и его единственной дочери. Понятно, почему нахальный полукровка осмелился явиться прямиком сюда… Но это не прибавляло рассказанной им глупой сказке достоверности.

– Говорят, только демоны могут видеть сквозь фальшивое обличье оборотня. Или ты и есть демон?

Пусть признается. Оиси не желал больше скрывать свое презрение к выродку – князя нет рядом, можно наконец дать себе волю.

Огоньки в глазах Кая будто подернулись золой. Он понял, что за маской притворного безразличия Оиси скрывается то же презрение, которое питали к полукровке другие вассалы князя.

– Нет, – бесцветным голосом ответил он.

Оиси пожал плечами.

– Ну, значит, какая-то красотка просто заморочила тебе голову.

Он прошел мимо ловчего так, будто того не было, и шагнул в дом, чересчур громко задвинув дверь. Кай остался стоять на коленях, один в пустынном, тихом дворе.

Глава 5

Рассвет в день поединка был так прекрасен, словно сама Аматэрасу, богиня солнца, к которой возводили свой род императоры Японии, решила почтить Ако своим сияющим присутствием.

На пустой площадке в нижнем дворе, где обычно упражнялись воины, воздвигли огромный, открытый сверху балаган. Переходы и галереи в нем разгораживали сотни тобари, складных ширм в рост человека, которые обычно использовали для временных построек под ставку военачальника в походе, но применяли и для больших скоплений зрителей на подобных зрелищах.

Центром всего этого лабиринта служила специально устроенная для сегодняшних поединков арена, где лучшие бойцы прибывших даймё будут показывать свое мастерство.

Тобари украшал мон клана Асано – скрещенные ястребиные перья в круге. Красные с золотом эмблемы то там, то тут пылали на неяркой ткани ширм. Кое-где их разбавляли, а местами и вытесняли полностью черно-золотые цвета Токугава – особенно в проходе, ведущем к особому крытому помосту, предназначенному для сёгуна, его свиты и наиболее важных гостей. Оттуда открывался самый лучший вид на арену; рядом были помосты и отгороженные места для занимавших более высокое положение самураев Ако и вассалов прочих даймё.

По традиции, восходящей к временам, когда тобари применялись в военных походах, а сам сёгун был первым из военачальников, а не чиновников, сиденья представляли собой простые походные табуреты. Для дам, которые, с позволения своего господина, могли присутствовать при зрелище, разложили подушечки.

Оиси стоял рядом с князем Асано и госпожой Микой, приветствуя прибывающих знатных гостей. Большинство самураев высокого ранга из числа вассалов князя уже сидели на местах; другие, положением пониже, но отличающиеся верностью, кольцом окружали арену, выступая в качестве охраны. На всех были новые ярко-алые, покрытые лаком доспехи, специально изготовленные к приезду сёгуна, все при оружии, готовые пресечь любую угрозу в отношении особы правителя. Малейшая небрежность в обеспечении безопасности высоких гостей, и князь будет обесчещен – в худшем же случае лишится земель и головы. Возможно, и не он один – казнь в таком случае грозила и членам семьи. Самураи Ако, опозоренные, лишившиеся сюзерена, станут ронинами и потеряют все средства к существованию. Оиси знал, как это бывает, – слишком часто других настигала такая беда, и слишком мало требовалось, чтобы ее вызвать.

На него вдруг вновь нахлынули мысли о полном опасностей прошлом, о Веке Войн, когда таким, как он, смерть грозила беспрерывно, – ведь главный советник, скорее всего, командовал бы армией князя Асано, а не возглавлял бы войско его чиновников, участвуя только в бумажных битвах. И все тренировки самураев – даже когда нужно было в полных доспехах удерживаться на воде и стрелять по мишени из лука – не смогли подготовить их к настоящему испытанию, похожему на подлинный бой, – охоте на кирина.

Оиси не давала покоя мысль о том, как близко к провалу они тогда оказались. Что ждало бы их в век, когда самурай мог вернуться с поля боя либо с головой врага у седла… либо без собственной головы?

О боги… Каро прижал пальцы к глазам. И почему подобное лезет в голову? А все Кай, будь он проклят, со своей болтовней о дурных предзнаменованиях. После той неприятной встречи у двери собственного дома Оиси, вместо того чтобы наконец спокойно выспаться, всю ночь мучился кошмарами.

Мика оглянулась, услышав вздох Оиси, и увидела, как тот потирает глаза. Она сочувственно наморщила лоб и перевела взгляд на отца, по-прежнему прямого, как копье, и бодрого на вид; они с главным советником будто поменялись годами. Сколько дней потребуется старому князю, гордо сжимающему сейчас в руках веер из ястребиных перьев, чтобы восстановить силы после этого двойного испытания – охоты на кирина и приема сёгуна?

Сёгун и его свита величаво продвигались к своим местам. Тем временем на сцене выступали актеры, которых Мика наняла для развлечения зрителей до начала схватки. Они исполняли любимый публикой танец кагура из какой-то пьесы театра но – Мика знала название, но в суматохе оно совершенно вылетело у нее из головы.

Ну что ж, костюмы и маски у них действительно замечательные и сделаны весьма искусно, а игра полна утонченности и высокого мастерства – всё как обещал Каватакэ, главный в труппе. Обещания, конечно, стоят немного, но эти актеры выступали перед самим императором, и Мика сочла, что и для сёгуна они будут достаточно хороши. Пусть император сейчас лишь символическая фигура без реальной власти, он все равно остается живым олицетворением милости богов, своих предков и занимает особое, священное, место на самом верху общества – хотя и вдали от него.

Каватакэ сам выступал впереди своей труппы – изящество и нарочитая театральность движений выдавали его даже под маской демона. Он танцевал и принимал позы так эффектно, словно был рожден изображать богов и легендарных героев – обычных действующих лиц в пьесах но. Возможно, так и есть, подумала Мика – она все больше убеждалась, что предопределение управляло жизнью людей, как бы ни пытались они идти против судьбы.

Взгляд девушки заскользил по сторонам, ни на чем не задерживаясь. Волнение первых минут осталось позади, и ожидание, пока все гости рассядутся, было таким же утомительным, как прежде – приготовления, в которые приходилось вникать. Вид самураев Ако, таких благородных и отважных в новых доспехах, заставлял ее разделять законную гордость отца – пока она не вспомнила о том, кто не появится здесь сегодня, хотя поистине заслуживает шанса отстаивать честь князя Асано на поединке.

Мика обвела глазами помост, где сидели княжеские вассалы высокого ранга: Хадзама, Исогай, Хара… Она представила себе Кая между ними, в сияющих доспехах с эмблемой клана, – и только еще больше расстроилась. Потом ее взгляд упал на лицо одного из самураев, которого все звали Басё, и тот, заметив, что дочь господина смотрит на него, улыбнулся и подмигнул в ответ. У Мики немного потеплело на сердце; она тоже улыбнулась здоровяку, вспоминая их первую встречу…

Мысленно Мика увидела себя ребенком, несчастной, безутешной девочкой. Она сидела тогда во дворе, плиты которого так густо покрывали осенние кленовые листья, что алое кимоно сливалось с фоном… сидела и горько плакала. Плакала уже не первый день, не отзываясь на уговоры нянек, старавшихся ее отвлечь. Ей казалось тогда, что слезы никогда не остановятся, а боль в сердце не пройдет. Когда умерла мама, ей было восемь; отец в горе заперся у себя и словно забыл, что у него есть дочь.

Проходивший мимо Басё с виду ничем не отличался от прочих вассалов отца, хмурых и неразговорчивых в те дни, – разве что огромным ростом и толщиной да еще белым капюшоном на голове: самурай лишь недавно вернулся из монастыря, где обучался боевым искусствам. Из-за этой накидки великан казался еще более устрашающим.

Однако Басё, единственный из всех, заметив плачущую среди листьев девочку, не прошел мимо. Окинув ее долгим взглядом, он низко поклонился и сказал:

– Госпожа Мика, вы дочь даймё, а значит, не трусливее любого самурая. Хотите со мной в дозор на внутреннюю стену?

Она уставилась на него, раскрыв рот от неожиданности, икнула и вскинула руку к губам. Широкая улыбка, появившаяся на лице Басё, мгновенно придала ему вид озорного мальчишки, которым он в душе и был. Эта улыбка, то, что он заговорил с ней, его неожиданное предложение – все вместе совершенно сбило Мику с толку. Она не помнила, что ответила тогда, сама не своя, разрываясь между горем и детским любопытством. Но несколько минут спустя она уже карабкалась по ступенькам к наблюдательному пункту, а за ней озабоченными гусынями спешили няньки.