Главная ветвь - Леонид Резников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мысли читаете? – Евгений пристально посмотрел на гостя.
– Отнюдь, – ответил тот, выдержав прямой взгляд собеседника. – Считываю общее эмоциональное состояние. Что же касательно мыслей, то могу считывать только те из них, которые облекаются в слова, пусть даже не произнесенные вслух.
– Значит, вы уже в курсе, как все прошло?
– Честно? Да. Вы размышляли об этом засыпая.
– Тогда давайте совсем честно: вы тоже там были.
– Каюсь, был, – повинился гость. – Но у меня работа такая.
– Работа… – проворчал Евгений. – Значит, все знаете. Ну а чего же тогда спрашиваете?
– Вдруг вы захотите поговорить об этом?
– Не захочу, – отрезал Евгений, опуская глаза в тарелку и деловито отпиливая вилкой кусок колбасы. – Я уже большой мальчик и как-нибудь сам разберусь.
Гость замолк.
Евгений тоже молчал и медленно, словно нехотя, двигал челюстями, пережевывая кусок колбасы.
Вспомнилась Елена, перед глазами всплыл ее образ. Евгению захотелось увидеть девушку, но он одернул себя и, положив вилку, резко отодвинул тарелку в сторону.
Есть расхотелось.
Он взял в руки бокал с обжигающим кофе и, подув в него, сделал осторожный глоток. Тут он заметил какое-то странное шевеление и едва не выронил из рук бокал.
Ноги гостя, на которые он смотрел невидящим взглядом, начали как-то странно преображаться. Брюки принялись укорачиваться и расширяться в стороны, туфли из мужских, черных и массивных, на толстой подошве превращались в элегантные женские, светлые, на невысоком каблуке с серебристыми застежками. Носки неприятно зашевелились и поползли вверх, меняя цвет на телесный и приобретая текстуру и блеск шелка, и вскоре скрылись под юбкой, которая еще недавно была элегантными брюками. При этом сами ноги гостя тоже претерпели изменения: бедра стали более широкими и округлыми, а икры утончились и приобрели плавный изгиб.
Евгений как завороженный наблюдал круглыми глазами за странными трансформациями, медленно поднимая взгляд все выше.
Ногами дело не ограничилось. После них настал черед пиджака, рубашки и того, что находилось под ними. Полы пиджака поползли вверх, сжались и остановились на уровне груди, рукава медленно укоротились и исчезли – пиджак превратился в короткую жилетку. Материал рубашки приобрел какую-то невесомую легкость, а сама рубашка заиграла складками, срослась посередине и преобразовалась в привлекательную блузку. Пуговицы исчезли, зато сверху, под жилеткой вспенилось пышное жабо. При этом торс гостя также видоизменился, принимая женственные очертания. Появилась талия, плечи стали уже, а под жилеткой явственно обрисовалась аккуратная, не слишком крупная, грудь.
Евгений, затаив дыхание, некоторое время вглядывался в новое тело гостя, угадывая в нем знакомые очертания и пытаясь вспомнить, где он их видел. Затем медленно поднял глаза еще выше и во второй раз едва не выронил бокал.
Лицо гостя осталось прежним, мужским, резко контрастирующим с остальным телом. При этом лицо оставалось все таким же спокойным и невозмутимым. Евгений, открыл рот, пытаясь что-то сказать, но слов не было.
– Мне кажется, – сказал гость, оглядев себя, – что мой вид не совсем обычен. Что-то вы не додумали, Евгений.
– Я? – окончательно растерялся тот, аккуратно ставя чуть дрожащими руками бокал на стол. – Это… я сделал?
– Вы пожелали видеть здесь другого человека. Но трансформация несколько шокировала вас, и вы соизволили прервать процесс.
– Э-э… простите. Я не хотел, – пробормотал Евгений. Крупная мужская голова сильно контрастировала с женским телом, что сильно сбивало с толку и мешало думать.
– Пустяки. Для меня это не имеет ровным счетом никакого значения, – уверил его гость. – Но с вашего позволения я все-таки закончу трансформацию.
И, не дожидаясь ответа, завершил начатое. Теперь перед Евгением сидела живая Елена.
– А-а… – окончательно растерялся Евгений. С одной стороны, он отдавал себе отчет, что девушки на самом деле здесь нет, но с другой, сходство с оригиналом было настолько поразительным, что избавиться от эффекта присутствия живого человека никак не удавалось.
– Опять что-нибудь не так? – поинтересовался гость голосом и интонацией Елены.
– Н-нет… Да. Вы бы не могли вернуть себе прежний облик, если не трудно? – взмолился Евгений.
– Без проблем.
Спустя мгновение перед Евгением вновь сидел тот же мужчина, что и пару минут назад, в том же своем неизменном костюме.
– Спасибо, – выдохнув с явным облегчением, поблагодарил Евгений.
– Не за что. Я думал, вы действительно этого желали, и позволил себе осуществить ваше желание.
– Это была временная слабость.
– Вчера вы летели на крыльях, так сказать, а сегодня уже слабость. Я чувствую, что вы колеблетесь. Может, все-таки поделитесь? Вдруг помогу?
– Вы такой сильный знаток человеческих душ? – усмехнулся Евгений, вертя пальцами вилку.
– Нет, но я обладаю огромными знаниями многих людей, а также всеми достижениями народа, создавшего меня.
Евгений молча уставился в пол размышляя. Гость молча ждал.
– Ну, предположим, я разочаровался. Нет, не то… Усомнился, что ли. Не знаю… Она… Понимаете, она вроде бы хорошая, красивая, нормальная, но… Одно «но», – Евгений почесал ручкой вилки затылок, подбирая слова. – Я не знаю, как объяснить. Эти ее рисунки… Вы понимаете, о чем я?
– Кажется, понимаю, – серьезно сказал гость. Он поднялся со стула и прислонился к подоконнику, опершись на него руками. – Изображения, на которых она запечатлена в своем естественном виде. Я уже говорил, что у вас – людей странные представления о подобных вещах.
– Но…
– Подождите. Возразить вы еще успеете, – остановил гость Евгения, выставив правую руку ладонью вперед. – Мне, созданному расой, не имеющей понятия ни о чем подобном, трудно воспринять вашу точку зрения на данный вопрос. Это достаточно странно и с трудом поддается анализу.
Гость, заложив руки за спину, прошелся по кухне туда-обратно, остановился напротив стола и сверху вниз посмотрел на Евгения.
– В подавляющем большинстве в вашем обществе выявлена крайняя нетерпимость к первозданному виду человека, нетерпимость как к чему-то противоестественному и крайне непристойному. Мне в этом видится какое-то, простите, извращенное восприятие мира человека, эдакая ненависть к самому себе, что ли, самоунижение. Искусственные покровы тела у вас трансформировались из необходимости в безысходность.
– Но есть же какие-то культурные и нравственные нормы!
– В чем вы в данном случае усмотрели нарушение норм? Насколько мне известно, работа натурщика – это часть учебного процесса, никоим образом не нарушающая ваших законов. Это, кстати, касается, не только искусства, но и медицины.
– Это так, но все же… – смешался Евгений.
– Разве вы никогда не видели полотен великих художников, написанных с обнаженной натуры?
– Видел, но… это другие люди.
– Другие, в смысле, незнакомые вам? Выходит, другим можно позировать художникам?
– До других мне нет никакого дела, – буркнул Евгений.
– Но вы раньше не задумывались, что это плохо.
– Не задумывался.
– А теперь
