Я ничего не могу сделать - Елена Клещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он еще что-то там бормотал сиплым голосом, обливаясь потом, умолкая и начиная заново, когда слева появилась просека – заброшенная, заросшая мелкими кустиками. Дэк вывернул руль, машина сошла с дороги, жалко замоталась на колдобинах, описала дугу и замерла. Он открыл дверцу и посмотрел вверх. Ничего – темнеет, дорога скрыта кустами, и даже если там есть вертолеты, сверху кроны деревьев, полчаса поговорить можно.
– Что ты делаешь, что де…
– Привет от Странника, Ривша. – Произнеся эти слова, Ханс почувствовал, что губы его растягивает оскал, похожий на судорогу, и в груди шевелится что-то неведомое и страшное. – Выключай свое радио, оно не работает.
Глаза Головастика выпучились, рот открылся. Сейчас он еще больше походил на личинку гигантской амфибии. Он снова сунул руку под сиденье, чтобы выключить «радио», тут же рванулся вправо и дернул ручку двери, но Ханс схватил его за пиджак на спине. Справиться с Головастиком, ослабевшим после лучевого удара, не составило труда. Ханс даже руки ему связывать не стал, только вытащил пистолет из внутреннего кармана, защелкнул страховочный ремень и заблокировал дверь с его стороны.
– Хотите что-нибудь сказать? – Вежливая форма обращения к беспомощному пожилому человеку выскочила сама, но Головастик ее отфиксировал – в водянистых глазах что-то блеснуло.
– Не убивайте меня. Я был вынужден… Я испугался тогда… после взрыва телецентра, вы же понимаете…
От него пахло вином – наверное, на объекте высокого гостя угощали.
– Чего вы испугались?
– Что нас будут убивать, нас – которые в Департаменте науки… Глупо, да, запаниковал… но ведь прошел слух, что Странника убили… Поймите, на что мог надеяться я, если самого Странника…
– Не говорите чепухи. Слух этот не продержался и часа.
Головастик моргнул – видимо, произвел в уме арифметическое действие, вычтя шесть лет из предполагаемого возраста собеседника, понял, что очевидцем тот быть не мог, и соответственно повысил его в ранге.
– Я не решился ждать! У меня был допуск к мобильному излучателю, был момент, когда я сам мог его забрать – ну, вы, наверное, поняли, сразу после Черного удара… Ну поймите же, я был вне себя, все были вне себя…
– И вы в невменяемом состоянии захватили прибор и документацию, направились…
– Нет-нет-нет! – Головастик отчаянно замотал головой. – Я не брал документации, никаких экспериментальных протоколов, никаких чертежей, я просто не мог бы, что вы?! Вас обманули, нет, я не брал! Я взял только прибор, надо же мне было как-то пересечь границу!
– Хорошо, хорошо. В сущности, не вижу разницы. Если вы привезли хонтийским спецслужбам сам прибор, едва ли они огорчились, что к нему не прилагалась инструкция.
– Я… я не хотел этого, – лицо Головастика сморщилось, на глазах показались слезы. – Они чуть не сбили вертолет, у них были ракеты, я велел пилоту идти на посадку, нас обоих схватили, как только… У меня не было выбора, понимаете?
– Выбор всегда есть, – холодно сказал Ханс. – А что стало с пилотом?
– Не знаю. Я действительно не знаю!
– Понятно. Итак, вы, совершенно этого не желая, под давлением обстоятельств, возглавили в Хонти, так сказать, дочерний проект?
– Я ничего не возглавил! Я просто технический консультант, меня принудили, как только они поняли… ну… поняли какова функция, и что я…
– В самом деле? Даже странно, отчего это господин Кайтале перед вами так лебезит.
Глаза Головастика снова выпучились.
– Как… вы…
Ханс махнул рукой. Кажется, господин Титу не узнал в нем давешнего архитектора.
– Не будем спорить о вашем ранге. Я рад, что мы договорились о главном: после вашего побега и при вашем участии в Хонти возникла и стала совершенствоваться система излучателей. Так?
В ответ Головастик то ли охнул, то ли всхлипнул.
– Ну чего, чего вы от меня хотите? Я же знаю, что в Цен… в Стране Отцов проект уже свернут! Ведь это больше не государственная тайна! За что вы меня мучаете?!
«Знаю» он произнес уверенно, но глаза бегали. Впрочем, они всегда у него бегают, Максим предупреждал. Все знают, что излучения в Стране Отцов больше нет, тоже мне тайна… массаракш, но все-таки он сомневается. Да как можно сомневаться, или излучение есть, или его нет. Но ведь я сомневался, все эти четырнадцать месяцев, и Максим тоже не был уверен…
– Ладно. Следующий вопрос: лозунг.
– Л-лозунг?
– Что вы внушаете гражданам страны? Отвечайте быстро.
– Ты ничего не можешь сделать, – быстро ответил Головастик.
– А это как сказать, – ответил Ханс, соображая, что предпринять, если гад будет запираться. – Зря вы так уверены…
Лицо пленника перекосило ухмылкой. А потом Головастик засмеялся. Не безумным каким-нибудь истерическим смехом, а так, будто услышал необыкновенно острую шутку и не сумел удержаться. И тут до Ханса дошло.
– Это – лозунг? «Ты ничего не можешь сделать»?
Головастик, не переставая хихикать, мелко закивал.
– Зачем? Зачем, черт бы вас побрал?!
– Зачем, – пленный перестал смеяться, но перестал и дрожать, поймал кураж. – Я двадцать пять лет пробыл выродком в Центральных Губерниях, молодой человек. Не знаю, кем были вы и много ли помните о тех временах. Вижу, у вас реакция нулевая, Странник все-таки сделал защиту, э? Таблетки, верно?.. Ладно, ладно, молчу. Но если у вас была хоть капля мозгов, когда вы учились в школе, кое-что должны были запомнить. Из людей делали бойцовых псов, скот на убой. Отключали все человеческие чувства: инстинкт самосохранения, любовь к близким, любовь к самим себе. Это было гнусно. Думаете, систему ненавидели только те, кто взрывал башни? Ха. Никто так не ненавидел ее, как те, кто в ней работал!
– Очень мило, – сказал Ханс. – Дальше.
– Я поклялся, что снова в этом участвовать не буду. Я сделал все иначе. Тех, кто сейчас подвергаются излучению, никто не пошлет на убой. Они никогда не поверят, что стоит умирать за идеи, за чужие лозунги! Все это ложь, нет ничего, кроме безопасности для себя и близких! Теперь посмейте сказать, что я негодяй!
– Дьявол. – Голос его подвел, и он сделал вдох, чтобы успокоиться. – Вы не негодяй, вы дьявол.
У жителей Хонти не было идеи, за которую стоило драться, потому что им внушали отсутствие таких идей и принципиальную невозможность драки.
Ты ничего не можешь сделать. Все, кто провозглашают задачи и цели, заблуждаются или лгут, преследуя личную выгоду. Те, кто у власти, тоже лгут, но бороться с ними нет смысла. Лжецы у власти, лжецы в подполье, лжецы в газетах и на ТВ, лжецы в школах и вузах. Уголовники охраняют закон, воры сторожат деньги, и ничего нельзя изменить. Того, кто воспротивится, раздавят, и все останется по-прежнему. Стань тенью, бедный сын Тумы…
– Спасибо, – с наигранной горечью произнес Головастик. – Ваш шеф и его соратники делали из людей кукол с оружием в руках и называли это благом для страны. Вы поете с их голоса, понимаю.
– А вы кого делаете из людей? Овец? Кастратов?
– Я позволяю людям оставаться собой, а не пушечным мясом. Им никто не затуманит головы лживыми призывами.
Сказано это было с апломбом. Да что там, с настоящей гордостью.
– Ладно, а как насчет правдивых призывов? Они накормят голодных? Дадут по морде подлецу? Если придут вооруженные враги, будут с ними драться?
– Какие еще враги? – ощерился Головастик. – Островная Империя? Бросьте, ерунда это все. А если и придут, велика ли беда? Ну, не делайте гримас, они вполне культурная нация.
– Эта культурная нация уже вторгалась в сопредельную страну, – с трудом сдерживаясь, проговорил Ханс. – Культурная нация допускает эксперименты на «низших».
– Да вы всерьез? Тогда тем более не понимаю вашего тона. Система башен – гарант нашей обороноспособности.
Головастик обнаглел настолько, что начал отпускать шутки. Впрочем, формула Отцовской политической риторики, из тех времен, когда башни-излучатели официально считались элементами противобаллистической защиты, содержала в себе долю истины. Возможность ударить по врагу Черным излучением гарантировала неприкосновенность территории, а если при этом гражданские лица будут умирать, терять рассудок, кончать с собой – памятуя о том, кто ходит на белых субмаринах, может, это и в самом деле меньшее зло…
– Слушайте меня внимательно, – сказал Ханс. – От того, насколько хорошо вы запомните мои слова, зависит, как долго вы проживете. Я не буду убивать вас, я даже оставлю вам этот автомобиль, и сейчас мы расстанемся. Но строительство башен и размещение излучателей должно быть прекращено в кратчайшие сроки. Я даю вам месяц.
– Вы с ума сошли!
– Сколько времени вам понадобится?
– Я, я вообще не смогу этого сделать! Не знаю, почему вы решили… там такие люди… такие средства…
– Да, очевидно, я ошибся в вас, – ледяным тоном произнес Ханс и сунул руку за пазуху, подражая пьяному полицейскому. Эффект был самый драматический.
