Последний ангел - Константин Брендючков

Видно ее стало хорошо, но ничего примечательного он заметить не успел, а вот Афина Павловна обнаружила его уловку очень скоро — ох уж и зрение же у нее! Поймав его взгляд в зеркальце, она подошла, сунула зеркальце в карман своего халатика и прошипела:

— Как не стыдно! Будто гимназистик чеховский.

Олега Петровича как кипятком ошпарило, надо же так вляпаться в его-то годы! Он с досадой швырнул циркуль на стоящий сбоку столик, вышел на лестницу и стал мерить площадку шагами, пока не выкурил папироску, а потом тихо пробрался к своему кульману. Зеркальце Афина Павловна так и не отдала, но на другой день, проходя мимо, промолвила вполголоса:

— Хватит уж переживать-то.

Хватит, конечно, но чувствовал себя Олег Петрович неловко и, чтобы сгладить отношения, как он объяснил себе, к концу работы пригласил Афину Павловну в кино. Она согласилась неожиданно просто.

А перед началом сеанса они прошли к старой части поселка, начинавшейся сразу за железнодорожным переездом. Там был старинный липовый парк с кустами жасмина и с танцплощадкой, куда в погожие дни издавна тянулась поселковая молодежь. Правда, сейчас было еще не время, снег уже стаял и на асфальте и на дорожках, но еще залежался в кустах, и было прохладно — в легоньких платьях не щегольнешь и мороженого не захочешь.

А все-таки и сейчас здесь было хорошо и по-весеннему радостно. В кронах лип, еще не зазеленевших, оживленно возились и что-то свое азартно обсуждали грачи, над рекой у парка стремительно проносились прилетевшие ласточки-береговушки, то взмывавшие высоко в незадымленное небо, то скользящие над самой рекой, только что не задевая ее крыльями, и воздух здесь был совсем не тот, что у завода, в нем хранился запах снега и реки, в нем был парок просыпающейся земли.

Олегу Петровичу нравился этот парк и эта часть поселка, еще удержавшего остатки исконно русского, старинного, но уже сменившего булыжник на асфальт и все больше вытеснявшего домишки чуть ли не дореволюционной поры современными удобными и благоустроенными, но такими безликими многоэтажными зданиями.

Говорили они с Афиной Павловной о разном — больше о заводских делах и о его поездке, о знакомых. О неудаче Ивана Семеновича она больше не заикалась.

Его и самого подмывало вмешаться в это дело — не путем анонимок, конечно, а личным влиянием, как во ВНИИГПЭ — исправить несправедливость. Помимо всего прочего его побуждало к этому желание проверить еще раз на посторонних свое влияние; на знакомых ему каким-то странным образом это заметно удавалось. Даже упрямая Афина Павловна, сдавая свои позиции в одном техническом споре, однажды проворчала с досадой: «Не знаю, чем вы умеете убеждать, Олег Петрович. И доводы у вас иной раз уж не очень убедительные, но с вами соглашаешься, почему-то веришь…»

Так оно и было, но в данном случае он не решился на проверку, побоялся, не навредить бы здесь еще больше.

12

Происшествия реальной жизни чуть не вытеснили из головы Олега Петровича впечатления странных видений и снов, но он все-таки спохватился, что подходит время, когда эти странности могут повториться. Хорошо, что прошлый раз он пометил в своем календаре листок того дня, когда ему вторично приснились космические странники. Придя с работы, он убедился, что двадцать семь дней назад он написал на листке: «Гибель Фаэтона».

«Значит, сегодня уже можно что-то ожидать. Что же это будет? — размышлял он, заканчивая свой скромный ужин. — Покажут во сне третью серию космического фильма или пожалует гость из телевизора?»

Ему подумалось, что теперь, после полетов человека в космос, «космические» сны могут сниться не только ему, что в этом можно усмотреть некую причинность, но чем объяснить видения наяву? Олег Петрович убрал посуду, закурил. Он решил, что стоит попробовать посидеть перед телевизором, включенным на пустой канал. «Сон придет или нет, а пока подождем». Рассудив так, он устроился в кресле поудобнее и уставился на освещенный, но пустой экран.

«Интересно, за кого меня сочли бы знакомые, если бы застали за таким бесцельным созерцанием? Скорее всего именно за «помешанного», — усмехнулся он и стал представлять, кто и как это выразил бы соответственно своему характеру. Когда, очередь дошла до Афины Павловны, он подумал, что та, наверное, и сама не отказалась бы принять участие в его эксперименте и подосадовал, что это не пришло в голову раньше, — сидели бы сейчас рядом, разговаривали, было бы не так скучно.

«Хотя нет, — отбросил он эту мысль, — она являлась бы лишним фактором, который не следует пока вводить в опыт. Ведь когда что-то произошло с ней, меня никакая странность не коснулась».

Тут он поймал себя на том, что об Афине Павловне, к которой он раньше был абсолютно равнодушен, он стал думать частенько.

«Уж не начинаю ли я увлекаться сдуру? Вздор какой: она и я — два разных поколения! Правда, она, кажется, внимательнее ко мне, чем к другим, но это, скорее всего, знаки уважения к старшему. Что говорить, разве такой друг сердца ей нужен!»

И Олег Петрович снова, как в Уфе, подумал, что среди всех известных ему заводских ухажеров не найдется такого, который всерьез мог бы рассчитывать на благосклонность Афины Паллады.

«Вот Новиков, тот, действительно, был бы ей парой, — вспомнился ему давнишний институтский товарищ. — Надо же случиться такому совпадению, что Новиков убит тоже под Славянском, как и отец Афины Павловны, в одно и то же время и, вероятно, в одном с ним бою!..»

Ленечка Новиков так отчетливо представился Олегу Петровичу, как будто он видел его только вчера или на прошлой неделе. Он вспомнился с его доброй улыбкой, располагающей внешностью и веселым характером. Да, вот у кого была такая наружность, которая влекла к нему не только женщин, но покоряла и парней. Тут уж сказывался, конечно, характер Новикова, на него всегда можно было положиться.

«Как горько, что к нему никогда уж не заглянешь, не напишешь ему и телеграмму к празднику не пошлешь! Слюнтяем я становлюсь под старость, расчувствовался…» — укорил себя Олег Петрович, по без насмешки, тоже с тихой грустью. Он даже прикрыл глаза, чтобы представить давнего друга, а когда открыл, то увидел его на экране.

«Сейчас пройдет, это — обычное последствие…» — подумал было Олег Петрович, но тут же отбросил всякие попытки объяснения, потому что Новиков двигался! Да, Ленечка шел откуда-то из глубины экрана легкой, танцующей, «как на пружинках», походочкой, и, хотя был еще не близко, Олег Петрович удивительно отчетливо различал Ленечкины кудри и шнурки, стянувшие на груди лимонного цвета футболку, и даже пушистые, «девчоночьи» ресницы Ленечки.