Суворов - Вячеслав Лопатин

Вскоре после смерти Вейсмана самому Суворову пришлось пережить тягостные минуты. В корпусе Салтыкова он пользовался полной самостоятельностью. И вдруг 7 июля Румянцев перевел его в корпус деятельного Потемкина. Присланный к Салтыкову в качестве инспектора желчный Михаил Федотович Каменский в письме к нему заметил, что, вероятно, генерал-аншеф доволен этой переменой, «ибо не знаю, кто из вас двух был в Негоешти начальником, особо с тех пор, как Суворов стал посылать донесения прямо к фельдмаршалу».

Сам Александр Васильевич расценил перевод как немилость. «Гром ударил, мне сего не воображалось, — писал он Салтыкову. — Прошу иного… И Ваше Сиятельство может ли помочь? Мне бы только с честью отсюда вытти; всего основания не знаю. Больно… Бегать за лаврами неровно, иногда и голову сломишь по Вейсманову, да еще хорошо, коли с честью и пользою».

Но всё обошлось. Румянцев вызвал строптивца в Главную квартиру, чтобы лично поставить ему задачу по обороне единственного укрепленного пункта на правом берегу Дуная — Гирсовского поста. «Делами Вы себя довольно в том прославили, — писал главнокомандующий в ордере от 4 августа, — сколько побудительное усердие к пользе службы открывает Вам путь к успехам. На сие, как и на искусство Ваше, весьма мне известное, довольствуюсь я возложить сохранение и оборону сего нужного поста».

Готовясь к обороне Гирсова, Суворов подружился с командиром приданной ему бригады генерал-майором Андреем Степановичем Милорадовичем. Первое из трех сохранившихся его писем Милорадовичу свидетельствует о деловой хватке Суворова. «Приношу за письмо Вашего Превосходительства мою покорную благодарность, — пишет он 9 августа 1773 года, вскоре после прибытия на место. — Из письма Князя Василья Володимировича (Долгорукова. — В.Л.) увидеть изволите, что мне на Барте надобен понтонный мостик. Прошу Вашего Превосходительства скорее тому споспешествовать. На бродах люди тонут. Я же от Г. Север[ного] далеко и прямо с ним дела иметь не могу, ни желаю». Кто зашифрован под именем «Г. Север», неизвестно. Возможно, речь идет о стоявшем в Бабадаге генерал-поручике бароне Карле Унгерне фон Штернберге. На его помощь в случае атаки турок Александр Васильевич почему-то не рассчитывал.

Два других письма написаны в конце кампании. Суворов называет Милорадовича «любезным другом» и просит не забывать: «Благодарю от естественной моей чистой души и цалую жизненным последним целованием. Прости! Всемогущий Бог да дарует вперед свидетца в радости».

Третьего сентября Александр Васильевич снова подтвердил свою боевую репутацию. Турки стремительно атаковали порученный ему Гирсовский пост десятью тысячами пехоты и конницы. Имея около трех тысяч человек, Суворов, подпустив противника на близкую дистанцию, встретил его картечью и нанес штыковые удары во фланги и в центр. После упорного боя нападавшие были опрокинуты и бежали. Энергичное преследование конницей довершило разгром. Противник потерял только убитыми более 1100 человек, семь орудий, почти весь обоз с провиантом и другим имуществом.

«За победу, в которой признаю искусство и храбрость предводителя и мужественный подвиг вверенных вам полков, воздайте похвалу и благодарение именем моим всем чинам, трудившимся в сем деле», — спустя два дня писал Суворову Румянцев.

Потемкин в приказе от 7 сентября служившему под его началом полковнику Н.Д. Языкову писал: «Его Сиятельство повелевающий Армиею Господин Генерал-Фельдмаршал присланным ко мне ордером дал знать, что торжествует Армия Ея Императорского Величества одержанную 3-го числа настоящего течения совершенным образом победу на той стороне Дуная Господином Генерал-Майором и Кавалером Суворовым над неприятелем в семи тысячах приходившим атаковать пост наш Гирсовский, где реченный Генерал с своими войсками, встретя оного, разбил и преследовал с великим поражением и, сколько еще из первого и краткого его рапорта известно, то взято довольно и пленных, и артиллерии, и обозов, Ваше Высокоблагородие имеете о сем благополучном произшествии за-втрешний день принести в Вашей части торжественные молитвы, учиня при том с полковых пушек тридцать два выстрела».

Армия салютовала суворовской победе, но «искусный и храбрый предводитель» за новый подвиг не получил ничего. Румянцев, зная, с каким неудовольствием приняли в Петербурге известие об отступлении от Силистрии, не стал представлять победителя к чину генерал-поручика. Суворов остался генерал-майором, хотя его успех позволил предпринять в сентябре новое наступление.

Сковав значительные силы противника под Рущуком и Силистрией, главнокомандующий двинул на правый берег Дуная два корпуса. Ими командовали генерал-поручики барон К.К. Унгерн и князь Ю.В. Долгоруков. Турки, не оказывая серьезного сопротивления, отступали. В этом походе Суворов не участвовал. Но Унгерн и Долгоруков действовали нерешительно и несогласованно. Несмотря на первоначальный успех, они не выполнили приказ Румянцева. Унгерн попытался самостоятельно захватить Варну, но был отбит и отошел. Оставшись один, Долгоруков поспешил повернуть назад от Шумны, в которой почти не было войск, тогда как падение этого опорного пункта могло приблизить долгожданный мир.

В составленной для себя в мае 1790 года записке уже прославленный своими блестящими победами Александр Васильевич отметил: «Графа А. Суворова-Рымникского Графу 3. Г. Чернышеву [лучше] было бы в степень Генерал-Поручика — от меня больше пользы! — после не были б странности при Варне, Шумне».

Глава Военной коллегии задержал его производство в следующий чин, и дело пострадало. Кампания 1773 года не принесла ожидаемого мира.

В зимнее затишье Суворов прибыл в Москву, куда звал его родитель. Престарелый Василий Иванович спешил устроить важное семейное дело — женить сына, которому шел 44-й год. Подысканная им невеста, княжна Варвара Ивановна Прозоровская, и по отцу, и по матери (урожденной княжне Голицыной) принадлежала к старинной московской знати. Среди близких родственников княжны оказались три фельдмаршала. Князь Михаил Михайлович Голицын, самый талантливый полководец Петра Великого, приходился ей дедом, князь Александр Михайлович Голицын — дядей, а на ее тетке Елизавете Михайловне был женат граф Петр Александрович Румянцев.

Невеста была моложе жениха на 20 лет. По понятиям того времени княжна засиделась в девицах. Да и Суворов был не первой молодости. Но он во всем повиновался воле отца: сватовство и помолвка прошли споро. 23 декабря Александр Васильевич писал своему новому родственнику Румянцеву: «Сиятельнейший Граф Милостивый Государь! Вчера я имел неожидаемое мною благополучие быть обрученным с княжною Варварою Ивановною Прозоровскою по воле Вышнего Бога!»