Клей - Анна Веди

– Ты же его прилепишь снова, – съязвил рыжий.

– Ну и что? Пусть прилеплю, он же не будет пьяницей.

– Откуда ты знаешь, каким он будет? – слегка улыбнувшись одними уголками рта, спросил Макс. – Обычно в жизни человека всё повторяется лишь с небольшими отличиями, как по спирали или по кругу.

– Да и ладно, – Динара, изобразив невозмутимость, шмыгает носом, разворачивается и на стоптанных вбок каблуках ковыляет к выходу.

Она вызывает чувство жалости, и не столько к её убогому внешнему виду, сколько к её зашоренности и непониманию обыденных вещей. И таких людей, погруженных в иллюзию, самообман, большинство. Проще находиться в «розовых очках» и придумывать самому себе оправдания своих поступков, мыслей и чувств. Причём для себя это всегда звучит очень и очень убедительно. Не как оправдание, а как устойчивые жизненные убеждения, которые впитались с молоком матери, скопированы со своих семейных сценариев. И эти убеждения настолько глубоко сидят в человеке, что не осознаются, не подвергаются сомнению, воспринимаются как истина в последней инстанции. И получается, человек проживает всю свою жизнь, если можно назвать её «своей», погруженный в мягкую нирвану удобных иллюзий. Но ведь это может быть и не мягкая нирвана, а жестокие страдания! С другой стороны, в мире так много людей с потребностью чувствовать себя жертвой. Возможно, эти аномальные явления и произошли от того, что на Земле стало слишком много жертв? Макс сидит с опущенной головой и размышляет после того, как все расходятся. «А про Сандру ничего неизвестно. Видно, что она напугана, но умеет сдерживать свои эмоции. Ну, ничего, когда-нибудь прорвётся и она. А Мария, какая же она жирная!.. Нельзя так думать и осуждать других… Убожество, ненавижу их всех! Один другого краше. А этот рыжий – полный дебилоид, китайский андроид. Один этот его прищур убивает. И ведь тоже рожа жирная. И как они умудряются жиреть? А всё жалуются на жизнь. А София и Лиз, так себе, девочки на побегушках, наполнение серой массы. Ничего выдающегося в этой группе нет. Тем лучше для меня. Главное, чтобы всё получилось и не много людей разбежалось. Хотя всегда часть уходит. Я и это рассчитал. Главное, чтобы осталось не меньше трёх человек. О, предвкушение праздника жизни! Ощущение себя богом, властелином душ! Ещё немного, и они будут беспрекословно выполнять все мои поручения и желания».

– ААААА, – глухо раздаётся из другой половины дома и отвлекает Макса от размышлений. Это кричит его мать.

– Что тебе опять надо? – раздражённо произносит Макс в пустоту и нехотя направляется в её комнату.

В нос резко бьёт запах мочи, лекарств и разложения. Когда он заходит в комнату матери, она направляет свой взгляд на него. Она по-своему любит его, а может, просто он хочет, чтобы это было так, и окружает себя иллюзией. Сейчас она зависит от него, он может делать с ней всё, что хочет. Сначала ему доставляло удовольствие ей мстить за то, что она ругала его, критиковала, иногда била, обзывала, за то, что она передала по наследству своё несчастье и страдания, за то, что редко дарила свою любовь, и за то, что заболела и слегла. И он мстил тем, что мог днями не заходить к ней. Она орала, он затыкал берушами уши или уезжал на несколько дней. Но он не оставлял её больше, чем на два дня. Что-то тянуло его к ней. Ему очень жаль её, он её любит, но вместе с любовью его наполняет обида за то, что мать привязала его к себе, и он не может жить своей жизнью. Он обвинял её в этом, в то время как сам был крепко привязан к ней. Конечно, это лишь его оправдание своей ничтожности и никчемности. Он сваливает на неё вину за то, что не может самостоятельно сделать в своей жизни что-то выдающееся. Иногда он это осознаёт и пытается придумать выход. Но это происходит очень-очень редко, и лишь когда он уезжает от неё. А пока она находится рядом, он ничего не испытывает, кроме обиды, жалости и злости на неё.

Сейчас в его голове зреет план. Склеить всех участников, которые останутся в группе, и посмотреть, понаблюдать за ними. Он не институт, где проводят такие эксперименты, но его туда не взяли, когда он попытался устроиться на работу. А ведь он не хуже этих задротов-учёных, и сможет сам всё сделать! И будет первооткрывателем. Главное, не затянуть, не позволить, чтобы кто-то другой его опередил.

Ему нравится этот молящий взгляд матери. Всё равно о чём: еде, питье или туалете. Он чувствует себя всемогущим, и наполняется уверенностью в свою силу и власть. Он может накормить её или оставить голодной. И она, а не он, теперь от него зависит. И это проецируется на внешнюю жизнь, мир и, соответственно, на группу. Как же интересно жизнь распоряжается. Сначала дети зависят от родителей, а потом родители от детей. И если, по мнению ребёнка, родитель плохо относился к нему, то и ребёнок может так же относиться. Да, сложно быть родителем, угадывать настроение ребёнка, подстраиваться под него, чтобы тот чувствовал хорошее отношение и любовь. А если нет, то велика вероятность, что ребёнок, когда вырастет, будет мстить, хотя бы безразличием.

Макс не скрывает своё отвращение к матери. Зловоние невыносимо, но постепенно привычка берёт своё. Хорошо или плохо, но от этого запаха не умирают. Он даёт ей миску с супом, оставшимся со вчерашнего дня, и ложку. Помогает матери сесть на кровати, приподняв её повыше. Она всё время безмолвно смотрит на него. И в этом взгляде Макс видит осуждение и вместе с тем зависимость. Сейчас она не может издеваться над ним и не может смириться с этим. Паралич сковал все её мышцы, и говорить она больше не может, только мычит и орёт. Сколько она ещё проживёт, неизвестно. Иногда Максу удаётся отключиться и не думать о ней, но это получается очень редко. Сейчас он торжествует, – так она наказана за своё отношение к нему, – и тут же чувствует вину за свои мысли.

Макс выходит из комнаты матери и словно в тумане направляется в ванную. Он с детства любит уединяться здесь, несмотря на то, что сейчас весь дом в его распоряжении. Здесь ему особенно уютно и комфортно. Зеркало отражает его лицо и настроение. Он достаёт лезвие из шкафчика, бросает горящий взгляд на себя и быстро проводит по запястью. На пол капает кровь, он подносит руку к раковине и смотрит, как кровь стекает струйкой. Волна эйфории и страха пронизывает его тело, зависает в области солнечного сплетения и поднимается к горлу. Ощущение оторванности от мира и жизни наполняет его. Ему совсем небольно, а эти действия настолько глубоко вошли в его жизнь, что стали ритуалом, привычкой. Его движения чётко рассчитаны, и сила, с которой он давит на лезвие, проводя по запястью, может меняться от его желания и настроения. Как-то раз, лет пять назад, он переусердствовал, и порез получился очень глубоким, кровь никак не останавливалась, текла и текла. Макс был уже без сил и почти без сознания, когда его обнаружила мать, которая тогда только заболевала и ещё ходила. Пришлось вызывать врачей, которые, увидев множество других порезов и шрамов на запястье, увезли Макса в больницу, где его продержали на таблетках целый месяц. Психиатр задавал множество вопросов, на которые Макс нехотя отвечал. Именно тогда Максу захотел стать психиатром или кем-то в этом роде. Сейчас он с нарастающим возбуждением смотрит на капающую кровь, и в его голове зреет решение действовать. «Уже достаточно сеансов прошло, можно уже начинать склеивать их всех. Кап-кап-кап. Идёт дождь. Нет, нет, никак не восстановить клетки. Капает кровь. Кап-кап-кап». А за окном идёт дождь, мерно, глухо отбивая по крыше, звуком разбавляя тишину ванной комнаты. И капает кровь. Порой хочется спрятаться от этого монотонного звука и послушать истинную тишину.

Глава 7

В институте прохладно, просторно и фантастично. Людей здесь всегда немного, практически все в своих кабинетах и помещениях, занимаются своими делами. Иногда, когда Ангелина идёт по полутемному коридору, ей кажется, что все вымерли, нет никого, и она одна в целом мире, от чего становится немного жутковато. Но стоит ей открыть дверь в какой-нибудь кабинет, как свет, тепло и встречные улыбки рассеивают её мрачные мысли. В фойе они с Оливером заходят в цилиндрический термобокс для лазерной дезинфекции и смены одежды и выходят из диаметрально расположенных дверей, облачённые в одинаковые облегающие комбинезоны с капюшоном. Оливер в который раз восхищается правильностью форм тела и лица Ангелины. А девушка – статью, стройностью своего друга, исходящей от него мужественностью и силой. Впрочем, здесь большинство людей как на подбор. Как будто их выбирают по внешним признакам, а не по интеллекту и здоровью. Видимо, внешнее отражение внутреннего мира является в большей степени нормой, нежели исключением. Внутренняя красота излучает мощнейший свет и затмевает внешние недостатки. Ангелина и Оливер быстрым шагом следуют к винтовой лестнице, поднимаются на второй этаж, смотрят друг на друга, кивают головами и, не останавливаясь, расходятся в разные стороны. Оливер идёт в отделение микробиологии, а Ангелина к генетикам.