Таинственный пассажир - Лев Самойлов

— Яснее?.. Пожалуйста! — Дымов повесил гитару и повернулся к собеседникам. — Статья Лидснея была своеобразным сигналом.

— Сигналом? — переспросил Рославлев.

— Да, сигналом для нас. К этому времени уже были основания считать, что материалы профессора Савельева не погибли, а где-то спрятаны самим ученым, боявшимся, что они попадут в руки фашистов. А коли так, — Сергей Сергеевич в возбуждении потер руки, — если наши предположения были реальными, создавалась интересная ситуация.

— Понимаю, — сказал Рославлев.

— Вот и отлично!.. Таким образом, нам следовало ждать гостя... Заморского гостя... Хотя этого гостя мы и не звали, но его появлению были бы рады. Вот это я и назвал интересной ситуацией.

Все рассмеялись.

— Вы помните, товарищ Рославлев, что вам сказал по телефону генерал? «Не всякое ожидание есть пассивность». В этих словах много смысла. Когда ждешь врага, не всегда следует спешить и, как бы это помягче выразиться, действовать слишком прямолинейно. Выдержка, гибкость, всесторонний учет всех обстоятельств, глубокий анализ... А вы, товарищи, небось, слушаете меня и думаете, что я вам лекцию читаю? А?..

— Нет, Сергей Сергеевич, — ответила Ремизова. — Мы вас внимательно слушаем и кое-чему учимся.

— Ну-ну, — шутливо погрозил ей пальцем Дымов. — Я просто рассуждаю вслух. Так легче проверять самого себя, свои решения и поступки... Так вот, Евгений Алексеевич, — он впервые назвал Рославлева по имени и отчеству, — ваше сообщение о визите Хепвуда пришлось кстати... Очень кстати.

Таинственный пассажир с «Виргинии»!.. Черт возьми, может быть, действительно прибыл этот нежданный и жданный гость?

Полковник посмотрел в сторону Ремизовой. Она сидела на диване, забившись в угол, все в той же позе, с поджатыми под себя ногами, и внимательно слушала негромкий, глуховатый голос Дымова.

— Правда, уже тогда я поделился с генералом одной, несколько удивившей меня деталью.

— Какой? — поинтересовался Рославлев.

— Капитан «Виргинии», почтенный мистер Глэкборн, не доверял матросу Хепвуду. А если так, капитан мог просто-напросто запретить матросу сходить на берег. Такое право есть у капитана. Этого не случилось. Матрос прогуливался по городу и даже забрел к вам, подполковник. Подозрительно.

В первую очередь нужно было узнать: существует ли на самом деле таинственный пассажир? В этом, товарищ Рославлев, вы нам очень помогли. Найти никого не удалось. Тогда возникла мысль: «А может быть, и нет такого?» Кто же тогда Хепвуд? Проверить все это можно было только здесь, на месте. И вот появились в Черноморске старик Сергиевский и его дочь — студентка Татьяна.

— Подозрительный субъект, весьма похожий на таинственного пассажира с «Виргинии», — констатировал Рославлев.

— ...И постоянно ворчавший, всем недовольный отец, изводивший своими капризами кроткую, терпеливую дочь, — весело продолжила Татьяна Павловна.

— Что делать! — развел руками полковник. — Уточняю: отец был не очень капризен, зато дочь действительно отличалась если не кротостью, то терпением... Точнее — дисциплиной!.. Все это было необходимо, абсолютно необходимо... В чем заключалась наша тактика, наша цель? Убедиться в том, что против нас действует враг, а убедившись в этом — осторожно пойти по вражьему следу и точно установить место, где Савельев спрятал чертежи. Главная задача — найти чертежи и взять их в свои руки. А все остальное — в зависимости от обстоятельств.

— Значит главная задача решена, — сказал Рославлев.

— Да! — твердо ответил Дымов. — Мы возвращаем нашей Родине труды ее верного сына — ученого-патриота Савельева. Даже после своей смерти он продолжает верно служить своему народу. Надеюсь, что взятые нами чертежи помогут министерству ускорить выполнение правительственного задания.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Ее нарушала крупная бабочка, залетевшая в окно и бившаяся под абажуром. Рославлев снял абажур, и бабочка быстро выпорхнула в темноту ночи.

— Да, друзья, — снова нарушил молчание Дымов. — Во всей этой истории с «Виргинией», в инсценировке с матросом Хепвудом отчетливо виден «почерк» хитрого и коварного противника... Сэр Годвин! «Малыш» подтвердил мое предположение, что именно Годвин является вдохновителем истории с «Виргинией». Этот философ-разведчик из Си-Ай-Эй мне немного знаком. Правда, мы не пишем друг другу писем и не беседуем по телефону. Но мы познакомились по некоторым делам, и если иногда Годвин страдает бессонницей, нервничает и жалуется на печень, в этом есть некоторая доля и нашей вины.

Все рассмеялись, в том числе и сам Дымов.

— Пожалуй, самый остроумный ход разведки в истории таинственного пассажира с «Виргинии», — сказал полковник, когда смех утих, — это появление среди честных, вполне лойяльных иностранных туристов махрового реакционера, ставленника ФБР, журналиста Лидснея. Вероятно, по требованию разведки Лидсней был втиснут в состав группы туристов. Маршрут туристской группы с конечной остановкой в Черноморске Си-Ай-Эй вполне устраивал. Годвин отлично знал, что политические взгляды Лидснея нам известны, но именно на это он бил!.. Какова была задача Лидснея? Теперь она ясна: установить связь с «Малышом», принять от «Малыша» добытые чертежи и записи профессора Савельева и, пользуясь своим правом иностранного гостя в нашей стране, увезти украденные материалы, доставить их Годвину. Хепвуд не мог этого сделать сам... Носить при себе чертежи и расчеты было бы по меньшей мере рискованно для рядового матроса, в роли которого выступал Хепвуд.

— Сергей Сергеевич! — неожиданно раздался голос Татьяны Павловны. — Но ведь если бы вместо Лидснея приехал кто-нибудь другой, не с такой подмоченной репутацией, ему было бы куда легче установить связь с «Малышом»?

— Мне кажется, — медленно ответил Дымов, — Лидсней должен был по замыслу своих хозяев выполнить здесь два задания. Первое — получить чертежи и расчеты Савельева. Второе — явиться в случае необходимости своеобразным громоотводом. Годвин отлично понимал, что положение Хепвуда здесь, в Черноморске, не может быть достаточно устойчивым, особенно с того момента, когда «матрос» должен будет развить бешеную активность, чтобы добраться до савельевских чертежей. Безусловно, координаты места, где спрятаны чертежи, «Малыш» получил еще до отъезда, в резиденции Годвина. Однако до чертежей надо было добраться, а для этого следовало усыпить нашу бдительность. Вам понятно, что о нашем существовании Годвин не забывает. И вот разведка решила дать возможность Хепвуду-«Малышу» сделать еще одно разоблачение — разоблачение Лидснея.

Сделав такой шахматный ход конем, Хепвуд должен был, по мнению режиссеров инсценировки, выиграть качество, предстать перед нами в образе подлинно честного и искреннего человека. Еще бы — ведь он сообщил сущую правду о Лидснее!.. Ни слова лжи!..

— В шахматных задачах я тоже немного разбираюсь, — сказал Рославлев. — Для шахматиста выиграть качество — очень важно... Но во всем этом плане «гостей» из-за океана чувствуются слабые места.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, хотя бы связь. Нацеливая нас на Лидснея, Хепвуд невольно затруднял для себя связь с ним.

— Это верно. Тут уж Хепвуду приходилось проявлять инициативу, возможно, отступать от первоначального плана, а иногда действовать нахально, в лоб. Мне думается, что им обоим был заранее дан определенный пароль. Возможно, что этим паролем служили фразы, которые дважды слышала Татьяна Павловна, один раз на пляже, другой раз в павильоне «Прохлада»: «Хелло!.. Вы не из Фриско?» — «Нет, не из Фриско, но я там бывал. А что?..»

— Значит, вы считаете, что разговор Хепвуда с Лидснеем в «Прохладе» был вынужденным?

— Да... У Хепвуда иного выхода не было. Приближалось время отъезда Лидснея, предыдущие попытки встретиться не удались. Поэтому Хепвуд и решился договориться в павильоне «Прохлада». Разговор внешне был совершенно невинный.

— А мне, — улыбаясь сказала Ремизова, — пришлось из-за них выпить несколько лишних стаканов сока. Это — нелегко.

— Ничего, Татьяна Павловна, — успокоил Рославлев, — наш черноморский сок полезен для здоровья. Так что ж, Сергей Сергеевич, теперь все ясно!

Сергей Сергеевич кивнул.

— Однако в этой замысловатой схеме Годвина были два весьма существенных изъяна. Заокеанские философы от разведки не могли учесть их. Пороху не хватило. Получилось, что Годвин и его присные сами себя высекли, как гоголевская унтер-офицерская вдова. Ведь Хепвуд считал себя в полной безопасности. У него не возникло никаких опасений. Однако натренированным взглядом и нюхом матерый шпион учуял меня и Татьяну Павловну. Встречи на пляже, у гостиницы «Черноморская», в павильоне «Прохлада» насторожили его и даже убедили, что наблюдение ведется... Но за кем? У Хепвуда даже мысли не было о том, что интересуются его персоной. Он считал, что подобная честь выпала на долю Лидснея, и только Лидснея. Такая ситуация весьма облегчала нашу задачу... Однако и это, друзья мои, не главный и не основной просчет врага. Мичман Бадьин, старшина Ключарев, даже десятилетний Андрейка, простые советские люди, не учтенные шпионами из Си-Ай-Эй, оказали нам большую, неоценимую помощь.