Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стали собираться на новые квартиры.
Весь вечер и большая часть ночи ушли на обдумывание предстоящей борьбы со страшным врагом. В эту ночь Ушаков составил диспозицию боя, который он собирался дать чуме. Он вспомнил и разобрал оба случая чумы в его команде.
Мичман Баташев, как узнал впоследствии Федор Федорович, забежал накануне на корабль № 2 к приятелю, а матрос Сидоркин, стоя на карауле, одолжился у прохожего табачком.
Ушаков пришел к выводу, что главное – это беречься посторонних и держать себя и одежду в чистоте. Кроме того, чем меньше зараженный район, тем легче борьба.
К утру он составил примерный план лагеря и правила жизни в нем.
На рассвете адмиралтейские казармы опустели. Все команды, взяв пожитки, ушли в степь.
Ушаков поднял своих раньше всех. Он отошел в степь, вымерил нужное пространство и сразу поставил часовых, чтобы за черту лагеря – ни одного постороннего!
Часть людей под командой расторопного боцмана Макарыча отрядил к реке за камышом. Остальные под наблюдением офицеров рыли по указаниям Ушакова землянки и ставили палатки.
И всюду поспевал он сам.
Работа кипела.
Работали охотно – на воздухе, не в надоевших мастерских. Хотя чем выше подымалось солнце, тем становилось тяжелее.
Все другие команды устроились на новом месте за один день, а ушаковская – только к вечеру следующего дня вошла в палатки.
Ушаковский лагерь резко отличался от всех даже по своему внешнему виду. У всех других стояли большие палатки или землянки, где было набито народу как сельдей в бочке.
Ушаков же сразу разделил свою команду на небольшие артели, обособленные друг от друга.
У всех ходили по лагерю свободно, из одной палатки в другую: «Нет ли огоньку?», «А ну-ка, ребятки, у кого разживусь щепоткой соли – завтра отдам!»
А к палаткам и землянкам артели ушаковцев не смел подойти никто из товарищей соседней артели.
За водой и покупками наряжались команды с офицером. С посторонними было строжайше запрещено иметь дело.
Перед лагерем выстроили отдельную больничку, а еще дальше, в степи, стоял страшный карантин.
День ушаковцев начинался с просушивания и проветривания постелей и одежды. Перед каждой палаткой горел костер.
Ушаков говорил:
– У нас тут одна работа и забота: беречь себя. Не ленись мыться, не ленись чиститься!
Он сам проверял команду и не щадил ленивых.
Только два случая чумы приключились в лагере Ушакова, и то вскоре после переезда из городских квартир.
Палатку и все вещи чумных сожгли, их артель расселили сначала по одиночным землянкам, а потом всех свели в новую палатку.
Прежнее место, где осталась лишь куча золы, окопали рвом.
Но это были последние жертвы среди ушаковцев, и Ушаков каждый день с удовлетворением выслушивал в рапорте дежурного по лагерю: «Больных моровым поветрием не оказалось».
Ко всем остальным лагерям часто наведывался казак со зловещим черным флажком на пике, а ушаковцы спали спокойно.
Страшная восточная гостья отступила перед бдительным и мужественным капитаном корабля № 4.
Капитан Федор Ушаков вышел победителем в этом беспримерном, трудном единоборстве с чумой.
Часть вторая
I
Чума не помешала Федору Федоровичу Ушакову достроить свой 66-пушечный корабль «Св. Павел». Последний случай чумы был у капитана Ушакова 4 ноября 1783 года, тогда как в других командах она еще продолжала свирепствовать всю зиму. От чумы умер и сам адмирал Клокачев.
«Св. Павел» был в срок спущен на воду и присоединился к эскадре, которая стояла в Ахтиарской бухте под командой адмирала Мекензи.
Ушаков хорошо помнил эту защищенную от ветра, незамерзающую, уютную бухту. Десять лет назад он, командуя 16-пущечным кораблем «Модон», стоял в Балаклаве, охраняя ее от возможной высадки турецкого десанта, и потому хорошо знал эти берега.
Он запомнил убогую татарскую деревушку Ахтиар, лепившуюся по склонам гор среди кустарников. Сюда летом пастухи пригоняли с гор овечьи стада на водопой.
Южная бухта так и называлась у татар: Чабан-лиман – то есть пастушья бухта.
А теперь здесь, по берегам бухты, раскинулся маленький городок. Нарядный каменный дом адмирала, адмиралтейские и портовые сооружения, десятка два крытых черепицей белых и палевых офицерских и обывательских домиков с палисадниками, лавки маркитантов, магазейны.
Потемкин назвал новый город по-гречески: Севастополь, что значит – знаменитый город. И сделал его главным портом Черноморского флота.
Он поручил Ушакову и Войновичу – двум капитанам 1-го ранга – устройство Севастопольского корабельного флота.
В яркий солнечный день августа 1785 года 66-пушечный «Св. Павел» пришвартовался у плоского мыса в Корабельной бухте Севастополя.
Ушаков отправился с рапортом к адмиралу и велел отпустить на берег всех моряков, свободных от вахты.
Матросы с интересом смотрели на лес, который подходил к самой бухте.
– Вот, братцы, и лесок!
– Давно я не бродил по лесу…
– Может, грибков найдем? – оживленно говорили они, ожидая своей очереди у трапа. А ступив на берег, вмиг разбрелись по лесу.
Дневная жара спала. Дул легкий западный ветер. Над бухтой носились чайки.
Капитан Ушаков, облокотившись о коечные сетки, смотрел на мысок. Прикидывал в уме, как и что следует завтра же начать делать, – ведь надо обживаться на новом месте. Из лесу группами шли к «Св. Павлу» матросы.
– Чего это они набрали? Ягод каких-то? – сказал стоявший сзади на почтительном расстоянии от капитана урядник Ефим Зуб.
Ушаков глянул. В самом деле, у лейтенантов, возвращавшихся из лесу, оттопыривались карманы, а матросы несли что-то в шляпах и платках. Боцман же Макарыч шел в одном парусиновом бушлате. Рубаху он скинул и, набив ее чем-то, нес на плече, как торбу.
Федор Федорович встревожился: «Вот наедятся бог весть какой гадости и заболеют. Этого еще недоставало!»
– Да, несут какую-то красную ягоду! – раздраженно сказал он.
Она не была похожа ни на одну из знакомых: ни в Тамбовской губернии, ни на севере Федор Федорович таких ягод не видал.
– И добро бы молодые матросы польстились, а то и старые туда же! Вон Власьич несет и ухмыляется, старая пакля! – указал на Карташева, своего всегдашнего противника, Ефим Зуб.
– Куда несете? Сыпьте эту чертову ягоду за борт! – гневно крикнул капитан Ушаков.
– Федор Федорович, она очень приятная. И совершенно зрелая! – ответил лейтенант Лавров, входя на шкафут.
– А какая это ягода, вы знаете? Ведь понятия не имеете, а едите! – злился Ушаков.
– Это кизил, – подошел вахтенный лейтенант Папаригопуло. – Татары считают, что он помогает ото всех болезней.
Возле капитана и лейтенантов уже образовалась толпа матросов. Вернувшиеся из лесу не знали, что и делать, – не хотелось расставаться с приятной добычей.
– Ваше высокоблагородие, она очень скусная, кисленькая.
– Извольте покушать! – протянул на ладони несколько желто-красных ягод Власьич.
– У тебя немного. А вот у Макарыча, как у доброго маркитанта, – целый тюк. А ну, боцман, угости-ка диковинкой! – сказал Ушаков.
– Извольте, ваше высокоблагородие! Моя ягода – не в пример ихней: крупная, – протянул Макарыч туго набитую рубаху.
Ушаков взял горсть кизила, съел одну, другую ягоду. Улыбнулся.
– Ничего. Кислота приятная, – подобрел он. – Ну что ж, ешьте, ребята, разрешаю! Только с умом: не до отвалу.
– Его много не съешь!
– Мы, ваше высокоблагородие, его с кипяточком, навроде чая! – улыбался Макарыч.
– Вот-вот, правильно!
– Они уже нажравши – дальше некуда! – вставил сбоку язвительный Ефим Зуб.
На следующий день сразу после подъема флага экипаж «Св. Павла» принялся за работу. Ушаков велел делать пристань. Унтер-офицеры и матросы под наблюдением офицеров били камень, вязали фашинник, носили землю, забивали колья и закладывали фашинником и землей.
Всем руководил сам Ушаков.
Он показывал, как надо делать, учил нерасторопных, понукал ленивых.
Херсонская выучка пригодилась: работа кипела.
Весь 1786 год севастопольские корабли не выходили в море: еще было очень много дела на берегу, а флот слишком мал.
Ушаков построил казармы для экипажа, заложил на горе двухэтажный каменный госпиталь, а в Корабельной бухте, рядом с якорной стоянкой своего корабля «Св. Павел», выбрал и очистил «киленбанку» – место для килевания[34] судов. Тут же готовились краны для постановки мачт на корабли.
Ушаков строил казармы для экипажа и все выискивал способы, как обеспечить эскадру питьевой водой, потому что пресной воды в Севастополе не хватало.
За победу над чумой Ушаков получил орден Владимира 4-й степени при именном указе. Адмиралтейств-коллегия выражала тогда благодарность Ушакову: «Отличившемуся неусыпными трудами, попечением и добрым распоряжением, через что вы по своей части гораздо скорее успели отвратить опасную болезнь, так что оная с 4 ноября больше не показывалась».
