Морской разбойник и торговцы неграми, или Мщение черного невольника - Эжен Сю

И потом, о ужас, я видел себя, покрытого рубищем, бросающегося в эту толпу гнусных и ужасных разбойников, говорящего их языком, убивающего их кинжалом, я стал богатым, стал гордым, стал знатным, возможно ли это?

О, какой сон, какой ужасный сон, забудем его навсегда, ко мне, милые мои, войдемте в эти блестящие и великолепные комнаты, сядем за этот стол уставленный яствами и напитками.

Все исчезло...

Потом он видел себя в большой великолепно убранной спальне, обитой шелковыми пунцовыми обоями с золотыми цветами.

В одном углу комнаты стояла кровать красного дерева с богатыми штофными занавесами.

Послышался легкий шум, он спрятался за занавесами кровати.

Она вошла в комнату и начала раздеваться.

Она сбросила с себя голубое шелковое платье, вышитое золотом и обнажила свои белые и полные плечи.

Когда она обернулась к нему, прелестное лицо ее выражало радость и удовольствие, большие голубые глаза ее блистали под темными бровями.

Грудь ее вздымалась, волновалась и рвала корсет.

— О, милый мой! — сказала она, падая в его объятия. — Как я счастлива, все хвалили сегодня твое мужество, твою храбрость, твое великодушие, а я говорила сама себе, этот храбрый, великодушный молодой человек, этот милый Артур, мой...

— О, Мария! Ангел мой, не сон ли это?

— Нет! Нет! Спеши в мои объятия, — сказала она.

— О! Друг мой, какое блаженство!

— Тысяча миллионов чертей! — ревел во все горло Картаут, прислужник атамана, стуча изо всей силы в дверь каюты, — да что он сдох что ли? Атаман! Атаман! Слышишь ли! Кривой с другого судна кричит нам, что за нами гонятся англичане! Атаман! Атаман! чтоб тебя черти! — Этот дьявольский шум оторвал наконец Брюлара от сладостного усыпления и разрушил прелестные мечты его. — Уже! — воскликнул он с горестью и досадой, вскочив с постели. Счастливец сделался опять разбойником! И не удостоив отворить дверь, он вышиб ее ногой и выбежал на палубу. Тут он увидел, что другое судно его шло подле и Кривой кричал ему во все горло:

— Да что ты оглох, атаман, что ли? Вот уже целый час я надрываюсь, крича тебе, что за нами гонится английский военный корабль, а ты и голосу не подаешь, дело плохо, медлить нечего, гляди вот он дает нам сигнал.

— Черт возьми! Вот оно что! — воскликнул Брюлар, совсем протрезвев и опомнившись.

ГЛАВА II

Английский военный корабль, преследующий торговцев неграми

— Боже мой, это ужасно! — воскликнул старший лейтенант английского военного корабля, так сильно встревожившего Брюлара и Кривого.

— Мне право делается дурно, а тетенька запретила мне подвергать себя сильным ощущениям, — сказал тонким голосом корабельный комиссар, малорослый молодой человек, завитый, напомаженный, набрызганный духами и носивший перчатки даже за столом.

— Такое происшествие может повредить даже самому крепкому желудку в пищеварении, — заметил штаб-лекарь, толстый здоровый мужчина и большой обжора.

— Но если мы поймаем этого разбойника, его непременно следует четвертовать или колесовать, — подхватил лейтенант. — Но не бойся, братец, расскажи нам все подробно, не хочешь ли ты еще пить, любезный.

— Я не могу слышать этих ужасов... — воскликнул комиссар, убегая из большой каюты...

— Но я остаюсь, — сказал доктор, — делать нечего, хоть не с таким аппетитом пообедаю, а любопытно послушать его.

— Ну говори же, братец, не бойся! — продолжал лейтенант, по-французски обращаясь к бледному и дрожащему от страха и холода человеку.

Этот человек был Сухой, один из матросов Брюлара, брошенный им в море, и которого королевско-английский сорокачетырехпушечный корабль «Британия» встретил плавающим по океану на бочке вместе с двумя мертвыми негритянками, которого англичане спасли от ужасной смерти, вытащив из воды.

Вся сцена эта происходила в большой корабельной каюте.

И Сухой продолжал, боязливо озираясь кругом как собака, нечаянно попавшая на чужой двор.

— Точно так, господин лейтенант. Вот как было дело, злодей ограбил того шкипера, взял себе его негров, корабль, а самого шкипера и матросов обменял на черных людей и высадил их на берег в таком месте, где они были съедены людоедами, все до одного.

— Ах, какой ужас! — воскликнул штаб-лекарь.

— Не прерывайте его доктор, — продолжал лейтенант, — дело казусное, продолжайте братец!

— Ну, после того, господин лейтенант, когда злодей взял этот корабль и перешел на него, то вздумал проветривать и осматривать негров и негритянок. В это время я увидел одну черную женщину, которая мне понравилась, я схватил ее за волосы и поцеловал, кажется, не велика беда, но злодей взбесился и велел привязать меня к бочке с двумя мертвыми негритянками и бросил.

Тут несчастный не мог продолжать, и упал без памяти.

— Ну доктор скорее, тащите вашу аптеку сюда.

— Это пустяки! Просто испуг, велите положить его в койку и дайте ему отдохнуть...

— Ну лечите его как знаете, — сказал лейтенант, — а я пойду к капитану, донести ему об этом приключении.

Капитанская каюта, в которую вышел, лейтенант была похожа на библиотеку и на музей, везде лежали книги, по стенам висели картины, планы, карты, одним словом она представляла жилище ученого и художника.

Молодой человек лет тридцати, красивой наружности в щегольском флотском мундире лежал на мягком диване и читал сочинения Шекспира, подле него лежали на столе другие книги: Лорд Байрон, Волней, Стерн и прочие. Когда лейтенант вошел, то капитан Бурнет поднял голову, встал и протянув ему руку, учтиво сказал: — А! здравствуйте, мой милый Плейстон!.. ну что новенького? Прошу садиться, не угодно ли вам рюмку мадеры?

— Капитан! тот несчастный матрос, которого мы вытащили из воды, подтверждает свои показания.

— Право это неимоверно, какая ужасная жестокость, какое бесчеловечье, но по какому пути следует этот разбойник?

— Он идет к острову Ямайка, капитан.

— Ну так мы скоро встретим его. Велите-ка прибавить парусов, мы догоним его еще засветло, тогда возьмем его судно, а самого злодея повесим на мачте и дело кончено, а больше ничего нет нового Плейстон?

— Нет, капитан.

— О! Боже мой, какое скучное занятие преследовать этих проклятых торгашей неграми, право не сносно!

— Правда, капитан, что в Лондоне, на балах вам бы было повеселее чем теперь, ха, ха! — В это время вошел с шумом в каюту другой офицер лет сорока, высокий толстый, с грубым лицом.

— Капитан, те два судна за которыми мы гонимся с самого утра, очень хорошо теперь видны. Но не мешало бы поболее парусов прибавить, а то мы не настигнем их до ночи.