Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество - Г. Беневич

Первое, что обращает на себя внимание в этих житиях, это принятие на себя святыми вины (или греха) другого. Эта идея не раз возникала у Кузьминой–Караваевой, но теперь ей удалось наконец укоренить свою интуицию в православной традиции. Преп. Марине, которая, не желая оставить отца, ушла с ним в монастырь и подвизалась как монах Марин, приписали грех любодеяния: якобы Марин соблазнил дочь гостинника, и та от него зачала. Марина берет грех на себя (не возражает против обвинения) и принимает как своего родившегося младенца[79]. Другой пример: монах Епифаний из зависти устроил пожар на горе, где подвизался св. Иоанникий Великий, святой еле спасся из огня, но вместо того, чтобы гневаться на брата, взял всю вину на себя[80], поскольку счел себя виновным в том, что ввел его своим подвигом и духовным горением в грех зависти.

С точки зрения Е. Скобцовой, духовное начало в этом мире самим фактом своей духовности противостоит началу плотскому. В уста преп. Марины, усыновляющей чужого младенца, вложена следующая мысль:"Вот пребывает невинный (т. е. младенец – Г. Б.) в злоключении, потому что истерзана, исклевана плоть человеческая духом и грехом, и является она страшным ристалищем для вечного борения духа и греха. Итак, чем выше она возносится на крыльях духа, тем тяжелее для нее цепи греха. В таком же извечном противостоянии пребывает весь мир, вся плоть земная. И нет достаточной жалости, чтобы обнять эту скорбь мирскую, и нет достаточной любви, чтобы покрыть эту боль мира"[81]. Истинно духовный человек не противопоставляет себя"мирским","плотским","грешным"(так делают лишь гностики и не победившие гордыню), но принимает ответственность за весь мир, в особенности же за самых слабых и немощных.

Наибольшее внимание Е. Скобцовой привлекают те жития и эпизоды из них, где выявляется солидарность людей духа с людьми обычными, грешными, обуреваемыми страстями. Напротив, нежелание снизойти до другого может привести к падению даже людей высокого духовного подвига (история Саприкия и муч. Никифора). Люди, связанные друг с другом судьбой или добровольно связывающие себя с другими, ответственны за слабейших духом не только в этой жизни, но и перед лицом Бога. Так осуществляется на деле тот принцип соборности, который был декларирован в богословских трудах А. Хомякова и других русских мыслителей. Духовный принцип старца Зосимы у Достоевского"ты‑то и есть за всех и за вся виноват"[82] осмысляется Е. Скобцовой на материале житий святых как ответственность, которую один человек берет за другого или других, в пределе – за всех.

Г. П. Федотов утверждал, что"найденные"Е. Скобцовой жития проливают свет на религиозные корни народничества[83], но правильнее говорить о том, что народничество было своего рода искажением обнаруженного Е. Скобцовой в житиях измерения христианства. Теперь, с возвращением к церковной традиции, Е. Скобцова могла перейти от этого искажения,"тени" – к истине. В частности, в собранных ею житиях жалость у святых вызывают не просто страдающие люди (как это было у народников), а люди, губящие свою душу. Виталий–монах, несмотря на (ложные) обвинения его в разврате, ходил по притонам и спасал блудниц, Серапион–синдонит не смущался общения со скоморохами, авва Агр не бросил заблудшего брата – никто из них не пожалел своего доброго имени ради спасения ближнего.

Само выражение"жатва Духа", объясняется в житии Виталия–монаха:"Оставив гробницу, в которой жил, ушел Виталий из пустыни в город Александрию. Так оставляет жнец дом свой и, взяв серп, выходит на жатву"[84]. Когда‑то в сборнике"Дорога"Кузьмина–Караваева в не очень внятных стихах, помеченных А. Блоком знаком вопроса, писала:"И пойду широкой нивой, / К жизни призванный косец, / Жать рукою торопливой / Урожай людских сердец"(56). Двадцать лет назад речь шла о"вестничестве" – возвещении близящегося Суда и Царства Духа, понятого по–народнически."Жать людские сердца"в этом контексте значит готовить людей к такому Царству Духа. Теперь же выражение"жатва Духа"приобрело значение спасения людей силою христианской любви, что вскоре стало главным делом Е. Скобцовой.

Возвращение Е. Скобцовой в Церковь сопровождалось обращением к святоотеческой традиции. Однако для нее, как и для многих других русских эмигрантов, вернувшихся после опыта революции в Церковь, оставался неразрешенным вопрос об ее отношении к России, будущему ее народа, да и всего мира, пережившего мировую войну и революции. В 1927 г. Е. Скобцова вместе с Г. Федотовым выступили в РСХД с инициативой – организовать семинары по изучению России[85]. Оба мыслителя, принимавшие деятельное участие в русской революции, рассматривали свой приход в Церковь и пребывание в ней не только в плане личного спасения – они надеялись, что смогут выработать христианскую точку зрения на мучившие их социальные вопросы, с новой силой поставленные современной русской историей. Политическую раздробленность русской эмиграции следовало, по их мнению, преодолеть общим пребыванием в Церкви. Общая церковность, в свою очередь, должна была помочь выработать"православное мировоззрение в применении ко всем событиям реальной жизни"[86]. Семинар ставил перед собой теоретические задачи и не претендовал на роль еще одной политической партии или движения. Речь шла о новой формулировке"русской идеи".

Ради достижения поставленной задачи было организовано три кружка: первый – по изучению основ марксизма и ленинизма с христианской точки зрения, второй – по вопросам русской историософии (в этом кружке изучались труды русских мыслителей прошлого), третий – по изучению русской литературы с религиозной точки зрения[87]. В этот же период Е. Скобцовой были написаны небольшие книги, посвященные Ал. Хомякову, Ф. Достоевскому и Вл. Соловьеву."Русская идея"обсуждается также в написанных Е. Скобцовой в это время очерках"Наша эпоха"и"Мыслители"(последний представляет собой вымышленный, но, в основном, составленный из цитат"разговор"П. Чаадаева, Ал. Хомякова, А. Герцена, Вл. Соловьева и Ф. Достоевского. Отношение Е. Скобцовой к русской религиозно–философской традиции в этот период было еще не вполне самостоятельным, в частности, она находилась под влиянием софиологии Вл. Соловьева и о. Сергия Булгакова[88]. Ей предстояло пройти еще одну полосу испытаний и духовного становления (принятие монашества, смерть старшей дочери, ощущение угрозы Второй мировой войны), чтобы написать в 1938 году:"Должна быть какая‑то внутренняя катастрофа: какое‑то последнее и глубинное обнищание, какое‑то стремление к самой беспощадной честности, чтобы человек решился все поставить под сомнение, отказаться от возможности говорить от Достоевского, или Хомякова, или Соловьева, и стал бы говорить только от имени своей совести, от той или иной степени своей любви и своего Боговедения"[89].

В годы, предшествовавшие принятию монашества, мысль Е. Скобцовой определялась не столько собственным опытом и верой, сколько идейными установками русской религиозной философии, часто ставившей во главу угла"мысль о России"и подчинявшей этой"мысли"все остальные. В России, считала Е. Скобцова, и в русском народе в целом происходит какая‑то небывалая схватка,"каждый вдумчивый человек ощущает, что пульс истории бьется именно в России, что там, как нигде в мире, дано реальное присутствие Бога и дьявола, и великая борьба между добром и злом"[90]. Судьба всего мира зависит от исхода"русского дела, ставящего ныне вопрос о торжестве добра в мире". Мир после русской революции и мировой войны входит в новый эон. То, каким он будет, зависит от исхода борьбы, ведущейся в России и в русском народе. Неудивительно, что после пережитой катастрофы русской революции и эмиграции люди считали, что происшедшие с ними события имеют исключительную важность, Это было необходимо для мобилизации сил, хотя, вероятно, искажало реальное положение дел.

Е. Скобцовой, как многим русским эмигрантам, была свойственна кажущаяся сегодня завышенной оценка значения русской революции. Так, об одном из героев"Равнины русской", покидающем с белыми Россию, говорится:"И стало ясно ему, что люди, не знавшие огня русского горения, вообще ничего не знают, что каждый русский теперь… мудрее самого мудрого европейца"(487). Похоже, Е. Скобцова сама разделяла эти мысли. Во всяком случае, в 1931 г. она писала статью"О русском мессианском призвании", а в 1927 говорила о том, что судьба мира зависит от исхода борьбы в России.

Некоторые русские эмигранты (особенно"парижане") полагали, что крушение"старого мира", который они связывали с капиталистической системой, рано или поздно должно произойти и на Западе, в пользу чего говорил и разразившийся в Европе экономический кризис. На фоне этих процессов в эмиграции возникло пореволюционноетечение"утвержденцев", одним из лидеров которого и стала Е. Скобцова[91]. В редакционной статье в журнале"Утверждения"(1 февраля 1931 г.) положения, которые"утверждали"приверженцы движения, сформулированы в четырех пунктах: 1. Примат духовного начала над материальным, идей над интересами, общего над частным; 2. Долг устроения жизни на основах христианской правды; 3. Всечеловечность миссии России – духовной, культурной, социальной (раскрываемой многими как мессианское призвание); 4. Постановка проблемы по–революционности, как проблемы синтеза (до–революционная Россия – тезис, революционная – антитезис)[92].