Завоевание Константинополя - Жоффруа Виллардуэн

Я не ведаю, по чьему совету император ответил, что он все равно желает дойти до Салоник{529} и устроить все свои остальные дела в этой земле. «Государь,— сказал Бонифаций, маркиз Монферратский,— я прошу тебя не вступать в мою землю до того времени, пока я сумею завоевать ее без тебя; а ежели ты вступишь туда, то, сдается мне, ты сделаешь это не для моего блага; и знайте наверняка, что я не поеду с вами, но отдалюсь от вас». Император же Бодуэн ответил, что из-за этого он не оставит свое намерение во что бы то ни стало отправиться туда.

Увы! Какой дурной совет получили они, один и другой; и сколь великий грех совершили те, кто учинил эту распрю! Ведь коли бы Бог не проникся жалостью к ним, они утратили бы все, что завоевали, и поставили бы христианский мир на край гибели. Так, к несчастью, по дурному совету император Бодуэн Константинопольский и Бонифаций, маркиз Монферратский, разделились.

Император Бодуэн поскакал к Салоникам, как и затеял со всеми своими людьми и со всеми своими силами. А Бонифаций, маркиз Монферратский, повернул назад, и с ним была большая часть добрых ратников. С ним возвратились Жак д’Авень, Гийом де Шанлитт, Гюг де Колиньи{530}, граф Бертран де Шасснель ан Буш{531} и большая часть всех тех из Германской империи, которые держали сторону маркиза. Маркиз поскакал, таким образом, назад к крепости, которая называлась Димот{532}, весьма красивой, весьма укрепленной и весьма богатой. И крепость эта сдана была ему неким греком из города. А когда маркиз оказался в ней, то поставил там свою охрану. И тогда греки из-за императрицы{533} начали переходить на его сторону со всей земли окрест на расстоянии одного или двух дней пути и отдаваться под его власть.

Император же Бодуэн ехал все прямо к Салоникам и прибыл к крепости под названием Христополь{534}, одной из сильнейших на свете; и она была ему сдана, и жители города присягнули ему на верность. А потом он подступил к другой крепости, которую называли Ла Бланш{535} и которая была весьма сильной и весьма богатой; и она тоже была сдана ему, и жители принесли ему присягу верности. А оттуда он поскакал к Серрам, которые были сильным и богатым городом; и он отдался под его власть и на его волю, и жители принесли ему присягу верности. И отсюда он направился к Салоникам и расположился близ города, и пробыл там три дня{536}; и жители сдали ему город, который был одним из самых лучших и самых богатых в христианском мире того времени{537}, на условии, что он будет править ими сообразно правам и обычаям, по которым правили ими греческие императоры.

В то время как император Бодуэн продвигался к Салоникам и земля отдавалась на его милость и под его власть, маркиз Бонифаций Монферратский вместе со своими людьми и с большим числом греков, которые его поддерживали, прибыл к Андринополю и осадил его, и натянул вокруг свои шатры и палатки{538}. А в городе был Эсташ де Санбрюи с воинами, которых оставил тут император; и они взобрались на стены и приготовились защищаться{539}.

И тогда Эсташ де Санбрюи взял двух вестников и послал их, наказав мчаться днем и ночью, в Константинополь. И они пришли к дожу Венеции и к графу Луи, и к тем, которые были оставлены в городе императором Бодуэном. И они сказали, что Юсташ де Санбрюи передает им, что император и маркиз рассорились друг с другом, и что маркиз захватил Димот, который был одним из самых сильных и одним из самых богатых замков Романии, и что он осадил их самих в Андринополе. И когда они услышали это, то были этим крайне раздосадованы, потому что впрямь посчитали, что все их завоевания, которые они совершили, пойдут прахом.

И вот собрались во Влахернском дворце дож Венеции и граф Луи Блуаский и Шартрский, и другие бароны, которые находились в Константинополе. И они были крайне раздосадованы и встревожены, и во всем винили тех, которые учинили распрю между императором и маркизом. Но дож Венеции и граф Луи упросили Жоффруа де Виллардуэна, маршала Шампани, поехать к осажденному Андринополю и покончить с этой войной{540}, коли сумеет, ибо маркиз был расположен к нему, и они полагали, что он мог бы оказать на него наибольшее воздействие, чем кто-либо другой{541}. И он, уступая их настояниям и необходимости, сказал, что весьма охотно отправится; и он взял с собой Манассье де Лиля, который был одним из добрых рыцарей войска и одним из наиболее почитаемых.

Таким образом, уехали они из Константинополя и скакали от одного места к другому, и прибыли к Андринополю, где велась осада. И когда маркиз узнал об этом, он вышел из лагеря и отправился им навстречу. Вместе с ним пошли Жак д’Авень и Гийом де Шанлитт, и Гюг де Колиньи, и Отон де ла Рош — самые знатные люди из совета маркиза. И когда он увидел послов, то выказал им знаки почета и устроил им весьма добрую встречу.

Жоффруа де Виллардуэн, к которому он был очень расположен, живейшим образом упрекнул его за его поступок и за то, что он завладел землей императора и осадил его воинов в Андринополе, тогда как он должен был бы известить об этом тех, кто был в Константинополе, — ведь они наверняка удовлетворили бы его притязания, если бы император причинил ему какую-нибудь несправедливость. А маркиз ни в коей мере не признал свою вину и сказал, что он поступил так именно из-за несправедливости императора к нему.

Жоффруа, маршал Шампани, так потрудился с помощью Божьей и баронов из совета маркиза, которыми он был очень любим, что маркиз твердо пообещал ему отдать себя на суд дожа Венеции и графа Луи Блуаского и Шартрского, и Конона де Бетюн, и Жоффруа де Виллардуэна, маршала{542}, которые хорошо знали о соглашении между ними обоими{543}. Так заключено было перемирие между теми, кто был в лагере, и теми, кто в городе.

И знайте, что по отъезде весьма благосклонно взирали на Жоффруа, маршала, так же как и на Манассье де Лиля, и те, кто был в войске{544}, и те, кто был в городе{545}, обе стороны, которые хотели мира. И насколько радовались этому франки, настолько же были недовольны этим греки, ибо они лучше хотели войны и раздоров. Так была снята осада с Андринополя; и маркиз со своими людьми вернулся в Димот, где была его жена, императрица.

Послы возвратились в Константинополь и поведали о том, что они содеяли. Дож Венеции, и граф Луи, и все остальные весьма возрадовались тому, что маркиз передает себя на их суд для водворения мира. Тогда они назначили добрых послов, и написали письмо, и послали его императору Бодуэну; и они уведомили его, что маркиз отдался на их суд, и что он сделал это со всей твердостью, и что ему, императору, тоже лучше всего отдаться на их суд; и они просили его сделать это, ибо ни в коем случае не потерпели бы войны, и чтобы он обязался поступить сообразно тому, что они скажут, как это сделал маркиз.

Между тем пока это происходило, император Бодуэн сделал свое дело в Салониках; и он уехал оттуда и оставил там охрану из своих людей, и начальником оставил Ренье де Монса, который был весьма доблестным и отважным рыцарем. И дошли до императора вести, что маркиз взял Димот, и что он уже в городе, и что он отнял у него большую часть окрестных земель, и что он осадил его людей в Андринополе. Император Бодуэн был крайне разгневан, когда весть эта достигла его, и он решил, что тотчас поспешит выручить Андринополь и причинить маркизу все зло, какое только сможет{546}. Ах, Боже! Какая беда чуть не вышла из этого раздора! Ведь если бы Бог не подал доброго совета, христианство могло быть погублено.

Таким образом, ехав от места к месту, император Бодуэн вернулся. А у Салоник с ним приключилась великая беда, ибо многие из его людей, пораженные болезнью{547}, слегли, не в состоянии более следовать за ним. Довольно многие остались в замках, через которые проходил император; а многих, которые едва-едва передвигались, несли на носилках. В Серрах скончался тогда метр Жан Нуайонский, канцлер императора Бодуэна, весьма добрый клирик и весьма ученый, который словом Божьим, что он умел хорошо говорить, во многом поддерживал рать. И знайте, что праведные воины были крайне опечалены его кончиной.

Вскоре после этого с ними не замедлила приключиться великая беда, ибо умер Пьер Амьенский{548}, который был одним из самых могущественных и знатных людей и благочестивым, добрым рыцарем; и впал в великую скорбь граф Гюг де Сен-Поль, двоюродным братом которому он приходился, и смерть эта сильно опечалила всю рать. А потом умер Жирар де Маншикур, и это было большой печалью для всех воинов, потому что он был весьма чтимым рыцарем, и Жиль д’Онуа, и многие добрые воины. В этом пути скончались 40 рыцарей, чем воинство было весьма ослаблено.