Параллели - Герберт Циргибель

Население молча и безучастно ждало у окон своих квартир, пока Абель оправится после своего приступа. Когда он показался на балконе, люди принялись аплодировать. Они кричали: «Да здравствует Абель!» И произошло давно забытое, чего не бывало сто лет: жителю Гармонополиса пропели серенаду.

Однако Абель Клагенфурт все это скромно отклонял, он честно признавался, что пока что ничего не достиг, но ему на это отвечали: разумеется, ты кое-чего добился, ты, например, доказал, что при ограблении мясных ларей грабитель попал внутрь не через дверь.

Он исследовал свою библиотеку в поисках уголовного романа, который читал несколько лет назад. Он не нашел его и тогда вспомнил, что сдал его при кампании по сбору макулатуры, смутно восстанавливал в памяти: речь там шла о полиции, занимавшейся раскрытием преступления; ныне нигде уже не было подобного института. Путем опроса людей и справочных бюро он установил, что в двух тысячах километров от Гармонополиса должен жить человек, собиравший уголовные романы, о нем поговаривали, будто он даже читал их и намеревался сочинить трактат о «крими» как таковых. Он разыскал этого человека.

Встреча проходила в обстановке раздраженности. Тщедушный человек, одетый в мятые рубашку и брюки, нелюдимый, непрерывно куривший трубку, дал понять, что визит Клагенфурта он расценивает как тягостный и докучливый. Он как раз читал три уголовных романа одновременно. Я приучил себя к этому, чтобы справиться. Слишком много есть этаких сочинений.

Абель Клагенфурт, подумывая о том, как бы пробудить у этого человека интерес к своему случаю, попробовал завязать разговор, он осведомился о предполагаемом трактате.

Когда он будет готов, сможете его прочитать, если вам интересно.

Абель поинтересовался, насколько продвинулась работа.

Не знаю. — Человек явно ждал, когда посетитель уйдет.

Но Клагенфурт перевел разговор на объем коллекции романов, так как надеялся, что теперь собеседник будет разговорчивее, но тот ответил, что не дает никому ни одной книги. Раньше давал, но не каждый возвращал.

Тогда Клагенфурт стал рассказывать о своем случае, в то время как человек, в честь небезызвестного Холмса называвший себя Шерлоком, продолжал читать одновременно три книги, и Клагенфурт пришел к выводу, что мет человек — реликт, реликт невежливости и плохих манер. Он не мог взять в толк, как такие реликты еще существуют. Живи этот Шерлок поближе к Гармонополису, можно было бы предположить, что этот тип и есть преступник.

Однако Шерлок прислушивался, хотя и читал три романа. О происшествиях в Гармонополисе он отозвался с совершенным пренебрежением. Вот здесь я читаю как раз вещь, где семь человек в омнибусе…

Понимаете? А в этой книге один похищает целый самолет вместе с пассажирами и вымогает миллион. А в этой чистят банк, спокойно убивают служащего у окошечка, а позднее еще трех заложников.

Так Абель Клагенфурт узнал, на что способны преступники. Он решился спросить, не сможет ли господин Шерлок, обладающий такими литературными познаниями, объяснить происходящее в Гармонополисе.

Мне в данный момент не известен ни один роман, сказал Шерлок, где бы речь шла об ограблении колбасной витрины. Столь мелкие события могут служить сюжетом только в плохих романах.

Абель Клагенфурт, бывший человеком образованным, сравнивал Шерлока с Дон-Кихотом, ибо он обнаружил в этой квартире только уголовные романы: на подоконниках, в туалете и даже в ванной. Он несколько раз прошелся еще мимо дома, тот был освещен, Шерлок сидел и запоем читал, иногда делал записи, он читал до двух часов пополуночи.

Клагенфурт улетел и, прежде чем дома улегся спать, узнал, что во фруктовом магазине разбили витрины камнями, истребили орехи, яблоки и бананы и разломали полки.

Он пересказал горожанам свое впечатление от Шерлока. Все считали, что такого невежливого человека просить о раскрытии преступления было бы недостойным. Мы должны это сделать сами. Газеты описывали грубое поведение этого Шерлока, они называли его вонючим курильщиком трубок.

Газеты, бывшие собственностью города, получили задание выпустить спецвыпуски, когда Абель Клагенфурт с великой радостью объявил, что преступник явился с повинной. Им оказался господин Агостимо Бритт, лунатик, совершивший ужасные проступки в состоянии полной невменяемости. Сбежавшимся репортерам он объяснил свое сомнамбулическое поведение, заверенное его лечащим врачом. Я сам не поверил, что все это я учинил. Прозрение пришло ко мне в сегодняшние утренние часы, когда в карманах своей пижамы я обнаружил ореховую скорлупу, а в ботинках две банановых кожуры. Я был неприятно поражен, но тут же мне стало ясно: я — грабитель. Теперь я рад, что все так получилось, и хотя я стыжусь своего ненормального поведения, тем не менее я чувствую облегчение.

Облегчение перешло в радость. Жители со спецвыпусками в руках оживленно покидали свои рабочие места, потребление алкоголя возросло, из открытых окон доносилось пение пьяных, передовые статьи полнились оптимизмом.

В первую очередь они указывали на то, что было бы правильным даже в это угрожающее время держать открытыми двери и окна. Психолог доктор Гермштедт считал, что его теория о дремлющих на дне реликтах блестяще подтвердилась, как и то, что такие реликты тяготеют к повторению; он объяснил в то же время, что сомнамбула Агостино Бритт духовно здоров, что он и подтвердил добровольной явкой с повинной.

Сдержанный следственный метод Клагенфурта превозносился, он пощадил сознание собственного достоинства горожан; хвалили Абеля и за то, что он отказался от мысли ангажировать того вонючего курильщика трубок по имени Шерлок. Пение перед домом Клагенфурта длилось до полуночи, он сам несколько раз показывался в окне, чтобы обратить внимание ликующей толпы на то, что он ровным счетом ничем — и это никакая не скромность, когда он так говорит, а констатация голых фактов, — ничем не способствовал раскрытию дела. Преступник, и это надо ему поставить в большую заслугу, сам заявил о себе.

Но, кричали люди в ответ, твоя осторожная манера облегчила виновнику признание!

Были теоретики, которые выставили тезу, что в нравственно совершенном обществе все проблемы решаются сами по себе. Тут не надо даже имитировать нарастающую активность, нужно всего лишь положиться целиком и полностью на разум, на самосознание и инициативу граждан. Причина для празднования? Нет. Праздновать слишком мало. Причина для торжества, для триумфа, для полной необузданности! Такая победа позволяет попросту все. Горе тому, кто сегодня не пьян!