Симфония по творениям святителя Игнатия (Брянчанинова) - Татьяна Терещенко

Г

На поле битвы человек часто бывает героем от кипения в нем крови – в переворотах жизни молено быть героем только от величия души. (6)

Страсть гнева: вспыльчивость, приятие гневных помыслов; мечтание гнева и отмщения, возмущение сердца яростью, помрачение ею ума, непристойный крик, спор, бранные, жестокие и колкие слова, ударение, толкание, убийство; памятозлобие, ненависть, вражда, мщение, оклеветание, осуждение, возмущение и обида ближнего. (1)

Ветхий Завет воспрещал грубые последствия гнева, Господь воспретил само сердечное действие страсти (см. Мф. 5, 21–22)[46]. Воспрещение произнесено Господом, и потому оно имеет необыкновенную силу. От одного воспоминания кратких и простых слов заповеди страсть изнемогает. Такое действие замечается во всех евангельских заповедях. Господь первые слова свои устремил против гнева как главной греховной язвы, главной страсти, противоположной двум главным добродетелям: любви к ближним и смирению. На этих двух добродетелях основано все здание христианской деятельности. Коснение страсти гнева в человеке отнимает у него всю возможность к духовному преуспеянию. (1)

В какое исступление приходит человек, воспламененный гневом! Он лишается всей власти над собой, поступает во власть страсти, во власть духов, жаждущих его погибели и желающих погубить его, употребив во орудие злодеяния его же самого; он говорит и действует как лишенный рассудка. (2)

Всеми мерами надо стараться, чтобы сохранить мир душевный и не возмущаться оскорблениями от других; для этого нужно всячески стараться удерживать гнев и соблюдать посредством внимания ум и сердце от непристойных движений. Оскорбления от других должно переносить равнодушно и приучаться к такому расположению духа, как бы оскорбления их относились не к нам, а к кому-либо из лиц, чуждых нам. Такое упражнение может доставить тишину сердцу человеческому и сделать его обителью Самого Бога. (2)

Страсть гордости; презрение ближнего, предпочтение себя всем, дерзость, омрачение, дебелость ума и сердца, пригвождение их к земному, хула, неверие, прелесть, лжеименный разум, непокорность Закону Божию и Церкви, последование своей плотской воле; чтение книг еретических, развратных и суетных, неповиновение властям, колкое насмешничество, оставление христоподражательного смирения и молчания, потеря простоты, потеря любви к Богу и ближнему, ложная философия, ересь, безбожие, невежество, смерть души. (1)

Гордость – верный знак пустого человека, раба страстей, знак души, к которой учение Христово не нашло никакого доступа.

Не суди о человеке по наружности его, по наружности не заключай о нем, что он горд или смирен. Не судите по наружности, но по плодам их узнаете их (Ин. 7, 24; Мф. 7,16). Господь велел познавать людей из действий их, из поведения, из последствий, которые вытекают из их действий.

Я знаю высокомерие твое и дурное сердце твое (1 Цар. 17, 28), – говорил Давиду ближний его, но Бог засвидетельствовал о Давиде: обрел Давида, раба Моего, святым елеем Моим помазал его (Пс. 88, 21). Человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце (1 Цар. 16, 7).

Слепые судьи часто признают смиренным лицемера и низкого человекоугодника: он – бездна тщеславия.

Напротив, для этих невежественных судей представляется гордым не ищущий похвал и наград от человеков и потому не пресмыкающийся перед человеками, а он – истинный слуга Божий, он ощутил славу Божию, открывающуюся одним смиренным, ощутил смрад славы человеческой и отвратил от нее и очи, и обоняние души своей.

Что значить веровать? – спросили одного великого угодника Божия. Он отвечал: «Веровать – значит пребывать в смирении и милости»[47].

Смирение надеется на Бога – не на себя и не на человеков, – и потому оно в поведении своем просто, прямо, твердо, величественно. Слепотствующие сыны мира называют это гордостью.

Смирение не дает никакой цены земным благам, в очах его – велик Бог, велико Евангелие. Оно стремится к ним, не удостаивая тление и суету ни внимания, ни взора. Святую холодность к тлению и суетности сыны тления, служители суетности, называют гордостью.

Есть святой поклон от смирения, от уважения к ближнему, от уважения к образу Божию, от уважения ко Христу в ближнем. И есть поклон порочный, поклон корыстный, поклон человекоугодливый и вместе человеконенавистный, поклон богопротивный и богомерзкий: его просил сатана у Богочеловека, предлагая за него все царства мира и славу их (см. Лк. 4,7).

Сколько и ныне поклоняющихся для получения земных преимуществ! Те, которым они поклоняются, хвалят их смирение.

Будь внимателен, наблюдай: кланяющийся тебе кланяется ли из уважения к человеку, из чувств любви и смирения, или же его поклон только потешает твою гордость, выманивает у тебя какую-нибудь выгоду временную.

Великий земли! Вглядись: пред тобой пресмыкаются тщеславие, лесть, подлость! Они, когда достигнут своей цели, над тобой же будут насмехаться, предадут тебя при первом случае. Щедрот твоих никогда не изливай на тщеславного: тщеславный сколько низок перед высшим себя, столько нагл, дерзок, бесчеловечен с низшими себя[48]. Ты познаешь тщеславного по особенной способности его к лести, к услужливости, ко лжи, ко всему подлому и низкому.

Пилат обиделся Христовым молчанием, которое ему показалось гордым. Мне ли, – сказал он, – не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя (Ин. 19,10). Господь объяснил Свое молчание явлением воли Божией, которой Пилат, думавший, что действует самостоятельно, был только слепым орудием. Пилат от собственной гордости не был способен понять, что ему предстояло всесовершенное смирение – вочеловечившийся Бог.

Высокая душа, душа с надеждой небесной, с презрением к тленным благам мира не способна к мелкой человекоугодливости и низкопоклонности. Ошибочно называешь ты эту душу гордой, потому что она не удовлетворяет требование страстей твоих. Аман! Почти благословенную, богоугодную гордость Мардохея! Эта в очах твоих гордость – святое смирение[49].

Смирение – учение евангельское, евангельская добродетель, таинственная одежда Христова, таинственная сила Христова. Облеченный в смирение Бог явился человекам, и кто из человеков облечется во смирение, сделается богоподобным[50].

Если кто хочет идти за Мною, – возвещает святое Смирение, – отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24). Иначе невозможно быть учеником и последователем Того, Кто смирился до смерти, до смерти Крестной. Он воссел одесную Отца. Он – Новый Адам, Родоначальник святого племени избранных. Вера в Него вписывает в число избранных: избрание приемлется святым смирением, запечатлевается святой любовью. (1)

Блаженна душа, которая сознала себя вполне недостойной Бога, которая осудила себя как окаянную и грешную! Она – на пути спасения, в ней нет самообольщения.

Напротив, кто считает себя готовым к приятию благодати, кто считает себя достойным Бога, ожидает и просит Его таинственного пришествия, говорит, что он готов принять, услышать и увидеть Господа, тот обманывает себя, тот льстит себе, тот достиг высокого утеса гордости, с которого падение в мрачную пропасть пагубы[51]. Туда ниспадают все возгордившиеся над Богом, дерзающие бесстыдно признавать себя достойными Бога и из этого самомнения и самообольщения говорить Богу: говори, Господи, ибо слышит раб Твой (1 Цар. 3, 10). (2)

«Страдальческое состояние человечества на земле, состояние, предлежащее взорам всех, должно иметь свою причину. Но как может быть виноватым потомство в согрешении праотца, отдаленного от потомства и уже чуждого потомству? Потомство карается: это очевидно. Почему же карается оно, невинное? Почему несет оно ужасную вечную казнь? Казнь переходит с поколения на поколение, ложится тяжеловесно на каждом поколении, стирает с лица земли каждое поколение, подвергнув прежде каждое поколение бесчисленным томлениям. Каждое поколение является на лице земли бессознательно, невольно, насильственно. Каждый человек вступает в земную жизнь без способности произвольно действовать способностями, которые в младенце должно скорее уподобить семенам, нежели произрастениям. Какое же участие потомства в грехе праотца, участие, достойное таких казней, когда не было и нет самой возможности для потомства принять участие в грехе ни тонким сердечным согласием, ни малейшим уклонением ума? Где тут правосудие Божие? Где благость? Вижу одно, противное им» – так вопиет немощный человек, ослепленный греховным вещественным жительством своим. Так вопиет он и призывает пред себя к допросу судьбы Божии.

Так вопиет неведение Бога! Так вопиет гордость человеческая! Так вопиет незнание человеком самого себя! Так вопиет ложное понятие о себе и о всей обстановке своей! Так вопиют они – и никто не внемлет воплю. Посредством таких возгласов человеки, не понимая того, обнаруживают только объявший их недуг самомнения и самообольщения: посредством таких возгласов они обличают живущие в них сознание в себе способности и желания быть распорядителями вселенной, судьями и наставниками Бога в Его управлении миром, и никто не дает им высоких заоблачных престолов, на которых прежде возмутившихся человеков захотели воссесть возмутившиеся ангелы. Безрассудное начинание погрязает как в темной пропасти в безрассудности своей, терзая жертвы, предавшиеся опрометчиво увлеченно этим начинанием, терзая их муками бесплодными в цепях неразрешимых. События идут своей чредой, в домостроительстве вселенной не происходит никакой перемены, судьбы Божии пребывают непреложными. Ничтожество и самообольщение человеков доказывается им положительно и неопровержимо суровым опытом. (2)