История группы «Звуки Му» - Сергей Гурьев

Вот кто разворачивается во всем блеске как музыкант, мыслитель и звукоискатель – так это Лёлик. В незапамятные времена он считался одним из самых слабых мест ансамбля, и на концертах десятилетней давности снобы вяло гнусавили, что в рок-музыке не место кумовству. Но человек сутками запирался в отрешенной ото всего мира мамоновской студии (было дело, спонсор платил) и, как проклятый, трудился.

Вообще-то это хорошо, когда гитарист поначалу ну совсем не умеет играть. Если ты с ходу рождаешься русским струнным соловьем, не возникает нужды в наличии серого вещества. Такого количества мастеров безмозглых запилов, в краю которых нам приходилось существовать, не собрать со всей Европы. Лёлик же всегда готов поиграть аккордами (как ни странно, чудовищная редкость), изысканно интроспективен и изумительно работает со звуком. Он словно стоит на минном поле примочек и аккуратно щупает их продолговатым шузняком. Он чем-то похож на слегка сколовшегося Сергея Юрского (сильно заросшего) средних лет, а иногда по тембру – на Пейджа в „Down By The Seaside“. Спокойное, словно мраморное, без тени мимики лицо, в меру задрапированное разрозненными, но чистыми патлами.

Стоящий по центру „отец родной“ Петр Николаевич являет собой полярную противоположность сводному брату, кою только подчеркивает полная идентичность прикида: слегка мятые серые костюмы, белые сорочки с перекошенными воротничками, мягкие темные ботинки. Мамонов, естественно, само пиршество мимики и жестикуляции: когда орет – словно легкий дымок изо рта. Чистый Кощей Бессмертный (если не Баба-Яга), в общем, поющий Милляр. Или старый английский дворецкий-эпилептик… <…>

И что примечательно, в нынешнем плотном гитарном саунде ансамбля, где все внимание меломанов беспощадно тянет на себя гитара, мамоновскому пению приходится несладко. Петр Николаевич, ранее хрипло царивший на фоне размазанно-психоделических клавиш и концептуально пумкающего баса, ныне вынужден играть роль реального вокалиста в реальной (и очень для него тесной) ритмической сетке эдакого постньювейвовского толка.

Приходится отделываться бегло-кабаретным речитативом, создающим разве что орнамент узнаваемости на лёликовских гитарных пассажах. Так колют орехи печатью английской королевы.

Зато Мамонова и Надольского удачно связывают лысины. По центру лысин – легкие, пушистые гребешки. Вообще, если вспомнить, что гитаристы стоят по краям, то схему группы можно представить в виде креста, где уходящая в глубь сцены вертикаль – панк-кабак, а горизонталь – Talking Heads».

Итак, Мамонов решил восстановить над своим проектом вывеску «Звуки Му»: в конце концов, так изначально называлось все то, чем он занимался… Но оказавшиеся в момент распада за бортом проекта его бывшие участники – в первую очередь, Липницкий – считали иначе. С их точки зрения, все они потратили немало времени и сил на популяризацию культового бренда, а не кто иной, как сам Мамонов, его и похоронил. То, что он в их отсутствие возродил «Звуки Му», породило нешуточный конфликт: Александр Давидович, занимавшийся в ту пору рок-журналистикой, не выдержал и разразился гневными филиппиками… Петр Николаевич по этому вопросу хранил молчание, а поддерживающую его позицию сформулировала жена и директор Ольга: «„Звуки Му“ не могут кончиться как идея, пока Мамонов жив и на сцене. <…> „Звуки Му“ – название, придуманное Петром Николаевичем Мамоновым с созданием его песен в 1980 году. „Звуки Му“ – это не определенный состав людей, а идея, концепция, стиль, образ жизни и т. д. В состав „идеи“ могут входить любые музыканты, актеры или художники, которые подходят, не очень подходят или вовсе не подходят, но в силу жизненных обстоятельств приглашены Петром Мамоновым для осуществления его художественных идей».

Во второй половине 90-х ситуация осложнилась еще и в финансовом ключе: с наступлением эры CD аудионаследие «Звуков Му» оказалось в руках фирмы «Moroz Records», которая всю прибыль от продающихся альбомов группы отдавала Мамонову как автору. «„Звуки Му“ – это Мамонов, кто бы ему ни подыгрывал» , – поясняли сотрудники фирмы. Липницкому, Хотину и Павлову такой подход к проблеме казался несправедливым. Разгоревшийся костер финансовых и этических противоречий потушить было непросто: народившийся постсоветский шоу-бизнес неумолимо набирал обороты. «Одному бублик, другому дырка от бублика – это и есть демократическая республика».

В какой-то степени конфликт был урегулирован лишь несколько лет спустя, когда и второй состав «Звуков Му» уже не существовал. Выступивший в качестве миротворца Олег Коврига рассказывал об этом нелегком процессе в интервью SpecialRadio:

«…Как-то Саша Липницкий договорился с Брайаном Ино об издании в России OPALовского альбома „Звуков Му“. Уже хлебнув всякого разного с российскими музыкантами и прожив достаточно долго в Ленинграде, Ино ни на какие деньги не претендовал, просил только договориться между собой. А вот как раз это и было самым сложным… <…> Мы издали альбом в день пятидесятилетия Ино (15 мая 1998 года. – Примеч. автора ).Я даже написал ему письмо-поздравление на английском языке, но как-то постеснялся его отправить, а зря. Это издание было призвано всех примирить, поскольку группа имела к Мамонову претензии: „Издает диски у Морозова на «Moroz Records», а нам ничего не дает…“ Разборка возникла со старым составом „Звуков Му“. Поскольку за „Простые вещи“, „Крым“ и „Транснадежность“, изданные на „Moroz Records“, музыканты не получили ровным счетом ничего, они требовали „сатисфакции“. Петр ушел в глухую „несознанку“. Мне же эта ситуация казалась совершенно искусственной. На месте ребят я бы никаких претензий не предъявлял, поскольку для меня „Звуки Му“ – это, прежде всего, сам Петр, а все остальное – более или менее удачный фон. Но и на месте Пети я бы предпочел расстаться со своим прошлым по-хорошему… <…> Ябыл готов удовлетворить и группу, и Петра: мне казалось, что надо прорваться сквозь этот тяжелый бред, а определить, кто сколько получит, это уже дело техники. Очень мне хотелось издать этот альбом. В конце 70-х я считал Брайана Ино почти что музыкальным богом, и до сих пор мне кажется, что „Another Green World“ – один из лучших альбомов всех времен и народов. Принять эстафету от Брайана Ино для меня было чем-то запредельным.

В той ситуации я им должен был дать денег, и я им всем дал, собственно. И действительно, этот скандал на много лет затих. Группа, к слову, тогда уже развалилась.

Издали мы этот альбом. Очень старались не ударить в грязь лицом перед Брайаном Ино. Сделали digipack книжкой… <…> Но влетел я на этом издании крепко. Конец весны – не лучшее время для релиза, а через три месяца разразился наш любимый кризис, и такие компакты перестали продаваться вообще. Но свои обязательства перед группой я выполнил».

XVII. НАЧАЛО ТЕАТРА МАМОНОВА И КОНЕЦ ВТОРОГО СОСТАВА

В середине 90-х инфраструктура российского шоу-бизнеса стала стремительно развиваться: растет количество FM-станций, глянцевых журналов, в моду стремительно входят цифровые носители и т. п. Для коммерческого успеха требовалось создавать адаптированные хиты, а Мамонов как истинный художник продолжал, при всем своем формальном «омейнстримивании», развиваться внутрь. От русского авангарда он – через мозги и интуитивное чувство своего реального творческого развития – двигался в сторону английского гитарного индепендента. Но Брайан Ино и его «Опал» в любом случае остались в далеком прошлом. А в России во второй половине 90-х самым «продвинутым» радиостилем становился куда более бесхитростный брит-поп. Лишь «Серого голубя» изредка заводило раннее «Радио-101» – в сущности, единственная FM-станция, пытавшаяся тогда ставить в эфир инди-музыку и в итоге выжить не сумевшая.

И, словно в знак протеста, свой следующий альбом «Жизнь амфибий, как она есть» новые «Звуки Му» в 1995 году записывают в домашней студии, оборудованной в деревенском доме. (Этот дом в Ефаново под Вереей, надолго ставший для него надежным укрытием, Мамонов своими руками перестроил из конюшенного сруба.) Белые стихи, речитативы, полуразборчивый текст, композиции по восемь-девять минут звучания… Имелась, правда, одна, продолжавшаяся менее минуты: словно нарочито невнятная драмсовая импровизация Жукова (в остальных вещах на барабанах в своей неприхотливой манере нарезал Надольский). Полеты гитарного воображения Лёлика… Лишь два произведения были написаны на слова Мамонова; наличествовали также вовлеченные в авангардную инди-стихию тексты Гоголя, Бродского и даже концептуальный перевод на русский стандарта Рэя Чарльза «Honey Baby». Некоммерческий характер материала пластинки был не только очевидным, но и подчеркнуто вопиющим. Критика и большая часть меломанской аудитории остались в недоумении, рецензий практически не было. Несколько заинтригован был лишь крайне радикальный андеграунд: например, на питерском форуме любителей творчества Тома Уэйтса семь лет спустя рекомендовали: «Если хотите русский диск, ассоциирующийся с „Bone Machine“, – послушайте „Жизнь амфибий, как она есть“».