Осада (Рулевой - 6) - Билл Болдуин

Пажи в багряных ливреях, встречая гостей у мраморных перил гардероба, принимали у них верхнюю одежду, вручая взамен увесистые золотые номерки, а после указывали на одно из крыльев лестницы. Так они регулировали людской поток, поднимающийся на балкон, откуда четыре двустворчатые двери вели куда-то еще. Брим догадывался, что там, внутри, происходит прием, ибо сквозь гул и суету слышался звучный голос, выкликающий содескийские имена. Выключив термостат, он передал плащ пажу, сунул в карман номерок и вместе с Урсисом и Бородовым зашагал по правой лестнице.

Каждая ступень, по всей видимости, была высечена из цельной глыбы великолепного содескийского гранита, как и промежуточная площадка, где была выложена мозаикой Большая Содескийская Печать. Следующую площадку украшало изображение печати города Громковы, а пол балкона представлял собой картину с процессией медведей-священников из династии Кевианов, на что указывали их золотые одежды. Брим, точно попавший в музей, с облегчением прошел в двухстворчатую дверь на антресолях и меж двух грациозных колонн вступил в дымчатую, душистую атмосферу бального зала, почти не поддающегося описанию.

Больше двухсот иралов в длину и ста в ширину, Смольный Зал Елизаветинского дворца вполне оправдывал свою громкую славу - по крайней мере в глазах Брима. Вдоль продольных синевато-зеленых стен выстроились двадцать алебастровых колонн. Почти пятидесяти иралов высотой, они поднимались от великолепного паркетного пола до жемчужного багета, обегавшего весь зал, и тянулись еще на двадцать иралов до сводчатого потолка. Сам потолок, обведенный причудливым мозаичным бордюром, украшали живописные плафоны с растительным орнаментом листьями, шишками, ветками и прочим. Вся эта зелень произрастала на содескийских планетах, достаточно теплых, чтобы похвалиться "летом".

На закругленных краях трапециевидного зала располагались восемь высоких, с круглыми фронтонами окон в мельчайших переплетах с хрустальными стеклами - они выходили в огромный заснеженный сад с аллегорическими ледяными скульптурами, которые могли выйти только из богатейшего содескийского фольклора. Восемь громадных четырехъярусных хрустальных люстр с тысячами свечей свисали в ряд с потолка, окутывая весь зал теплым мерцающим светом и блеском своих подвесок. Бессчетные свечи затуманивали воздух и придавали легкую чувственную ауру ярким нарядам танцоров. Медведи, люди, крылатые азурнийцы, даже горсточка тихих полупрозрачных Ночных Торговцев, только недавно вступивших в деловые отношения со сверхсветовой галактической цивилизацией, - все кружились по паркету под звуки новомодной авалонской "волновой" музыки, которую исполнял оркестр с многоступенчатой эстрады в конце зала.

Сразу за дверью величественный мажордом - тот самый, которого Брим слышал внизу, - с низким поклоном дунул в серебряный свисток и объявил что-то по-содескийски, упомянув "Вилфа Анзора Брима", "Николая Януарьевича Урсиса" и "Анастаса Алексия Бородова". Это вызвало аплодисменты у тех, кто стоял поближе и мог что-то расслышать сквозь музыку, смех и болтовню на дюжине языков. Трое друзей заняли место на конце очереди ожидающих приема. Вытянув шею, Брим разглядел вдали внушительную фигуру Катерины. В белоснежном платье, усеянном драгоценными камнями со всей Г.Ф.С.Г., она являла собой весьма представительную медведицу, чтобы не сказать больше.

Урсис шутливо облизнулся:

- Только Катерина и этот дурацкий прием отделяют нас от океана превосходнейшего логийского.

- Стало быть, танцевать ты не собираешься? - весело осведомился Брим.

- А-а! Вот, значит, что они все делают!

- Я не уверен, дружище. С этими новыми авалонскими па не понять, то ли они так пляшут, то ли просто пьяны в стельку.

- Что бы они ни делали, скромными их движения не назовешь, - засмеялся Бородов.

- На этих зимних вечерах скромность - последнее дело, - заметил Урсис. Особенно теперь, когда у каждого появилась реальная возможность пасть на войне. Моральные устои такой ситуации не выдерживают.

Паж в алой ливрее, золотом жилете, коротких белых панталонах и чулках подвел Брима к первому сановнику из тех, что принимали гостей, - седому адмиралу Содескийского торгового флота. От его рукопожатия Брим чуть не крякнул. Жена адмирала, величественная медведица с коровьими глазами, благосклонной улыбкой и совершенно седой мордой, была столь же мила, как ее супруг груб. Далее следовал армейский генерал, которого Брим уже встречал на маневрах. Затем трое князей с княгинями; затем флювийский, азурнийский, ликсорианский и эффервикский послы со своими женами. Последним в ряду, ближе всех к великой княгине, как подобало ближайшему и самому могущественному союзнику Содески, стоял авалонский посол, С. Креллингхем Браунинг, видная фигура при дворе императора Онрада. Высокий, аристократический, с тонкими усиками и гордым взглядом. Он с легкой улыбкой посмотрел на Брима сверху вниз.

- Кажется, я видел вас на содескийских маневрах, адмирал. Вы ведь карескриец, верно?

Брим внутренне ощетинился. Карескрия была беднейшим сектором Империи, и всю свою карьеру ему приходилось преодолевать связанные с этим предрассудки. В последние годы, правда, император все больше опирался на огромный промышленный потенциал этого региона и на его трудолюбие, выносливое население. Все больше карескрийцев, подобно Бриму, занимали места на бастионах Империи.

- Верно в обоих отношениях, господин посол, - сказал он, прищурив глаза. Вы действительно видели меня на Воркуте - и я действительно карескриец.

Посол понимающе кивнул.

- Горжусь возможностью познакомиться с вами, адмирал. Я с интересом слежу за вашей блестящей карьерой. Такие карескрийцы, как вы и адмирал Колхаун, оказывают большие услуги Империи.

Брим, приятно удивленный, пробормотал:

- В-вы мне льстите, господин посол.

- Правда лестью не является, - покачал головой тот. - Дорогая, - сказал он, повернувшись направо, - позволь представить тебе адмирала Вилфа Брима из нашего Имперского Флота, героя битвы за Авалон, если меня правильно информировали.

Брим, весь красный, повернулся к статной, нарядной женщине.

- Вилф Брим? - с безграничным удивлением повторила она. В этот миг он тоже узнал ее и, покраснев еще пуще, промямлил:

- Марша Браунинг. - Почему, ну почему он не открылся ей тогда, в посольстве?

- Я вижу, вы знакомы, - сказал посол.

- Да.., мы встречались не так давно в посольстве, - ответила женщина, но краска на лице выдала ее замешательство.

- Вот и прекрасно, - произнес посол и отвернулся, чтобы пожать руку Урсису.

- Хорош инвентаризатор, - прошептала она, растерянно взирая на золотые эполеты Брима. Потом ее охватил гнев. - Должно быть, ваша маленькая шутка вас очень позабавила.