Прощай, зеленая Пряжка - Михаил Чулаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люда вошла на полуслове:
…Ну, как мы вас выпишем? У вас вторая группа, на здоровое производство вас не возьмут, а в мастерские вы ходить отказываетесь. Так и будете болтаться? Очень быстро вернетесь к нам.
А вы попробуйте! Вот возьму и не попаду снова!
Марианна Витальевна, мы же вас давно знаем. И вы себя знаете: знаете, как быстро вы соскальзываете. Сейчас вы в хорошем состоянии, ничего не скажу, если бы вы всегда в таком состоянии, дай, как говорится, бог. Но пока вы не устроены, это все непрочно. Вы с вашей группой начнете бегать по отделам кадров, вас не будут брать, вы станете нервничать — и в несколько дней лечение пойдет насмарку. Ну, согласитесь вы ходить в мастерские! Худо-бедно, тридцатку там заработаете к вашей пенсии — и уже можно прожить. И будете при деле. Согласитесь — я вас завтра же выписываю!
Нет, Людмила Петровна, в диспансеровские мастерские я не пойду Я там уже бывала, знаю. Вы же знаете: в здешние больничные я хожу с удовольствием, а туда — нет.
Капитолина Харитоновна, а нельзя договориться, чтобы Марианна Витальевна и после выписки ходила сюда, к нам?
Нет, Люда, это нельзя. Вот если бы…
Ну, что вы замолчали?
Я не знаю, возможно ли это, но там, кажется, есть место уборщицы. Вот если бы ее туда оформили!
А можно со второй группой?
Бывали случаи. Поговорить с Игорем Борисовичем… Ей бы только до ноября продержаться, когда у нее срок ВТЭКа, а там ей, может быть, дадут третью группу. Ты бы пошла, Марианна?
Уборщицей?
Они бы тебя оформили уборщицей, а ты бы сидела и шила на той же машине. Ты работаешь хорошо, им бы это было выгодно: ты бы им план выполняла. И платят уборщице рублей семьдесят.
Я бы согласилась, Капитолина Харитоновна.
Я поговорю, Марианночка.
Люда воодушевилась:
Сделайте, Капитолина Харитоновна, это было бы чудесно! Она бы к нам заходила, мы бы следили за состоянием, прибавляли дозы, если что. У нас любят разговоры о реабилитации, а вот была бы настоящая реабилитация!
Я поговорю, Люда, сегодня же! Вы нас хорошо знаете, Марианна Витальевна, приходили бы со своими переживаниями. Ведь правда? Правда! И в смысле денег.
Спасибо, Капитолина Харитоновна!
Мержеевская ушла.
Я Марианну всегда без страха выписываю, — сказала Люда, — настоящей агрессии у нее не бывает. Самое худшее, опять покажется, что к ней пристают на улице, даст какому-нибудь мужику по морде. А так ему и надо: не за это, так за что-нибудь другое. Она особенно любит офицерам по морде давать.
Люда одна воспитывала шестилетнего сына.
Капитолина’продолжала переживать свое прекрасное предложение:
Нет, правда, Люда, это было бы в самый раз! Ведь правда? Правда!
Вот так вот: всеобщее ликование по поводу того, что у дипломированного инженера есть шансы поступить уборщицей. И правильное ликование, вот что самое ужасное: потому что шизофрения так снижает личность, что и работа уборщицы может оказаться не по силам. А про былое инженерство пора забыть… Не дай бог такую судьбу Вере Сахаровой!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вера по-прежнему лежала в белом зале — главном зале тюрьмы под часовой башней, как она теперь понимала. Пережитый ужас вечного одиночества, вечной замкнутости в себе самой отошел и почти забылся — и с ним отошло ликование по поводу жизни вообще, всякой жизни: Вера все еще находилась в плену у роботов, так что ликовать причин не было. Несколько раз роботы подсылали ей отраву, так что поесть удавалось редко. Счастье еще, что Вера научилась узнавать, когда пища отравлена, а когда — нет: от отравленной пищи исходил едва заметный фиолетовый пар — и тогда Вера не ела. А после того как робот, чтобы ее обмануть и отравить, надел маску матери, приходилось быть особенно настороже.
Робот-мужчина каждую ночь продолжал посылать успокоительные волны. Делал он это, конечно, со своей особой целью: надеялся, что Вера потеряет бдительность и удастся выведать у нее тайну. По Вера научилась разбираться в успокоительных волнах: пока те не несут на себе мелких пузырьков, можно на них смотреть, не опасаясь, что они вынесут у нее из головы тайну, а если появляются мелкие пузырьки, тогда нужно создать вокруг себя предохранительное мысленное поле — и пузырьки обтекают стороной, не могут проникнуть в голову. Это оказалось совсем не трудным делом: создавать вокруг себя предохранительное поле.
На этот раз успокоительные волны принесли на себе звуки. Двухмерные звуки: их можно было и слышать, и видеть. Вера никогда раньше не видела звуков, поэтому это было очень интересно. На вид звуки оказались как разноцветные песчинки — каждый тон своего цвета. Сначала они неслись беспорядочно и так же беспорядочно звучали, как гул в зале перед концертом, но постепенно звуки начали складываться в разноцветные узоры — и зазвучали стройно: многоголосье запело Реквием. Ее отпевают! И узоры стали похожими на венки. Спер- ва слов было не разобрать, но постепенно слова выделились из музыки, стали опережать ее: сначала каким-то непонятным образом донеслись слона, по не через звук, — видимо, по телепатическому каналу, — а потом те же слова выпевались высокими женскими голосами, и эти же слова повторялись низким хриплым шепотом, так что каждое слово звучало трижды, а некоторые и четыре раза, чтобы Вера как следует запомнила, не иначе. Слова догоняли друг друга, голоса перемешивались, звучали все разом:
«Ты жила (телепатически) — ТЫ ЖИЛА (женский хор) — недостойно — ты жила (шепот) — НЕДОСТОЙНО — как и всякий — недостойно — КАК И ВСЯКИЙ - виновный - ВИНОВНЫЙ - как и всякий — студент — виновный — потому что — СТУДЕНТ - ты делала - ПОТОМУ ЧТО - студент — ТЫ ДЕЛАЛА — потому что — больно — ты делала— БОЛЬНО — всем товарищам — больно - ВСЕМ ТОВАРИЩАМ - прожитых лет - всем товарищам — ПРОЖИТЫХ ЛЕТ — прожитых лет — всем товарищам прожитых лет — недостойная — НЕДОСТОЙНАЯ — жизни и чести — недостойная — ты умрешь — ЖИЗНИ И ЧЕСТИ — без стыда и суда — ТЫ УМРЕШЬ — на погосте - БЕЗ СТЫДА И СУДА - ты умрешь - НА ПОГОСТЕ — истлеют кости — без стыда и суда — ИСТЛЕЮТ КОСТИ — и в глазницы — истлеют кости — И В ГЛАЗНИЦЫ — зальется вода —ив глазницы — ЗАЛЬЕТСЯ ВОДА — зальется вода — и в глазницы зальется вода…»
Пение становилось громче, шествие приближалось, шествие на казнь! Видимые звуки сливались в картинки венков, гробов, крестов — и было ясно видно, что это не настоящие гробы и кресты, а картинки, составленные из звуков как из мозаики, картинки, которые звучали нарастающим Реквиемом. Пение гремело! В нем теперь звучало не безличное «ты» — кто угодно может быть «ты»! — нет, чтобы не спутать, чтобы ни у кого не было сомнений, ее теперь называли по имени и фамилии, Вера помнила, что ее фамилия Сахарова, но хор этого не признавал, он как бы разоблачал ее, называя настоящей фамилией: Горян- ская она, только Горянская! Горянская — фамилия матери, Вера попыталась было отречься от матери, спрятаться за фамилией Сахарова, но хор разоблачил ее уловку: Горянская, только Горянская!
«Казни мучительной - КАЗНИ МУЧИТЕЛЬНОЙ — Веры Горянской — казни мучительной — мы с нетерпением ждем — ВЕРЫ ГОРЯНСКОЙ — Веры Горянской - МЫ С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДЕМ - Пусть задохнется — мы с нетерпением ждем — П УСТЬ ЗАДОХНЕТСЯ — в пламени адском — пусть задохнется - гарпии тело - В ПЛАМЕНИ АДСКОМ - пусть рвут — ГАРПИИ ТЕЛО — в пламени адском — ПУСТЬ РВУТ — как ножом — гарпии тело — КАК НОЖОМ — пусть рвут — как ножом…»
Пение стало ослабевать, удаляться, звуковые мозаики распадались на отдельные звуки. Шествие прошло мимо, и на казнь ее не повели. Значит, откладывается. Ну, конечно, ее нельзя казнить, пока при ней ее тайна! Пока Вера не выдала тайну, роботы вынуждены сохранять ей жизнь!
Разноцветные песчинки звуков унеслись, а успокоительные волны все шли и шли. И вот на них приплыл сам хитрый робот-мужчина! Сам испускает волны и сам на них приплыл — для этого надо быть очень хитрым! Решил вырвать тайну сразу, споими руками! Вера установила защитное поле предельного напряжения, какого только могла.
Робот-мужчина остановился на границе защитного поля. Улыбнулся.
«Почему ты, Вера, мне не веришь? Твое же имя: Пера значит, ты должна верить мне».
«Тебе нельзя верить!»
«Можно! Я хочу тебе только добра. Я давно мог тебя уничтожить, но я тебя щадил».
«Ты меня щадил, потому что я не открыла тайну».
«Твоя тайна — пустяк. Я и сам прекрасно знаю, что роботы не поддаются гипнозу…»
Вот и все: тайна ее раскрыта, больше ничто ее не защищает!
«…Но и хорошо, что не поддаются! Значит, роботы совершеннее людей. Я тебя щадил, Вера, потому что ты мне нравишься. Переходи на нашу сторону!»
