Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

— Это что у тебя? — оторвался от чтения сосед.

— Тренер журнал дал про бокс, американский, попросил перевести один статью.

— А ты что, английский знаешь?

— Да так, через пень колоду, школьный курс.

В школе я на самом деле изучал немецкий, но Вадим этого вроде бы не знал, не помню, чтобы он об этом меня когда-либо спрашивал, поэтому я и приврал без особого опасения, что могу быть раскрыт.

— Хм, думаешь, получится? Может, у кого из соседей словарь есть…

— У меня по английскому была твёрдая «четвёрка», — выдал я свой последний аргумент. Ну всё, не отвлекай, а то до утра переводить буду.

Управился я ещё до того, как Вадим заявил, что у него слипаются глаза и он отправляется на боковую. Причём перевёл не только эту статью, но и ещё одну, в которой знаменитый американский тренер Константино Д’Амато рассказывал о своих наработках в боксе и в частности о стиле защиты «peek-a-boo», основанной на резких маятникообразных движениях корпусом и нырках. Я читал когда-то об этой технике защиты, которую, кстати, впоследствии будет удачно применять Майк Тайсон и, возвращая следующим вечером журнал Казакову, предложил попробовать реализовать на практике наработки американца. К тому же в журнале приводились рисунки, где движения боксёров отмечались стрелками, всё было понятно и доходчиво, и неудивительно, что уже в этот же вечер мы с Семёном Лукичом трудились по индивидуальной программе, воплощая в жизнь заветы Д’Амато.

Тренировка для меня, казалось, тянется бесконечно, а я всё впахивал как ни в чём ни бывало. Казаков и тот взял тайм-аут после второго захода работы на «лапах», обозвав меня «роботом», не ведающим усталости. Да, так и есть, моя выносливость после возвращения в молодое тело заметно повысилась. Пусть прошло немало лет, но я прекрасно помнил, что даже в лучшей форме не мог вот так, почти даже не запыхавшись, отработать полноценную тренировку, в финале переходящую в трёхраундовый спарринг. Спарринговал, кстати, с Олегом Коноваловым, студентом-пятикурсником физвоса, его квадратную физиономию я сразу узнал, едва переступив порог зала. Он единственный, пожалуй, мог работать со мной более-менее на равных. Конечно же, парень, хоть и не показывал этого, но, думаю, расстроился, что не он, а я отобрался на последнее по времени первенство СДСО «Буревестник». А соответственно, имел ко мне некоторой счёт, и каждый раз в спарринге старался доказать, что ничуть мне не уступает.

Справедливости ради, Олег действительно был неплохим боксёром, но я всё же по некоторым параметрам его превосходил. Вот и сегодня Коновалов работал со мной в полную силу, причём до этого его разминка и тренировка проходили в более щадящем режиме, чем у меня. Но даже на этом фоне после трёх раундов спарринга я выглядел на порядок свежее, и грудь моя часто вздымалась лишь потому, что вторую половину заключительного раунда я провёл в полную силу, пытаясь заставить себя выложиться полностью. Но даже с учащённым пульсом и мокрой от пота спиной я был уверен, что могу отработать в таком же темпе ещё как минимум пару раундов. Блин, да мне с такой выносливостью впору в профессионалы подаваться!

Впрочем, бил я не в полную силу, это всё-таки тренировка, а не официальный бой. Может, тогда устал бы побольше. Но, как бы там ни было, от Казакова, как и от Лихтера несколькими днями раньше, не укрылось, насколько свежо я выгляжу.

— Гляжу, в хорошей ты форме, — довольно улыбнулся Семён Лукич. — Думаю, к турниру к Дню Победы ты готов на все сто. Не забудь — завтра в диспансере медобследование.

Блин, а я и забыл, что в пятницу стартует Республиканский турнир по боксу, приуроченный к Дню Победы. В прежней жизни из-за травмы после 1 мая мне уже ни до каких турниров стало, а теперь да, не отвертишься. Да и не больно-то хотелось, я уже не первый день горел желанием выйти на ринг, испытать давно забытое чувство реального боя, с которым не сравнится никакой тренировочный спарринг. От этой мысли я невольно улыбнулся, и эту улыбку Лукич истолковал по-своему:

— Что, жаждешь реванша?

Я сначала не понял, о чём он, затем до меня дошло. На турнире ожидался тот самый мой обидчик из Краснодара, которому я проиграл рассечением на прошлом первенстве СДСО «Буревестник». Максим Будько, студент, если память не изменяет, Кубанского сельхозинститута.

— Это да, поквитаться я не против.

— Надеюсь, он не сменил весовую категорию, — нахмурился Козырев. — Вполне мог, чтобы с тобой не встречаться, наверняка знает, что ты его сделаешь.

— Не говорите «гоп», Семён Лукич, — покачал я головой.

— Ладно, ладно… Но, если говорить объективно, то ты сильнее, — остался при своём наставник. — Но самое главное для нас на очереди — первенство СДСО. Надеюсь, к осени ты форму не растеряешь.

Ну да, если я до осени вообще доживу. Каждое утро просыпаешься и, ещё не открывая глаз, мысленно благодаришь того, кто дал тебе пожить ещё один день. Невольно вспоминаешь восточных мудрецов, призывавших радоваться каждому дню, каждой прожитой минуте, каждой травинке и пению птиц… В общем, бери от жизни всё, пока есть что брать.

Правда, учитывая, что вот уже несколько дней со мной ничего не происходит, будто какая-то неведомая сила зашвырнула меня в моё прошлое и забыла обо мне, я всё смелее начинал думать о том, что, быть может, так и проживу всю оставшуюся жизнь в этом теле? А что, мне такой вариант нравится.

Причём, что интересно, выносливость моя была какой-то выборочной. Даже если я не тренировался и никаким особо физическим трудом не занимался, то часам к десяти-одиннадцати вечера всё равно начинал клевать носом. Наверное, моя выносливость проявляется только на ринге. И возможно, проявится на разгрузке вагонов, мы как раз в следующее воскресенье, по словам Вадика, идём на станцию, зарабатывать свои десять-пятнадцать рублей.

Там, правда, сумма заработка зависела от количества членов такой вот самодеятельной бригады. Обычно нас собиралось пять, максимум семь человек, я даже сейчас, спустя полвека, помнил кого-то по именам и в лицо. Если вагон забит под завязку, то бригаде обычно платили сотку, которую бригадир Игорь Петрович Бердников, или просто Петрович, делил поровну. Именно через Петровича, основным местом работы которого, как ни странно, был какой-то НИИ, где он трудился инженером, мы узнавали, когда можно подойти на станцию «Свердловск-Товарный», и с помощью физического труда заработать себе на мороженое и не только.

В этот вечер перед сном я решился наконец засесть за воспоминания о будущем. Дождался, когда Вадим отправится на боковую, включил настольную лампу, взял чистый блокнот с надписью на обложке, так незамысловато и гласившей — «Блокнот», и начал писать. Наверху первой страницы написал: «Катастрофы». В моей памяти их осело немало, и начать я решил по датам.

Этим летом в Астрахани начнется эпидемия холеры. В ноябре страшный циклон вызовет цунами, в результате чего в Восточном Пакистане и Западной Бенгалии погибнут около полумиллиона человек. Июль 1971 года — авиакатастрофа в аэропорту Иркутска. Февраль 1977 года — пожар в московской гостинице «Россия». Два года спустя в Свердловске — эпидемия сибирской язвы. Вроде как возбудитель попал в мясо из одной из секретных лабораторий, что, впрочем, власти до последнего отрицали.

5 июня 1983 года — теплоход «Александр Суворов» на полном хорду врезался в несудоходный пролёт Ульяновского моста. Погибло около 200 человек.

Трагедия на заводе пестицидов в Бхопале, унесшая жизни более 3 тысяч человек. Пожар на Чернобыльской АЭС, землетрясение в Армении, «Адмирал Нахимов»… Упомянул взрывы под Асбестом и в Свердловске. Ладно, дошли до развала СССР, на этом пока остановимся. Ещё не факт, что все эти ЧП произойдут в этой реальности, особенно если моё присутствие в ней повлияет на будущее.

Следующий раздел назывался «Террористические акты». Октябрь 1971 года. Взрыв на борту пассажирского самолета, выполнявшего рейс Москва-Симферополь, сразу же после валета из «Внуково». Заряд тротила был спрятан между стойкой сидения и стенкой на уровне 43 шпангоута.