Солдат никому не пишет (СИ) - "Маркеллиан Летучий"

— Стать разбойниками с большой дороги?! — возмутился Олфирр, стоявший в стороне у костра, но подслушавший благодаря острому морфитскому слуху беседу и решивший окончательно разобраться в вопросе.

— Ну, не совсем, — несколько смущённо ответствовал Рохард, — мы просто будем по мере необходимости взимать нужные для пропитания вещи.

— Какой ещё из Людбина разбойник?! — одномоментно с Рохардом выпалил Кинрир.

— Обыкновенный, — без тени смущения спокойно ответил Олфирр и обратился к Рохарду: — А если мы будем «взимать» необходимые нам вещи, то чем же мы будем лучше разбойников и этих самых воров, от головорезов которых мы сейчас убегаем за горы, прочь из Отчизны?

— Тем, что мы будем заниматься этим не пали наживы, а во имя высокого дела. Иногда приходится чем-то жертвовать, чтобы чего-то достичь.

— Вот именно, что чего-то. А чего именно? Будет ли, в конечном счёте, стоить результат затраченных на него усилий? Да и вообще: не превратимся ли мы сами, под час борьбы, незаметными образом в наших же врагов?

— Мне кажется, я никого арканом не тащил за собой, и выбор встать на стезю освободительной войны был добровольным. Если у кого-либо возникли сомнение относительно выбора, то он волен решать свою судьбу сам, — жёстко отмолвил Рохард. — Мне не нравится мысль о разбое не меньше твоего, Олфирр, но я отчётливо понимаю, что иного пути нет, что мы не можем отступить, что сделанный нами выбор обязует идти до конца, несмотря на затраченные усилия и жертвы. Иного выхода нет.

— Нет, или его просто не желают видеть?

Рохард открыл уже было рот, чтобы возразить, но подбежавший к нему в тревоге повстанец прервал острую нить разговора.

— Тама, оно, стоят, уже — нечленораздельно тарахтел как сорока молодой человек, по-видимому, в состоянии крайнего возбуждения.

— Говори как человек, — несколько грубо прикрикнул Кинрир, — от твоего трескота никакого толка.

Молодой человек бросил смутный взгляд на Кинрира и на секунду замолк, приводя себя в порядок и стараясь немного успокоится.

— Каратели уже внизу, — ядром вылетело сообщение, встревожившее и остальных повстанцев. Вместе с этим молодой человек махнул рукой, указывая, где он заметил противника.

Без слов, все лавиной кинулись к крайнему правому краю уступа и, вытаращив что есть мочи глаза, начали усиленно прочёсывать местность. Долго искать и не пришлось, — у самого начала горной тропы виднелся алый рубин, отчётливо и как-то зловеще мерцающий в сгущающейся тьме сумерек. В перекинутых взглядах было видно нешуточные опасения.

В свете открывшихся обстоятельств, было решено немедля сниматься с стоянки и как можно быстрей перевалиться через горы. В самом крайнем случае, если преследователи проявят упорство, можно будет выбрать удобную узкую расщелину, засесть на её вершине, и расстрелять загнанного в ловушку неприятеля с двух сторон. Оставалось только надеяться, что подобное место найдётся.

Серебристый песок звучно скрипел под сапогами повстанцев, оставляя вслед за ними предательский след, которым неминуемо воспользуется их преследователи. Горные вершины в рассеянном свете луны сверкали таинственными всполохами бриллиантовой пыли. Но мало кому приходило на ум наслаждаться красотами. Нестерпимый холод, несмотря на сопровождение меховых накидок, снедал беглецов от кости до кости, сводя тело в всё растущей и растущей боли. Грудь каждого участника похода периодически судорожно вздымалась, стараясь захватить как можно более воздуха, но как будто не находила его здесь, в облачных вершинах, и после вздоха настойчиво продолжала требовать новой порции кислорода. У некоторых повстанцев, если верить их словам, начались головные боли и головокружение. Вести такого характера мало радовали Рохарда, но ничем помочь он не мог, — иногда приходится смиряться с ударами судьбы, если ставки слишком высоки.

Ближе к полуночи, когда изнеможение членов тела стало нестерпимым и мышцы грозили скоропостижно окончить своё печальное существование, один из молодых повстанцев, склонивший от усталости голову вниз в бездумном созерцании однообразной дороги, заметил, что по снежному покрову тревожно забегали короткие змейки, постепенно всё увеличивающиеся в размерах. Вскоре, вслед за появлением змеек, с юга налетел мощный порыв ветра, заставив весь отряд сморщится от ледяного удара. Первым догадался о причине столь странных событий Олфирр. Окинув взглядом южное небо, он увидел там, что, собственно, и ожидал увидеть.

— Начинается метель! — прокричал он, указывая рукой на густые и тяжёлые свинцовые тучи с молниеносной скоростью несущиеся с юга.

Крик Олфирра столь странно прозвучал в немом царстве необитаемых высот, где, казалось, первозданная тишина никогда не разражалась звуком жизни, что многие из его соратников от неожиданности пошарохались, а два человека и вовсе упали в снег, потеряв равновесие. Предоставив помощь пострадавшим, был экстренно созван всеобщий совет, который должен был решить, какие действие предпринимать далее. Первоначально голос взяли наиболее беспечные члены отряда, с наигранной бравостью заявившие, что солдату, познавшему нестерпимое дыхание смерти в затылок, нечего бояться какой-то там завирюхи, — подует да и только. Чай, не впервой в жизни со снегом сталкиваемся. На это необоснованное заявление Олфирр сразу же обрушил всю тяжесть своего рацио и здравомыслия, указав, что пережить метель в горах не равносильно посиделкам у камина за тёплыми деревянными стенами. Любого, кого метель застигнет врасплох в горах, ожидает лишь адский холод, полное отсутствие видимости, беспорядочные ледяные шипы, осколки камней и сучья ветвей жалами разящие плоть и слепящие глаза, да постоянная угроза быть заживо погребённым под отколовшимися кусками породы, ведь даже равновесие столь маститых гигантов не может противиться не знающей преград силе ветра. Если решено навечно остаться в этих глухих местах, то такой вариант просто идеален.

В последовавшим вслед за этим предложением была выдвинута мысль махом перескочить злосчастный перевал и отдышаться на скральдсонской стороне, за надёжными спинами исполинских гор. Однако и эту идею никак нельзя было принять без риска для жизни, ведь, судя по всему, метель надвигается семимильными шагами, а чтобы достичь безопасного участка придётся истратить солидный запас времени, под час коего их неминуемо настигнет снежный шторм. Не дожидаясь дальнейших прожектов, Олфирр, как признанный глашатай здравого смысла, сам предложил оптимальный, по его заверениям, план действий, заключавшийся в том, чтобы как можно скорее выбрать устойчивый закуток, забуриться в него и закрыться от метели самодельными экранами из шкур. Предложение снискало поддержку большинства, поэтому поиск укромного уголка начался незамедлительно.

Второпях рассекая сухой снег, процессия то и дело кидала косые взгляды на небо, откуда на них стремительно надвигалась карающая длань природы, всё чаще и чаще посылающая свои приветы в виде нахлынывающих морозных потоков. Подогреваемые разгорячёнными нервами, повстанцы на время забыли о холоде и усталости, которые недавно были единственными предметами их внимания. Десятки глаз внимательно обследовали каждый выступ, каждый булыжник, расщелину и трещинку, которая смогла бы оказать им бесценную услугу. В своих поисках они постоянно вглядывались в невозмутимое лицо Олфирра, ища в нём искру одобрения, но уста морфита были крепко сомкнуты, а блеск заинтересованности не возгорался в глазах.

Когда бешеный ветер уже вовсю обжигал спины, а белесовая масса начала слепить глаза и закрывать собой округу, взгляд Рохарда, отчаявшегося было в спасении, зацепился за черневшее вдали отверстие. Не желая подавать другим ложной надежды, он решил покамест оставить свою находку в тайне, — вдруг это лишь скверная шутка воспалённого сознания. Но вытянувшаяся на длинной шее голова морфита, сделавшая его до смешного схожего с цаплей, косвенно подтвердила, что если галлюцинация и имела место быть, то она была общей.

Подбодрив лёгкие, Рохард, прорывая голосом тысячегласный вой ветра, проорал во всю глотку, что впереди лежит пещера, указав взмахом руки её местоположение. Дальнейших приказаний или пояснений давать не пришлось. Все ополченцы как один ринулись к благословенному тёмному отверстию, в этот час более для них прекрасному, чем летняя ночь и взгляд любимой.